 |
Иногда мне кажется, –хватит. Хватит писать, говорить, что-то доказывать. Нужно просто делать то, что ты считаешь нужным делать вместе со своими друзьями. Потом что-то выбивает из колеи и вновь начинаешь доказывать и рассказывать.
Сегодня я внимательно смотрела пресс-конференцию нашего президента. Услышала два вопроса о Чечне, услышала его ответы, он говорил то, что нам всегда говорят о Чечне. Что мешало им (чеченцам) установить порядок, когда они были фактически самостоятельными и что зачистка –это собственно проверка паспортного режима, а если и случается, что федералы ведут себя неправильно, так это все в ответ на провокации. Президент говорил: “Скажите хотя бы спасибо, что сегодня в Чечне не режут головы”. Голос был ровным и скучным, а я думала: “Ну почему мой президент не хочет быть со мной чуть откровеннее, почему он не хочет немного поразмышлять со мной о случившемся?” И я вспоминала, вспоминала, вспоминала...
Жара, солнцепек, тяжелый горячий воздух, застревающий в горле и никак не проходящий дальше в легкие. Блеклая сухая трава, даже уже не помнящая, когда она была зеленой. Две грязно-зеленые палатки и синий навес-место, где мы голодаем. Мы –это 42 человека чеченской национальности и я- русская, 43-я. Вокруг палатки, палатки, палатки и день такой долгий , долгий, долгий... Голодать трудно и день такой бесконечный... Ждешь, ждешь вечера в надежде уснуть и не чувствовать хотя бы ночью духоты, головной боли и голода. Чувствуем себя все неважно, это потому, что мы лишены возможности делать необходимые при голодании процедуры: массаж, водные процедуры , пить дистиллированную воду и т. п. У всех интоксикация, у меня тоже, дико, без перерыва болит и кружится голова, давление 180 на 110. Время от времени кого-нибудь увозят в больницу, чаще всего тех, кто не в силах сопротивляться. Сегодня увезли Лизу, с которой я успела подружиться, в больнице и Раиса, с которой меня связывает давняя трогательная история. Со мной моя дорогая Айшат из Дагестана. Тихая, умнющая, упрямая и деловая Айшат. Я знаю как тяжело ей было решиться приехать. Мы приехали с разными целями. Правоверная мусульманка Айшат объясняла мне , что уразу держать можно только во славу Аллаха, а так голодать нельзя, нужно молиться . Она хотела уговорить своих чеченских сестер прекратить голодовку, а я ехала , чтобы не есть рядом с ними. И мы ехали в маленькой машине такие родные. Мы держали друг друга за руки, разговаривали, и я в сотый раз благодарила Всевышнего, что Айшат есть в моей жизни.
Айшат плачет. Я никогда не видела ее плачущей. Непривычно, но мне так легче. Я перестаю стесняться своих красных глаз и чувствовать себя истеричкой. Рассказываем женщинам о себе, много узнаем об их жизни. Маленький сын Луизы читает нам стихи: о русской журналистке, погибшей в Чечне, о Новом годе , начавшемся с бомбежки.
Подружилась с Умалтом. Худой с блестящими глазами, на костылях, он спрашивает меня : “Может в жизни все еще будет?”. И я киваю ему и опять плачу. Он читает мне стихи по-чеченски, а я пользуясь его подстрочником перевожу на русский. И это делает нас близкими, понимающими друг друга. И он долго благодарит меня , а я стесняюсь его благодарности.
Я достаточно много знаю об обычаях и религии мусульман, но впервые вижу тут общую молитву зикр, которая производит на меня завораживающее впечатление. Завораживает движение мужчин по кругу, их отрешенные лица, их пение и мне кажется вдруг, что я понимаю каждое слово.
Приехал Мой друг. Он увез меня к детям, с которыми я работала в прошлом году в Абхазии. Мы навестили несколько семей, все пытались меня накормить. Голодная я купалась в любви и приветливости и иногда мне даже казалось, что это не просто кавказская приветливость, а уже личное ко мне отношение. Уговоры покушать мучат меня целыми днями, я даже немного раздражаюсь, но держусь. Держусь, зная что наши усилия бесполезны, что мы ничего не добьемся.
Возле палатки для голодающих вертятся дети. Некоторые меня уже знают. Мы играем и я окончательно выбиваюсь из сил. Дети не знают обыкновенных детских игр, зато много знают о минах и бомбах. Дети спрашивают меня : “Вы живете в домах?”. Я сначала не понимаю, а потом опять плачу. Дома для детей из палаток какой-то другой параллельный мир, и люди, живущие в них какие-то другие люди. Дети нервные, часто плачут, даже мальчики.
