|
|
24-01-2002
Людмила Павличенко
|
|
" Мне стыдно" (Неудавшееся путешествие из Ингушетии в Грузию)
Мы в Слепцовске. Ищем маршрутку, следующую в Хасавюрт через Чечню. Автостанция ободранная и мирная. Автобусики с тревожными названиями Хоттуни, Грозный, Ачхой –Мартан, в которых мне слышатся разрывы снарядов, грохот выстрелов. В автобусах много людей, они живут, передвигаются, и я стараюсь не волноваться. Когда мы находим нужный транспорт, я надеваю кофту с длинным рукавом, косынку и вижу одобрительные взгляды своих спутников. Мы проезжаем пост “Кавказ-1”, это мне не впервой ,но всегда присутствует какая-то тревога. Мы едем, я вижу дома со странными повреждениями-ранами, теперь я знаю, что это война. Снесены крыши, отверстия от разрывов бомб. Почти все дома требуют ремонта. Правда есть и приметы мирной жизни: маленькие кафешки, рыночки с убогими навесами, страшненькие ларечки. Людей на улицах очень мало. И это тоже странно, тревожно…
Нельзя быть спокойной , когда едешь по этой дороге! Чечня… Когда мы заехали в Гудермес, я увидела много разрушенных домов, сюрреальные пятиэтажки , с тремя-четырьмя уцелевшими квартирами и в них шторки, цветы на окнах -жизнь. Сердце сжимается,
мне почему-то стыдно…
Очень много постов по дороге. Водитель загодя наменял червонцев и подавал их вместе с документами. Ребята на постах- спокойные, почти приветливые, некоторые благодарят по- чеченски, что вызывает злой смешок у пассажиров.
А мне почему-то стыдно…
Приехали в Хасавюрт. Взяли такси и почти четыре часа ехали к таможне. Около таможни странный тревожный говорок -делятся опасениями, опытом, еще чем-то, что может сгодиться при переходе.
Людей немного, лица тревожные. Я не волнуюсь, у меня нормальный паспорт, нет запрещенных к вывозу предметов и я даже не чеченка. Вопрос “Сколько у вас денег?”-, звучит несколько раз, но порадовать мне таможенников особенно нечем. Нас заставляют взять какую-то квитанцию, страховка что ли и просят взамен 50 руб. Я пытаюсь выяснить что это, таможенник-дагестанец долго смотрит на меня , я ухожу без ответа.
Мне почему-то стыдно…
Российскую таможню проходим с потерями, у Раисы и Лизы какой-то непорядок в документах. Мы продолжаем путь втроем. Маленькая наша компания трогательно боится растерять друг друга. На азербайджанской таможне вопрос тот же , о деньгах. Я прохожу быстро, ребята немного задерживаются , впрочем, как все чеченцы. Когда они выходят я облегченно вздыхаю, мы опять вместе. Нас встречает, посланный друзьями Вагиф, на просторной красивой машине. Тоита сразу засыпает, а мы с Абдуллой, оказывается , имеем один недостаток- не можем спать в транспорте. Мы пытаемся тихонько беседовать, но разговора особенно не получается, Абдулла рассказывает о своей жизни,
а мне почему-то стыдно,
а еще лень, усталость, да и Абдулла не очень-то ко мне расположен. А может это просто чеченская строгость в обращении с женщиной. К утру , он не так строг и мы за завтраком говорим о жизни и смерти, любви и нелюбви, о войне, судьбе и мне хочется сказать
: “Прости меня за эту войну”…
Солнце всходило...Пейзаж был прямо неземной: желтые пологие горы, опоры линии электропередач, какой-то странной формы дополняли его. Мы сидели за столом на самой высокой точке перевала ,и Вагиф показывал, куда мы должны приехать. Не хотелось вставать и уходить куда-то от красиво порезанного сыра, прозрачного меда, белого лаваша. Разговор постепенно затихал ,и все мы смотрели вдаль, и тут оказалось, что у нас с Абдуллой еще один общий недостаток: боязнь высоты.
Еще полдня и мы на азербайджанской таможне. Потери были и там, Правда, не в людях, в деньгах. И наконец нас отделяют от Грузии 50 метров нейтральной полосы. Тревоги почти нет, но вдруг выясняется , что меня не пропускают. Не помогают уговоры, деньги, которые друзья предлагают уже с грузинской стороны. Визовый режим действует! Он надежен и чеченские боевики ни за что не проникнут на территорию России! Радуясь надежности границ, я возвращаюсь в машину к Вагифу. Мои чеченские друзья с растерянностью смотрят мне в след. Итак двое из пяти на территории Грузии и готовы пройти по ней Маршем Мира, для чего мы собственно и были направлены единомышленниками . Нас могло быть бы и побольше, но собранных денег хватило только на пятерых. “Ничего-, уговариваю я себя, в Тбилиси чеченцев много, поддержат” Вдруг я ощутила жуткую усталость, раздражение, страх. Как я отправлюсь в такую дальнюю дорогу одна? Умылась под колонкой, не помогло. Казалось на мне пуд пыли, хотелось помыться, переодеться, поесть. Водитель сочувствовал мне, а я вдруг как-то быстро успокоилась, подумав : “Господь не дал мне пройти в Грузию, видимо у меня другая задача”. Я смотрела в окно, видела дома, людей, горы.
