Надежда Ажгихина

ПАРАДОКСЫ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ

В самом начале девяностых мне случилось принимать участие в одной из первых встреч творческой интеллигенции с вице-президентом России. Пригласили меня как женщину: знакомый литератор, забредший в редакцию, безапелляционно заявил: "Тебя-то нам и не хватает, молодой писатель уже есть, требуется женщина. Сегодня едем к Руцкому. Малодушие и понятное любопытство не позволили отказаться, и через несколько часов группа властителей дум, дополненная юным дарованием и мной, разместилась за дружеской чашкой чая в просторном кремлевском кабинете. Жанр встреч интеллигенции с властью (или наоборот?) только начал широко практиковаться в новой независимой России, и границы жанра был выдержаны: минут сорок хозяин кабинета рассказывал о том, как знакомился с опытом Столыпина, затем слово взяли властители дум и дружно стали просить денег на свои новые проекты. Приличия ради нам с юным дарованием разрешили задать по вопросу. Мне хотелось узнать мнение второго лица в государстве о женщинах-политиках. Александр Иванович распушил усы и сказал, что к женщинам относится исключительно положительно и помимо родной супруги ценит еще нескольких. А вечером позвонил один из именитых участников разговора и укорил - мол, нашла, о чем вопрос задавать, как будто феминистка какая-то, он их повидал в той же Швеции - ни вдохнуть ни выдохнуть тамошним мужикам не дают. Помню свое смятение - и оттого, что мероприятие оставило какой-то тягостный осадок, и потому что слова седовласого метра, меня укоряющего, не понравились. Наверное, впервые именно тогда появилась странная и очень неприятная мысль, что те люди, которые звали нас в новую, истинно демократическую Россию, в чем-то могут ошибаться.

Феминистки или "равноправки"?

"Одно из самых замечательных движений, когда-либо имевших место, постепенно развивается перед глазами настоящего поколения. Оно не замкнуто в одной стране, но проявляется во всех нациях, подчиняющихся влиянию западной цивилизации. Это - революция, но революция без насилия", - так писала о феминизме одна из наиболее ярких английских феминисток Милисент Фаусетт в 1896 году. На рубеже веков женское движение превратилось в достаточно влиятельную политическую силу во многих странах, рождая многочисленные споры, журнальную полемику, создавая своих героинь и мучениц. Исследователи видят истоки феминизма в огне Великой французской революции, предоставившей мужчинам все гражданские права и свободы и обошедшей женщин. Судьба автора Манифеста француженки и гражданки Олимпии де Гуж, отстаивавшей права женщин и погибшей на эшафоте, навеки осталась в памяти последовательниц и дала жизнь популярному в минувшем веке высказыванию "Если женщина достойна взойти на эшафот, она достойна войти и в парламент". Политическое направление в феминизме - требование равных прав и свобод - получило название суфражизма. Наибольшего развития и славы суфражизм достиг в Англии, охватив в начале ХХ века огромное число женщин и породив такое специфическое направление борьбы, как милитанство, методы которого напоминали террористические. Исследователи британского суфражизма Ольга Шнырова и Игорь Школьников отмечают пять этапов, которое движение прошло начиная с 1860-х годов и до окончания Первой мировой войны - от подачи петиций в парламент до создания национальных политических организаций и победы в феврале 1918 года: тогда был принят билль о предоставлении избирательного права голоса женщинам старше 30 лет, являющимся домовладелицами либо женами домовладельцев с годовым доходом не менее 5 фунтов, а также выпускницам британских университетов. Полного равенства англичанки добились лишь в 1928 году. Любопытно, что ярым поборником равноправия выступал философ и идеолог либерализма Джон Стюарт Милль, благодаря деятельности которого проблема перешла из области теории в практику - во время обсуждения билля об избирательной реформе в 1867 году он выступил автором поправки, в случае принятия которой женщины автоматически получали право голоса. В результате длительной дискуссии большинством в 123 голоса поправка была отклонена.

