"Миссия невыполнима":
женские стратегии политического участия

Людмила Попкова,
доцент кафедры зарубежной истории, кандидат исторических наук,
директор Центра гендерных исследований Самарского государственного университета

Гендерное измерение политических процессов трансформации посткоммунистических обществ привлекает все большее внимание российских и зарубежных исследователей (Buckley, 1997; Daskalova,2000; Gail, Kligman, 2000; Racioppi, O' Sullivan See, 1997; Sperling, 1999). Проблемы политической самоорганизации российских женщин, женского общественного движения, а также их стратегии в борьбе за увеличение женского представительства в структурах власти сравнительно недавно стали предметом гендерного анализа в отечественной науке (Айвазова, Кертман, 2000; Здравомыслова, 1996; Константинова, 1998; Кочкина, 1999). Политическое представительство женщин на федеральном и на региональном уровнях власти остается чрезвычайно низким. По мнению российских исследователей, здесь действуют общепризнанные мировые барьеры. К ним относятся гендерные различия в политической социализации, обуславливающие слабую мотивацию женщин к данной активности. Неравномерность в распределении разного рода ресурсов, которые могут быть использованы мужчинами и женщинами, ограничивает политические возможности женщин-политиков. Третьим существенным фактором являются особенности женского жизненного пути, требующие единоличной ответственности женщин за воспитание детей и ведение домашнего хозяйства (Темкина, 1996). К перечисленному исследователи добавляют наличие дискриминации, проявляемой в нежелании предоставлять женщинам ключевые посты в партийных организациях и органах власти, а также доминирование традиционных гендерных стереотипов, диктующее недоверие к женщинам-политикам. Исходя из мирового опыта, особую значимость в этой ситуации приобретает степень развитости и размах женской гражданской активности. Поэтому слабость независимого самостоятельного женского движения в России практически исключает не только рекрутирование женщин-политиков из сферы общественного активизма, но не дает возможности артикулировать проблему прав женщин в публичном дискурсе.

Изучение политической и общественной деятельности женщин на примере Самарского региона ставит серьезную проблему: каковы мотивация, задачи и стратегии политической активности женщин-участниц политического процесса, каковы их политические и социальные идеалы, приоритеты и интересы, какие социальные практики они применяют. Исследование было проведено на основе использования методов лейтмотивных фокусированных интервью с лидерами и участницами общественных организаций, депутатами и кандидатами в депутаты разных уровней законодательной власти, представителями региональной административной элиты. Кроме того, был осуществлен анализ документов организаций и текстов публичных выступлений.

Динамика политической активности женщин в Самарском регионе во второй половине 1990-х гг. подтверждает общероссийскую тенденцию гражданской и политической "демобилизации" масс. На выборах во Вторую Государственную Думу в 1995 году количество женщин среди кандидатов в депутаты составляло 11%; на выборах в Губернскую думу в 2001 году их оказалось около 7%; на выборах в Третью Государственную Думу в декабре 1999 года их было 5%. В 1999 году из 3 женщин-кандидатов одна добилась победы, пройдя в Государственную Думу по одномандатному округу. В 2001 году 2 из 11 кандидаток стали депутатами Губернской думы. На уровне местного самоуправления в городе Самаре формальные показатели женского участия в процессе принятия решений более впечатляющие: из 18 депутатов Городской думы, избранной в 2000 году, - 8 женщин. Что касается организованной общественной активности, то здесь статистическая картина такова. Среди зарегистрированных на территории области 2000 неправительственных организаций около 17 организаций были отнесены в 2000 году к женским НПО. Всего в Министерстве юстиции РФ зарегистрировано 600 женских НПО по всей стране, но часть этих организаций с самого начала существовала только на бумаге, другие давно прекратили свое существование, третья часть региональных организаций, являясь филиалами, не вела самостоятельной политики. Для проведения исследования женского движения в Самарской области удалось выявить только 5 реально существующих и действующих женских НПО. Исследование политической и общественной активности женщин в значительной степени определяется контекстом изучения принципиальной проблемы постсоциалистического развития России: какие стратегии индивидуализации общественно-политических действий способствуют реальному продвижению страны на пути к гражданскому обществу и утверждению демократических политик, в том числе политики гендерного равноправия?