Мне трудно голодать, у меня нет даже кровати, я не лежу, а пытаюсь разговаривать, консультировать, помогать. Вижу, что многие откровенны со мной и хотят поговорить. А одна женщина сказала, что я им как витамин для души, а я пытаюсь им объяснить, что я психолог и в этом все дело. Но мне приятна эта оценка. А вообще чеченцы на мой взгляд слишком снисходительны ко мне и преувеличивают мои заслуги.
Приехали Зайнаб и Аня Политковская. Боже мой! Как я купаюсь в лучах аниной славы. Люди подходят, благодарят ее . дети несут мороженное. И все (и я тоже доселе не видевшая Аню живьем) восхищаются ее красотой и скромностью.
Поехали навестить тех, кто уже в больнице. И вдруг шум, крики, и мне объясняют, что пытаются увезти парня из реанимации. Я бегу вместе со всеми, женщины в истерике, они кричат, бросают камни в машины, а ОМОН овцы стоят сытые и улыбчивые и стреляют вверх время от времени , а я боюсь и уйти не могу и сажусь на бордюр закрыв голову руками и опять плачу. И такой жуткий контраст- истерзанные, истощенные истеричные чеченки и здоровенные спокойные парни. Паренька увезли, он еще без сознания после операции, и я не знаю кто он . но я знаю, что так нельзя. И если кто-то на моих глазах так поступает с беспомощным и больным, как я могу быть спокойна за себя, за своих близких живущих в этом мире?
А чеченцы словно добить меня хотят своим вниманием, участием, добротой и сочувствием в моих маленьких житейских проблемах. И они так внимательны, что я рассказываю им о своих смешных неурядицах.
Пришла Айна . И опять страшный рассказ о чеченском житье –бытье, страшный и однообразный , меняются только фамилии и названия населенных пунктов все остальное одно и то же, одно и тоже, одно и тоже. Голова кружится, болит и рассказы я эти все знаю, я ухожу за палатку и опять плачу и опять не знаю, что делать. Подходят какие-то журналисты и спрашивают зачем я здесь, я что-то говорю, не совсем то и не совсем так.
Ощущение легкости в теле, ощущение странной легкости и решительности .И понимание того, что вся эта затея с голодовкой ничего не даст, и странная решимость продолжать ее.
Меня часто спрашивают : “Чего ты так беспокоишься о том, что творят на войне наши, русские, ты думаешь чеченцы меньше зверствуют?” Я отвечаю: “За свои грехи они ответят перед своим Богом.А я не хочу стыдится действий моих соотечественников, я бы предпочла гордится ими”
А тут зачистки в Серноводске и Ассиновке. Множество людей пришли в лагерь беженцев и рассказали о том, что произошло. Фатима и Анна поехали на пост Кавказ 1, куда пришли люди из Ассиновки. Я думала : “Что случилось? Откуда эта новая волна насилия?” Мы слушаем человека из Серноводска. Он в шоке, его нельзя остановить. Когда кто-то задает вопрос ,рассказчик просто не слышит его, взгляд остекленевший, наверное перед глазами пережитое. Он говорит, говорит, говорит, быстро и ясно, словно боясь, что его вот-вот перебьют и он не успеет сказать главного. Он говорит, что война всегда была где-то рядом, не задевая его. Да , он выехал из Грозного, но в семье все живы-здоровы и в Серноводске он живет неплохо, работает, детей растит. “ Сегодня я понял, что война достала и меня”-сказал он. А я подумала, что вот он ответ на вопрос, что я делаю здесь. Война достанет и меня и другого и третьего. Она прийдет страшно и неожиданно и глупо надеяться, что тебя в это время не будет дома.
Несколько сотен мужчин схватили при зачистке. Их пытали и просто били. Их насиловали. Унижали их жен, срывая косынки и украшения, раздевали догола стариков, солдаты кололи себе наркотики, забирали из домов еду и теплые вещи. Поблажки не было и людям лояльным к власти- чиновникам и милиционерам. Правда, били их несильно. Я не могу повторять все, что услышала, но когда я слышу о том, что такие действия единичны и спровоцированы, я понимаю. что уже ничего не понимаю, и остается только одно: нести свой крест на Голгофу, как бы он не был тяжел, смиренно сносить плевки и побои , а ощущение собственной правоты -это главное. .
Сегодня во время пресс-конференции я поняла, что все будет так как есть. Идет война, где-то потерявшая свое начало и не имеющая конца....
Людмила Павличенко. Ростовская область-Слепцовск, июль 2001 г
|