Баку опять проехали ночью, впечатление чего-то огромного , разного. Пересела в другую машину. Опять тревога. Ночь, а рядом трое незнакомых мужчин, один из которых явно нетрезв. Пыталась дремать. Наконец таможня, 3 часа ночи. Здесь не так страшно, несколько женщин и мужчин сидят в кафе. Спрашиваю у женщин, когда смогу уехать в Хасавюрт, и узнаю радостную весть: автобус с “челноками” на таможне. Быстро прохожу таможню и прошусь в автобус. Сую деньги водителю и быстро прохожу. Сесть негде, автобус спальный. Умащиваюсь на полу, неудобно, но зато я не одна. Отдаю свой паспорт ,и водитель идет оформлять проезд. Сидеть неудобно, я злюсь, неужели никто не подвинется, не позовет меня сесть удобнее? Где их кавказская хваленая приветливость.? Как стрела в сердце догадка :я - русская, а в автобусе большинство чеченок.
Мне стыдно…
. Не в первый раз получая за весь русский народ, я стаскиваю с головы косынку -наивную попытку быть своей. Смилостивийшийся шофер кое-как пристраивает меня в самом конце автобуса и я вытягиваюсь и молю Бога за его здоровье. Дорога на Хасавюрт неимоверно долгая, останавливают на всех постах ГАИ. Все проснулись , пили чай, никто не разговаривал со мной . И хотелось закричать, что я своя. И захотелось, чтобы был сейчас рядом кто-то из тех чеченцев, кто знает и любит меня . Я вдруг ясно поняла, что тех, кто любит меня гораздо меньше, чем этих, кто не говорит со мной.
Спаленный солнцем Хасавюрт встретил базарным шумом. Едва добралась до места, откуда идут маршрутки на Чечню. Болела голова. Маршрутки в Назрань не было , и я решила ехать в Гудермес. Почему я не уехала из Хасавюрта домой, в Ростов? Я видела свой автобус. Я как-то неосознанно, не облекая в слова свое решение решила проехать путь по Чечне одна.
Разбитый Гудермес встретил настороженно. На вопросы не отвечал, присматривался. Я подумала: “Не вернуться ли в Дагестан?”. Не могу понять себя, как бабочка на огонь летела я и не могла остановиться или сменить направление. Ищу попутчиков, спрашиваю. Лейла едет в Грозный, ей сказали, что там в тюрьме ее деверь, которого они ищут несколько недель. Она спрашивает : “Ты умеешь ходить по городу?” Что просто городом называют Грозный , я уже знаю, а вот вторая часть фразы мне не понятна. Лейла подходит к другим с этим же вопросом, находит наконец , того кто умеет и возвращается ко мне объяснить, что Грозный совершенно разрушен и ориентируются в нем только те, кто никогда не выезжал, и все разрушения происходили у него на глазах Она сидится в машину, а я опять одна . Наконец едем. Попутчики мужчины и одна женщина. Она громко, не давая перебивать себя рассказывает о “подвигах” русских в Чечне.
Было стыдно .
Я сочувственно кивала головой .. Голос ее как голос прокурора на суде, а я была обвиняемой, которой нечего сказать в свою защиту.
Было стыдно.
Страшная мысль жила в воспаленном мозгу: если сейчас со мной что-нибудь случится , это будет исполнение справедливого приговора. Я встряхнулась и стала говорить тоже, перебивая . Ее глаза становились теплее. Проехали Наурский район, Чернокозово, Горагор. Попутчица как экскурсовод вела свой страшный рассказ о том, кого и когда здесь убили. Неделю назад в Щербинах перерезали горло следователю и его сыну-участковому, из дома их вызвали русские, на этой дороге нашли убитого пастуха из Самашек, а здесь , выброшенного из собственной машины строителя, его напарников потом нашли в грозненской тюрьме, искалеченных. В Чернокозово длинный забор с колючей проволокой. Седа кивает: “Здесь”. И я понимаю, что она имеет в виду. А потом она рассказывает о жизни в собственном селении, как на ночь вся улица собирается в один дом, как прячут остатки имущества от российских солдат, как делят скудную еду. А потом она говорит : “ Мы живем , наступив на смерть”, и смотрит на меня пронзительным синим взглядом.
И мне опять стыдно…
Страшная экскурсия закончилась. И вот я вхожу в подъезд , где наш офис и говорю себе: “Я это сделала! Я проделала этот путь.” И я поняла, что Господь вернул меня одну , чтобы некому было поберечь меня и чтобы я услышала от Седы в конце пути: “ Я ненавижу вас русских” И чтобы мы обнявшись заплакали обе -она от своей ненависти ,
а я от стыда.
Людмила Павличенко. Август 2001 года
Назрань- Хасавюрт –Баку -почти Тбилиси- Баку- Хасавюрт-Гудермес -Назрань
|
|
|
Discuss: |
[an error occurred while processing this directive]
|
[an error occurred while processing this directive]
|
|
|
see also: |
|
|