Анализ интервью позволил достаточно определенно выявить две группы региональных политиков в зависимости от их понимания задач женского представительства во властных структурах, а также отношения к принятию решений в целом. Интерпретация собственного политического участия отражает, во многом, два возможных подхода к женским политическим стратегиям и оценке их эффективности.

Первый, условно названный "профессиональный" или гендерно-нейтральный подход, идеологически связанный с либеральным направлением в мировом женском движении, основан на признании принципов гендерного равноправия и отсутствия гендерных различий в политической сфере. Преодоление структурных и ситуационных барьеров ведет, по мнению его сторонниц, к преодолению маргинализации женщин в политике и позволяет им полноправно, т.е. одинаково с мужчинами, участвовать в управлении. Поэтому ориентиром в их политической деятельности должен стать исключительный профессионализм и поиск партийно-политических союзников. Второй, "материнский" или гендерно-чувствительный подход к политическому участию, акцентирует гендерные отличия в предпочтениях, ценностях, приоритетах и стратегиях женщин- политиков и особую роль и "предназначение" женщин во власти.

Наиболее многочисленной в нашем исследовании стала первая группа политиков, отстаивающая гендерно-нейтральный подход к интерпретации собственной деятельности. По их мнению, в политике не может и не должно быть ни особых женских интересов, ни женского типа лидерства (и соответственно некой специфической роли женщин в политике). "Нет особых женских и мужских интересов, есть общие для всех проблемы, которые надо решать. Различий между мужчинами и женщинами в политике должно быть как можно меньше. Точно так же не существует женского и мужского стиля в политике" (председатель законодательного комитета Губернской думы). Отрицание необходимости проводить специальную политику с учетом гендерных различий в большинстве случаев артикулируется как нежелание снижать планку своих политических амбиций. Поскольку "особые" женские интересы ассоциируются в общественном сознании либо с опытом советского государственного патернализма, либо с исключительно женской ответственностью за "непрестижную" социальную сферу, то политика с "женским лицом" оказывается, в их глазах, тождественна слабости, некой ущербности, неполноценности и вторичности.

Большинство депутатов этой группы стремились лоббировать в законодательных органах власти свои профессиональные интересы (главврач детского лечебного центра, ректор негосударственного вуза, глава фирмы). В качестве главного и единственного барьера их политического продвижения все респонденты единодушно признавали социально-психологическую специфику традиционной политической социализации женщин, не ориентирующей их на целенаправленную, активную, независимую деятельность и потому создающую неверие в собственную политическую эффективность. "Когда мне впервые предложили баллотироваться, у меня были комплексы, привычные для наших женщин: куда же я иду, там серьезные, умные, умные мужчины. Когда меня выбрали, я послушала и поняла, что я ничем не хуже, а может и лучше. Появилась уверенность в собственных силах" (депутат Городской думы). Трудность сочетания профессиональной карьеры и семейных обязанностей также затрудняла политический выбор.

Политики-"профессионалы" отрицали наличие дискриминации и гендерного напряжения в политических институтах. Упоминание дискриминации имеет, по их мнению, связь с советским "эмансипационным" прошлым, когда практика партийно-номенклатурного выдвижения и квотирования дискредитировала идею женского лидерства. Этот тип воспроизводил образ послушного, зависимого политика, опекаемого сверху. "Считаются с теми политиками, которые имеют силу характера и воли. Если человек сопротивляется, то вряд ли его можно стереть с земли. Не важно мужчина это или женщина. А если политика соглашательская, то депутат становится постепенно серым, незаметным" (депутат Городской думы, преподаватель). Пришедшие в политику после того, как состоялась их профессиональная карьера, женщины этой группы дистанцируются от советского опыта "символического" женского представительства, подчеркивая свои индивидуально-личностные заслуги в достижении успеха. Признание факта "особого" отношения к ним они приравнивают к "разыгрыванию женской карты, в политической борьбе и потому считают недостойным для своей практики".

