|
Ровно 40 лет назад, 5 декабря 1965 года, несколько десятков человек, в основном - студенты московских вузов, пришли на Пушкинскую площадь к памятнику поэту, чтобы потребовать от власти соблюдать право и справедливость. В самом сердце столицы крупнейшей тоталитарной державы прошла первая в советской истории "несанкционированная" публичная манифестация под правозащитными лозунгами. Увы, современному читателю нужно напомнить не только о самом событии, но и о предшествовавших обстоятельствах. В сентябре 1965 года КГБ одержал очередную блистательную победу: многолетние поиски двух злодеев, печатавших за границей повести и рассказы под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак, увенчались успехом. Терцем оказался литературный критик Андрей Синявский, Аржаком - поэт-переводчик Юлий Даниэль. Идеологические диверсанты были арестованы и препровождены на Лубянку. Их ждал суд, проходивший под аккомпанемент газетных статей, где на предателей, двурушников и отщепенцев изливался гнев народа (не читавшего ни единой строчки из их криминальной беллетристики), и многолетние лагерные сроки. Интеллигентская Москва насторожилась и затихла, ловя обрывки слухов и пытаясь понять, что эти аресты могут означать. Не прошло и года, как на пленуме ЦК свалили главного творца и архитектора послесталинской "оттепели" Никиту Хрущева. Чего ждать от новых начальников, не знал никто. Не возвращаются ли политические репрессии? Вряд ли новое руководство так уж хотело запугать либеральную интеллигенцию. Подозреваю, наверху были искренне убеждены: стоит объяснить, что на сей раз по обвинению в "антисоветской пропаганде и агитации" арестовали не людей, ничего и не помышлявших делать вразрез с генеральной линией партии, как бывало в сталинские времена, а негодяев, действительно совершивших "преступные деяния", в которых их обвиняют, - и все сразу успокоются: им-то, лояльным гражданам, бояться нечего. Начальники не понимали, что 12 лет после кончины вождя не прошли даром, представления многих советских людей о лояльности и ответственности за происходящее в стране коренным образом изменились, и далеко не все считают личную безопасность и гарантии от произвольных преследований высшим гражданским благом. И страшно удивились, когда выяснилось, что общественное сочувствие арестованным литераторам не только не пошло на убыль - увеличилось после того, как стало ясно, что их собираются судить за реальные литературные произведения. Но сочувствие сочувствием, а делать-то что? Как может обычный, рядовой советский человек выразить отношение к спектаклю, задуманному властью? Общество уже созрело для того, чтобы не оставаться равнодушным к несправедливости, но еще не знало, какие способы существуют, чтобы его проявить. И тут на сцену выступает новый персонаж - математик, поэт и философ Александр Сергеевич Есенин-Вольпин. Вот уж кому для самоосвобождения не нужно было никакой "оттепели"! Он и при жизни Иосифа Виссарионовича не стеснялся заявлять свои, мягко говоря, неортодоксальные взгляды и читать направо и налево свои явно антиправительственные стихи. Разумеется, он не миновал Лубянки; но, по всей видимости, нахальная смелость и откровенность Вольпина так огорошила следователей МГБ, что они сочли его сумасшедшим (эту ошибку потом не раз повторяли их преемники) и не расстреляли, отправили в ссылку в Караганду. После смерти диктатора он вернулся в Москву, к занятиям математикой и литературой. Громкую известность ему создавали и распространявшиеся в списках стихи, и социальное поведение, после ссылки не ставшее более осторожным. В 1959 году последовал новый арест и два года психушки. С некоторых пор Вольпин стал известен благодаря экстравагантной теории, которую он проповедовал в московских салонах: будто бы для борьбы с несправедливостью, исходящей от государства, достаточно опираться на действующие правовые нормы, провозглашенные этим самым государством. Кто-то посмеивался (ну какого соблюдения права можно требовать от государства-убийцы, застрелившего практически без суда сотни тысяч граждан и мучившего миллионы в лагерях безо всякой не только вины, но и внятной причины?), но кто-то, особенно молодежь, и прислушивался. Все это вылилось осенью 1965 года в машинописную листовку, озаглавленную "Гражданское обращение", призывавшую к немыслимому: выйти в 6 часов вечера 5 декабря, в День Конституции, на митинг под лозунгом: "Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем" (уже на площади к нему прибавился еще один: "Уважайте Конституцию Союза ССР"). "В прошлом беззакония властей стоили жизни и свободы миллионам советских граждан. Кровавое прошлое призывает нас к бдительности в настоящем. Легче пожертвовать одним днем покоя, чем годами терпеть последствия вовремя не остановленного произвола", - говорилось в обращении. Листовка ходила по рукам, вывешивалась в вузах, и нашлось несколько десятков молодых людей, которые последовали призыву. Разумеется, площадь была запружена оперотрядчиками; плакаты тут же вырвали из рук митингующих; особо активных (Вольпина в их числе) растащили по отделениям милиции. Потом были долгие разборки в факультетских комсомольских организациях, кого-то выгнали из ВЛКСМ, кого-то из вуза. Арестов не было; видимо, КГБ, который прекрасно знал о готовящейся акции, не придал ей серьезного значения. Кучка молодежи, собравшаяся по призыву чокнутого математика, - ну как отнестись к этому всерьез? Во всяком случае, опубликованная в сборнике "Пятое декабря", выпущенном обществом "Мемориал" к 40-летию "митинга гласности", записка председателя КГБ Семичастного в ЦК КПСС трактует произошедшее именно так. Семичастный оказался не прав. Прав оказался Есенин-Вольпин. С 5 декабря 1965 года в стране начался новый отсчет времени. Историки единодушно называют эту дату днем рождения правозащитного движения в СССР, и они правы: недаром в течение многих лет начиная с 1966-го московские правозащитники 5 декабря собирались на Пушкинской площади на "молчаливый митинг" в знак солидарности с жертвами политических преследований. Снимали шапки, молчали несколько минут и расходились. Но при всем уважении к правозащитному движению, действительно сыгравшему ключевую роль в возникновении в СССР независимой общественности, то, что произошло в Москве 40 лет назад, я бы рискнул назвать не только днем рождения этого движения. Это день возрождения. Возрождения российской гражданственности. И, несмотря на то, что сегодня о "митинге гласности" помнят немногие, я уверен, что эта дата никогда не будет забыта. Об авторе: Александр Даниэль - историк, член правления Международного общества "Мемориал" См. также по теме на портале "Права человека в России" (Hro.org): 1965-2005: к 40-летию митинга гласности в Москве Александр Даниэль Источник: Портал "Права человека в России" с ссылкой на "Известия"
Опубликовано: 06.12.2005
http://www.hro.org/ngo/articles/2005/12/06.php
|