В России женское движение берет начало в те же 60-е годы - в эпоху реформ, когда многие девушки из разорившихся дворянских семей пытаются найти работу. Первыми лозунгами российских женщин было требование права на образование и получение работы. Долгие годы (и с переменным успехом) - от разрешения посещать отдельные лекции до высочайшего запрета принимать студенток в университеты и создания Высших женских курсов - наши прабабушки отстаивали право на образование. Специфика российского феминизма, по мнению доктора политологических наук Светланы Айвазовой, заключается в том, что в отличие от большинства западных стран, где женщины явно противопоставляли себя "сильному полу", получившему, как во Франции, все гражданские права, в царской России буржуазная революция совершилась довольно поздно, и женщины и мужчины сообща стремились решить проблемы не столько политического, сколько практического свойства. За право женщин на образование выступал цвет демократической интеллигенции, феминистами считали себя ученые Пирогов и Сеченов, критик Михайлов и публицист Чернышевский; опыт знаменитых "коммун" Веры Павловны отразил реальные инициативы российских женщин. Восхищение современников вызывали сестры милосердия, первые женщины-врачи и учителя, неутомимые благотворительницы, создававшие родильные дома и приюты. Не быть защитником женского равноправия демократу было просто невозможно и неприлично. Правда, против эмансипации выступали Лев Толстой и Николай Страхов, но они и не были демократами. Движение за политические права (оно получило название женского освободительного движения) реально оформилось лишь в ходе первой русской революции, тогда же заговорили и о "равноправках" - активистках Союза равноправия, который имел 48 отделений в российских городах, входил в Международный альянс избирательных прав женщин и активно сотрудничал с социал-демократами. В 1906 году возник отдел избирательных прав женщин при Всероссийском женском взаимоблаготворительном обществе - здесь готовились петиции в Государственную Думу с требованием улучшить имущественное и гражданское положение женщин (одна из петиций, подписанная девятью тысячами женщин, вдохновила кадета Петражицкого на пламенную речь в защиту женского равноправия). Первый всероссийский женский съезд, наиболее яркое событие из истории женского движения того периода, принял резолюцию о "водворении демократического строя на основаниях всеобщего избирательного права без различия пола, вероисповедания и национальности", которая в силу ситуации в стране осталась лишь на бумаге. Новый виток борьбы женщин за гражданские права в России произошел, как и во многих других странах, в годы Первой мировой войны (так, в 1916 году было создано Всероссийское женское общество, выдвигавшее требование политических прав женщин). Лишь после Февральской революции, в мае 1917 года Временное правительство приняло закон о всеобщем избирательном праве. Еще до этого лозунгами равноправия успешно пользовались левые партии (РСДРП, эсеры, трудовики и кадеты), с оговорками допускали его центристы (октябристы), а правые монархические партии не принимали категорически. Примечательно, что многие из "равноправок" не признавали слово "феминизм", а через некоторое время советская пропаганда заклеймила феминисток как апологетов буржуазии. Началась новая эпоха - эпоха декларативного равенства на стройках СССР и эпоха торжества суфражизма в странах Запада и Востока. В 1920 году женщины получили право голоса в США - еще полвека назад американок за появление на избирательных участках сажали в тюрьму, а в наши дни Америка дала миру термин "политическая корректность", который подразумевает и то, что уважающий себя политик и просто приличный человек не может себе позволить сказать публично, что женщина - друг человека. Даже если свято в этом убежден. На повестке дня уже не вопрос о политических правах женщин (хотя в некоторых государствах эта тема еще актуальна), но о представленности женщин в органах власти. Невзирая на печальный советский опыт квот (тридцать процентов женщин в декоративном советском парламенте определенно представляли часть номенклатуры, а не глас работниц и крестьянок), в некоторых государствах активно используется эта практика. В Норвегии, к примеру, в органах власти согласно законодательству должно быть "не более 60% представителей одного пола". В скандинавских странах от 30 до 50% высоких государственных чиновников - женщины (многие аналитики связывают этот факт с развитием социальной сферы и высоким уровнем жизни), а Европарламент включает в число приоритетных программы поддержки женского лидерства. Четырнадцать наших современниц являлись руководителями государств в разных частях света, их опыт позволяет сделать выводы о смысле и специфике женского стиля руководства в разных регионах и разных культурах. Организация объединенных наций на протяжении двадцати с лишним лет анализирует и поддерживает десятки и сотни женских движений во всех странах мира. Не будет преувеличением сказать, что идеи суфражисток завладели миллионами умов и стали практическим руководством к действию на протяжении уходящего столетия, видоизменяясь, приспосабливаясь к ландшафту, формируя важную составляющую эпохи и заставляя задуматься о том, каково в принципе будет мироощущение жителя ХХI века. Возвращаясь на нашу родную почву, не могу не заметить, что именно британские корни пустили в нашем менталитете бурные побеги: в ходе одного из опросов подавляющее большинство респондентов на вопрос о женщине-политике ответили, что мечтают видеть лидером России Маргарет Тэтчер.