По мнению политиков этой группы, в настоящее время для России более актуальны принципиальные вопросы утверждения демократии и эффективной экономической системы. Поэтому более важным для своей политической карьеры они считают сферу не групповых, а общегражданских интересов. По их утверждениям, они ориентируются на образованную, передовую часть избирателей, которая желает видеть у власти профессионалов, умеющих выстраивать как социальные, так и экономические стратегии. Именно поэтому на выборы они шли как независимые кандидаты.

Для политиков этой группы женское политическое участие как проблема не представляется актуальным. Медленные темпы продвижения России по пути демократизации, создания гражданского общества и решения проблем гендерного равноправия "нейтральные" и "независимые" женщины-политики объясняют нехваткой в политике "умных, образованных, принципиальных людей с осознанной граждански активной позицией". Увеличение численного представительства женщин не меняет, по их убеждению, характер власти, поскольку сами по себе женщины не вносят специфически позитивного видения проблем и не способствуют принятию социально значимых решений. "Я считаю, что половой признак изначально не несет в себе плюс или минус. Самарская Городская дума - это достаточно редкое явление, где на момент избрания половина депутатов были женщины. Но количество не всегда переходит в качество. Важно, на что они ориентированы. Когда существовали квоты, то женщины часто приносили не свое позитивное, а подстраивались под мужчин. Женщины у нас более податливы, они чувствуют благодарность, что их выбрали. Многие женщины легко уговариваются, легко покупаются. У нас еще беда, у политиков - они, достигнув определенного уровня, перестают кого-либо слышать" (председатель бюджетного комитета Городской думы). Доказательством своего тезиса автор этого утверждения считает тот факт, что шесть женщин пришло в Самарскую Городскую думу из традиционных женских сфер - здравоохранение и образование - при этом все они, кроме нее, послушно голосовали за предложенное мэром города сокращение расходов на медицинское обслуживание населения при одновременном увеличении расходов на бюрократический аппарат. Послушные депутаты обоих полов превратили орган самоуправления в карманную организацию при аппарате исполнительной власти.

Представители второй группы политиков, в противовес первой, настаивают на том, что женщины имеют особые интересы и в силу своей "природы" призваны изменить характер всей политической власти в стране. Гендерно-чувствительная интерпретация женского политического лидерства основывается в данном случае на эссенциалистской концепции особой, биологически детерминированной женской сущности. Ключевыми в предвыборной риторике женщин этой группы становятся словосочетания "женщина-мать" и "женщина - хозяйка дома". На этой идеологии строятся их политические стратегии. Соответственно под особой "миссией" женщин в политике понимается традиционная сфера женской ответственности - социальная и семейная политика. Закрепляя единоличную ответственность за неблагополучие в этой сфере за женщинами, "женщины-хозяйки" объявляют мужчин неспособными решать эти вопросы в силу своей "природы". "Я уверена, если бы город попал в женские руки, то быстрее бы удалось наладить нормальную жизнь. В любом доме должна быть хозяйка. То, что мы сейчас не довольны тем, как обустроена наша жизнь, наша вина, в первую очередь. Мы не подсказали мужчинам, что нам неуютно в таком обществе и в таком городе. Город и наша страна - это большое хозяйство и надо делать то, что мы делаем в своем доме. Обустраивать жизнь у женщин лучше получается. Женщина никогда не пошлет детей на войну, под танки, не переступит через беспомощного старика, не пройдет мимо плачущего ребенка, бездомной собаки, т.к. в нас изначально заложено чувство сострадания" (депутат Государственной думы третьего созыва). Стратегия "хозяйки" является довольно успешной на региональных и городских выборах. Как подтверждают результаты социологических исследований тип "крепкого хозяйственника и защитника", независимо от пола, в наибольшей степени отвечает структуре ценностей, характерной для политической культуры провинциальной России (Кузнецов, Мелешкина, 1999: 113). Единственная в Самарской области женщина-мэр в публичных интервью неизменно делает упор на опыт хозяйственной руководящей работы при "абсолютной, по ее словам, политической неангажированности". "Я не претендую на вхождение в политическую элиту губернии, так как это надо заслужить конкретными делами".

Отличительной чертой публичной риторики "женщин-хозяек" становится согласие на признание "вторичности" как сферы своего влияния, так и собственной роли. "Пусть женщины наведут порядок в социальной сфере, а мужчины, если им уж так хочется, пусть занимаются оборонкой, космосом, нефтью, газом" (депутат Государственной Думы). Разделяя тезис о том, что социальная ориентированность женской политики доказывается мировым опытом женского представительства, политики этой группы стремятся отвечать традиционным ожиданиям и даже настаивают на поддержании установленных отношений субординации, не претендуя на власть, большую, чем им отпущено гендерной системой. Стратегией предвыборного поведения они избирают "смиренный стиль, не "раздражающий" ни мужскую часть электората, ни коллег по партии. "Женщина-политик не должна быть амбициозной. Не надо мечтать о глубокомасштабных акциях, надо делать черновую работу. Только конкретными делами можно завоевать уважение. Мы идем в политику не бороться с мужчинами, а помочь им посмотреть на беду нашими глазами. Неужели мужчины расстроятся, если мы наведем порядок в стране" (депутат Государственной думы 3-го созыва). Публичное подчеркивание своей зависимости делает успешной, по их мнению, предвыборную стратегию в условиях традиционной гендерной культуры России.

Интересно, что характерной чертой их риторики становится "признание нетипичности" профессиональной карьеры политика для женщин. Утверждая особый образ и роль "политика с женским лицом", они полагают необходимым подтверждать незыблемость стереотипных гендерных норм для остальных женщин. Поскольку женское политическое участие - скорее исключение из общего правила, то эту модель жизненной самореализации вряд ли, по их мнению, можно предлагать для других женщин. "Разделяя тезис о равноправии женщин и мужчин в политической и экономической сферах, я более склонна видеть женщин в роли матери. Это ее предназначение от природы. Не представляю себе женщины в роли президента России или губернатора. Женщины более эмоциональны, они подолгу переживают неудачи, склонны к самокопанию. Для политика это недопустимо" (руководитель департамента Администрации Самарской области, бывший депутат Госдумы). С одной стороны, трудно судить о степени применимости "ограничений" к собственным ресурсам и перспективам. Большая часть региональной элиты пришла в постперестроечную политику из партийно-комсомольской номенклатуры. Думается, что для этой категории, более чем для рядовых советских граждан, была характерна двойная мораль: одна применительно к народу, другая к себе.

С другой стороны, подобные оговорки, настойчиво повторяющиеся в ряде интервью, подтверждают вывод многих исследователей об особой сложности гендерной идентичности, связанной с гендерной культурой в России. Советско-российская парадигма ставила перед женщинами невыполнимую задачу, потребовав "соответствия" нетрадиционной модели поведения (профессиональная занятость вне дома - часть типичной стратегии жизни) при одновременном сохранении вполне патриархатной системы представлений о женственности и женском предназначении (Здравомыслова-Стоюнина, 1999: 190). Во многих случаях этим диктуется стремление "успешных женщин" обезопасить себя патриархатной риторикой от обвинений в "неженственности". Если реальность не соответствует приватно-ориентированной модели женского поведения, следует, по крайней мере, оправдывать свое вторжение во властные структуры необходимостью "женской заботы" о социально незащищенных слоях общества.

Женщины-политики первой "профессиональной" группы, отрицающие гендерную специфику собственного участия, в конечном итоге выступают за изменение существующей гендерной системы, отвергая традиционно предписываемые модели жизненных стратегий для женщин. Эффективная стратегия политического успеха исключает, по их логике, подчеркивание половых различий и выделение специфически женских проблем. "Женские" политики второй группы исходят из биологически детерминированной "натурализованной" гендерной роли. Лидерство, признаваемое как исключительно маскулинное качество, должно либо маскироваться в публичной сфере, либо от него следует отказаться, отдавая себя под "защиту" и покровительство "настоящих" сильных политиков.