Постсоциалистический патриархатный ренессанс

Книга Сьюзан Фаллуди "BACKLАSH" принадлежит к числу мировых бестселлеров - из европейских языков не переведена, кажется, только в странах бывшего СССР. Автор анализирует ситуацию отторжения феминистских идей, своего рода "обратный ход" в отношении восприятия женского вопроса, который наметился в 80-е годы на Западе. Активизируются консервативные силы и настроения, дочери феминисток мечтают о домашнем уюте, а сами жещины не хотят больше слышать о борьбе, они хотят нормально жить. Происходит это отчасти оттого, что феминизм из способа действия постепенно становится способом мысли и познания, потому что формальные суфражистские задачи в большинстве стран выполнены.

Нечто похожее - впрочем, на свой манер - происходило и происходит в странах бывшего Восточного блока. Практически в каждой из них обретение новой свободы сопровождалось сильными патриархальными тенденциями и голосами в защиту "естественного предназначения женщины как хранительницы домашнего очага". Специалисты называют этот феномен постсоциалистическим патриархатным ренессансом и связывают с перестройкой экономики, в ходе которой люмпенизируется значительная часть женщин.

Вольно или невольно идеологом такого подхода выступил Михаил Сергеевич Горбачев, заявив, что надо дать женщинам возможность побольше быть дома. Скорее всего, последний президент СССР имел в виду возможность выбора - сидеть дома или делать карьеру, но плюрализм нам был в новинку, и новая идея захватила умы и стала восприниматься не иначе как "генеральная линия": вместо передовиц производства демократические еженедельники начали прославлять домохозяек и победительниц конкурсов красоты (даже пуританская "Правда" поместила фото красотки в бикини и статью о "настоящей патриотке" из Подмосковья, получившей титул Мисс Вселенная).

Страницы флагманов перестройки заполнили те, о ком раньше нельзя было говорить - мужеубийцы, проститутки, алкоголички и наркоманки. Об обычных советских женщинах говорить не было времени - скажем, в "Огоньке" за всю перестройку вышла единственная статья на тему - в канун 8 марта 1988 года журналистка писала о том, что главная проблема соотечественниц - низкая зарплата мужа... Однако многие женщины, горячо поддерживавшие перестройку и перемены, тогда, действительно, думали, что народ устал от ударниц и общественниц и новой России нужны новые, "настоящие"женщины.

На самом деле эти новые женщины пришли из старой полемики псевдозападников из "Юности" и "Литературки" и псевдославянофилов из "Молодой гвардии" и "Литературной России" 60-70-х годов, когда ввиду невозможности обсуждать политику спорили об образовании, воспитании и женщинах. Тогда и были представлены два фундаментальных имиджа: сексапильной западнической подруги амбивалентного героя и патриархальной крестьянки, живущей и умирающей в согласии с законами природы. Не случайно жена Ивана Африкановича Катерина в "Привычном деле" предстает в том же образном ряду, что и корова Рогуля.