Ни одна из женщин - региональных политиков, победивших на выборах, не идентифицировала себя в период избирательной кампании с женскими общественными организациями. Политики первой "профессиональной" группы прошли в местные органы власти как независимые кандидаты. Политические стратегии второй группы, отвечавшие традиционным гендерным ролям "матери" и "хозяйки дома", оказались удачными с точки зрения привлечения ресурсов сильных партий. Победа кандидата-женщины по одномандатному округу при выборах в Государственную Думу третьего созыва, по мнению большинства региональных обозревателей, была обеспечена благодаря поддержке губернатора К. Титова. Губернаторская команда разыгрывала "женскую карту" с целью провалить кандидатуру самого влиятельного в данном округе кандидата, скандально известного депутата Второй Государственной Думы, А. Макашова. Центральным пунктом стратегии стали начальные слова публичных выступлений кандидатки "я как женщина и как мать" с подчеркиванием своей политической ангажированности ("губернатор попросил, и я пошла на выборы"). Самого губернатора, агитировавшего за блок СПС (что и обеспечило этому блоку 20% голосов по Самарской области), не смущало то, что до декабря 1999 года В. Лекарева демонстрировала идейную близость позиции КПРФ, поскольку главным фактором выбора "проходимого" кандидата была уверенность в преданности будущего депутата, благодарного за оказанное доверие. Кандидат по тому же округу депутат Городской Думы А.Демина, известная своей активной, независимой либеральной политической позицией, а также оппозицией авторитарному режиму Главы города Самары, подобной "выгоды" губернатору не представляла, несмотря на свою политическую идентификацию с блоком СПС.

Откровенное принятие своей несамостоятельности, а также подчеркивание "призванности" осуществлять черновую, "непрестижную для мужчин" работу обеспечивает особое "удобство" женщин-кандидатов из этой группы для сильных партий. Нехватка электоральных ресурсов объективно делает женщин слабыми конкурентами в борьбе за власть. Исходя из этого, им в большей степени, чем мужчинам-кандидатам, приходится стремиться идти на выборы от партий, что увеличивает их шансы на успех. С другой стороны, слабые кандидаты выгодны сильным партиям, которые в случае победы могут твердо рассчитывать на дисциплинированность, лояльность и управляемость своего депутата. В этом смысле умеренность, а по сути, идейная невнятность, становится неизбежным компонентом политической стратегии "женственных" политиков. Их единственным политическим козырем становится отождествление женской политики с социальной политикой вообще, и семейной политикой, в частности. В основе этой интерпретации лежит мировое общественное мнение, которое разделяют и в России, - приход женщин в законодательные органы власти - залог усиления социальных функций государства, становления "государства всеобщего благоденствия". Парадоксальность применения этого тезиса для России и заключается в том, что "депутаты-хозяйки" могут быть нацелены на решение проблем, влияющих на положение женщин, но не готовы расширять традиционную повестку дня, поднимать вопросы о дискриминационной практике при приеме на работу, программах защиты рабочих мест для женщин, проблем домашнего насилия, продвижения женщин во властные структуры. В свою очередь, "независимые профессионалы", ориентируясь в программах на общедемократические гражданские идеалы и не выделяя "женского" блока, в ходе своей политической деятельности приходят к осознанию проблемы дискриминации и к задаче отстаивания прав женщин при принятии решений по принципиальным вопросам.

Политическая активность женщин, как на региональном, так и на федеральном уровнях рождает разные исследовательские интерпретации. "Оптимистичная" позиция основана на позитивной оценке любых проявлений женского активизма, в том числе под лозунгами сохранения традиционных ролей. Любая "проявленность" женской темы и женских интересов в публичном дискурсе создает, по мнению "оптимистов", основу для постановки вопроса о перестройке гендерной системы в будущем. Соглашаясь с этим тезисом, "умеренные", к которым автор относит себя, вместе с тем считают принципиальным вопрос о том, способствует ли деятельность женщин-политиков продвижению страны на пути демократизации и утверждению ценностей гражданского общества и гендерного равноправия.

Согласование интересов и прав различных социальных групп на уровне принятия решений является условием стабильности демократии. Политическая представленность женщин на всех уровнях региональной власти Самарской области отражает общероссийскую гендерную пирамиду: чем выше уровень власти, тем меньше женщин.

Социально-политические взгляды большинства женщин-политиков, в целом, не выходят за рамки традиционной системы гендерных отношений. В социокультурном контексте постсоветской России наиболее важной представляется задача актуализации личностного, индивидуального потенциала российских женщин, репрезентация их независимого политического поведения. Следующей задачей станет выстраивание на этой основе коллективных политических стратегий действий и участия во власти. Постепенное освобождение от синдрома полной зависимости от государства должно сопровождаться формированием самостоятельной, активной, граждански сознательной личности. Собственное видение общих проблем политики, экономики и культуры, а также предлагаемые новые решения смогут обеспечить реальное вовлечение женщин в перестройку гендерной системы и демократическое реформирование российского общества.

1. Айвазова С. Русские женщины в лабиринте равноправия. М. РИК, 1998.С.126.
   
2. Айвазова С., Кертман Г. Мужчины и женщины на выборах. Гендерный анализ избирательных кампаний 1999 и 2000 гг. в России. М.: Эслан, 2000.
   
3. Айвазова С., Кертман Г. Женщины на рандеву с российской демократией. М.: Эслан, 2001.
   
4. Женщины и выборы. Материалы круглого стола. М.: Эслан, 2001
   
5. Женщины и развитие: права, реальность, перспективы. Материалы Всероссийской конференции по положению женщин. М., 1999. С.61.
   
6. Здравомыслова Е. Коллективная биография российских феминисток // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период. СПб., Центр независимых исследований. 1996.
   
7. Здравомыслова-Стоюнина О. Общество сквозь призму гендерных представлений // Женщина. Гендер. Культура. М. МЦГИ, 1999.С.190.
   
8. Константинова В. Власть и женщина. Женщина во власти. Реализация права женщин на политическое участие и представительство на уровне принятия решений // Права женщин в России: исследования реальной практики их соблюдения и массового сознания. Т.2.М.МЦГИ.1998;
   
9. Кочкина Е. Женщины в российских органах власти // "Общественные науки и современность".1999.№1.
   
10. Кузенцов В.А., Мелешкина Е.Ю. Электорат провинциальной России. По материалам Самарской области // Полис. 1999. №3.С.113.
    
11. Темкина А. Теоретические подходы к проблеме политического участия: гендерное измерение // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период. СПб., Центр независимых исследований, 1996. С.14-15.
    
12. Ярошенко С. В пути к теории русского феминизма // Женщина не существует: современные исследования полового различия. Под ред. И.Аристарховой. Сыктывкар, Сыктывкарский университет.1999.С.22.
    
13. Ashwin S. Gender, State and Society in Soviet and post-Soviet Russia // Gender, State and Society in Soviet and post-Soviet Russia. Ed. By S. Ashwin. London: Routledge, 2000.
    
14. Buckley. M. Adaptation of the Soviet Women's Committee: Deputies Voices form Women of Russia // Post-Soviet Women: from the Baltic to Central Asia. Cambridge University Press, 1997.
    
15. Daskalova K. Women's Problems, Women's Discourses in Bulgaria // Reproducing Gender. Politics, Publics and Everyday Life after Socialism. Princeton: Princeton University Press, 2000, 360-361.
    
16. Gail S. and Kligman G. The Politics of Gender after Socialism. A Comparative History. Collective Essay. Princeton: Princeton University Press,2000,105-106.
    
17. Feminism and Politics. Ed. By A. Phillips. Oxford University Press
    
18. Popkova L. Frauen in politischen Raum des Gebietes Samara // Martina Ritter (Hg.) Zivilgesellschaf und Gender-Politik in Rusland. Campus Verlag Frankfurt/ New York, 2001.
    
19. Racioppi L. and O' Sullivan See K. Women's Activism in Contemporary Russia. Philadelphia: Temple University Press, 1997.
    
20. Sperling V. Organizing Women in Contemporary Russia: Engendering Transition. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
    
21. Temkina A. Russia in Transition: The Case of New Collective Actors and New Collective Actions. Kikimora Publ.,1997. P.26.
    
22. Transitions, Environments, Translations. Feminism in International Politics. Ed. By Scott J., Kaplan C., Keates D. Routledge, 1997.