Эти два типа - оба альтернативные противной идеологической тетке из президиума - и стали господствовать над обновляющимися умами. Тетка, которая борется за свои права и выступает на собраниях, осталась коммунистам. Несправедливо - хотя бы потому, что именно интеллигентные женщины российских городов ночами собирали подписи под петициями в защиту "Мемориала", в поддержку демократических депутатов, созывали митинги и готовы были защищать нарождающуюся демократию из последних сил. Наша славная демократическая пресса виновата перед ними, благодарными читательницами, бесплатными трансляторами, тургеневскими девушками перестройки, в свои сорок сохранившими романтическую веру и юную самоотверженность. О них промолчали. И не только промолчали. Им, как и всем прочим соотечественницам, стали говорить, что они не люди. Говорили это те самые оракулы демократии, которым они помогли. "Женщина - лучший друг бизнесмена", "По натуре я азиат и считаю женщину существом низшим", "Мы пишем Конституцию не для женщин и детей, а для серьезных мужчин", - крылатые слова, принадлежащие нашим именитым демократам, можно воспроизводить бесконечно. Достается больше всех при этом женщинам самостоятельным, а один известный борец за права человека во всем мире без обиняков заявил в телеэфир: "феминизм -все равно что нацизм". Многое было нехорошо в советское время, но публично говорить о том, что женщина - неполноценное созданье, как-то было не принято. Тем более что чем дальше в гущу реформ, тем больше просматривалась знакомая совковая тенденция - преодолевать очередной переходный период за счет женщин, и как будто нарочно один из министров труда в прямом эфире брякнул - нечего создавать рабочие места для женщин, если и некоторым мужчинам не хватает. Слово в России подозрительно быстро становится материальной силой, и ничего странного нет в том, что, когда женщины, пришедшие в себя после столкновения с непредвиденными спутниками реформ (безработицей, бедностью, развалом социальной системы поддержки семьи и детей) обратились к Егору Тимуровичу Гайдару с предложением сотрудничать с новыми, демократическими женскими группами, тот просто не понял, о чем идет речь. Очевидно, помощь тем, на кого ложится основное бремя реформ, в принципе не входила в перечень приоритетов экономиста.

Результатом стало то трагическое положение, которое отличает современную Россию: обнищание населения, резкое сокращение сроков жизни, эпидемии, социальное сиротство, голодная старость и беспризорность на уровне Гражданской войны. Первая же официальная перепись безработных обнаружила, что более 74% от общего числа составляют женщины, преимущественно квалифицированные, и что им намного труднее, чем мужчинам, найти новую работу или начать бизнес - начинает работать уже сложившийся стереотип дикого российского рынка, согласно которому женщина негласно считалась человеком второго сорта. По экспертным оценкам, женская зарплата, в советское время составлявшая около 70% от мужской, в среднем по России теперь не более 45% от зарплаты мужчин. Лишь 12% женщин теперь в состоянии регулярно следить за своим здоровьем - разрушена система доступного медицинского обслуживания. Детские сады и ясли также перестали быть доступными и чересчур малочисленны - многие женщины, имеющие детей, просто не в состоянии оплачивать дорогие услуги и вынуждены сидеть дома. Детские пособия не выплачиваются годами, в стране 42% детей живет за чертой бедности.

Растет жестокость в семьях: более 14 тысяч женщин ежегодно погибают в результате домашнего насилия, а соответствующий закон до сих пор не принят. После некоторого спада вновь растет число абортов, актуальна проблема сексуальных домогательств, прежде всего в частном секторе экономики. Страшную статистику можно продолжать,

"Демократия минус женщины - не демократия", - с таким лозунгом выступили перед согражданами участницы Первого независимого женского форума, состоявшегося под Москвой в 1991 году. Их тогда не услышали. Демократам было не до женщин. Как и теперь. Но почему-то кажется, что тогда, на заре новой российской государственности, все еще могло сложиться иначе. Почему не сложилось?

Была предпринята попытка создать женскую фракцию в рамках "Яблока" - неудачно, и тема до сих пор не артикулирована движением. Официально фракция была создана у социал-демократов в период кампании 1995 года, была женская группа у коммунистов. Вообще, наиболее явственно о необходимости улучшить положение женщин и решить ряд неотложных социальных вопросов говорит КПРФ. Традиции и фраза непопулярного ныне мыслителя о том, что прогресс общества измеряется отношением к женщине, помогают соратникам Геннадия Зюганова.

Движение "Женщины России", составившее заметную парламентскую фракцию в Думе 1993-95 годов, так и не смогло набрать очки после поражения на выборах в 1995 году, раскололось, и в 1999 году на выборах не преодолело 5% барьера. Малопонятная избирателям "Женская партия" также не смогла набрать голоса. В результате на сегодняшний день в Государственной Думе всего 7% женщин - самое низкое представительство за всю советскую и постсоветскую историю. Как считает социолог Галина Силласте, женское движение в последние годы потерпело сокрушительное поражение и новых побед в политической борьбе можно ожидать лишь через несколько лет, когда подрастут новые лидеры...

Однако женщины набрались опыта, ищут новых путей реализации своих сил и способностей. И не теряют веры в то, что этот потенциал будет востребован в демократической России.