"НИКТО ТАК НЕ НУЖДАЕТСЯ СЕГОДНЯ В ЗАЩИТЕ, КАК ГРАЖДАНСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ ЧЕЧНИ"

Кеннет Глак приехал в Россию 1990 году как свободный журналист. В последнее время как сотрудник международной гуманитарной организации "Врачи без границ" постоянно находился в Чечне и Ингушетии. Я встретилась с Кенни 29 декабря в московском офисе "Врачей без границ" и попросила рассказать о деятельности организации в Чечне, о его личном восприятии того, что происходит сегодня в Чеченской Республике. Мы беседовали примерно час, договорились, что после праздников встретимся, и я покажу ему материал. Москву лихорадили предновогодние хлопоты, а Кенни снова собирался в Чечню. Он дал мне номер своего телефона в Назране и номер мобильного телефона, на случай, если вдруг потребуется уточнить какие-то детали до его возвращения. 10 января, когда я собиралась показать Кенни расшифровку нашего интервью, выяснилось, что из Чечни он не вернулся. Его судьбой обеспокоены коллеги, сотрудники международных и российских гуманитарных организаций, осуществляющих свои миссии в горячих точках, российская и зарубежная общественность. Кенни сказал мне, что как сотрудник известной международной организации он чувствует себя защищенным, потому что, в случае чего, организация будет реагировать. Это правда, его исчезновение повлекло бурную реакцию множества людей, и я надеюсь, что, в конечном итоге, это поможет ему вернуться к нам.

А пока наша беседа оказалась последним интервью Кеннета Глака до его исчезновения, и я надеюсь, что его публикация привлечет внимание общества к тому, что происходит в Чечне.

Корр.. Чем конкретно занимаются "Врачи без границ" в Чечне?

К. Г. Мы поддерживаем там 22 медицинских учреждения. Наша помощь включает в себя снабжение медикаментами, медицинскими материалами, и разного рода восстановительные работы. Сейчас, зимой, очень многие медицинские учреждения в Чечне оказались без отопления. Мы поставили временное отопление в педиатрических, родильных, хирургических отделениях и отделениях травматологии, чтобы, по крайней мере, там были минимальные условия и люди могли перезимовать.

Корр. Вы считаете, что восстановительные процессы в Чечне идут слишком медленно?

К. Г. Они вообще не идут. Год назад я был в Урус-Мартановской больнице. Там было страшно холодно, темно, полностью отсутствовали медикаменты. Совсем недавно мне снова довелось там побывать - никаких изменений. Из разговора с заместителем главного врача я понял, что ситуация стала хуже по сравнению с той, что была год назад. Потому что тогда еще была какая-то надежда на стабилизацию. Сейчас же ее нет. Вроде бы войны уже нет, территория уже 9 месяцев, как находится под российской властью, а больницы до сих пор не получают даже медикаментов.

Когда я говорю, что войны уже нет, я просто повторяю то, что пишется в прессе. В тех медучреждениях, которым помогает наша организация, мы собираем обычные статистические данные: заболеваемость, смертность и так далее. И из них видно, что до сих пор идет поток военных травм, и в большинстве больниц именно они являются основной причиной смертности. Поэтому говорить, что война закончилась, не совсем корректно. Может быть, в политическом смысле она и закончилась, но для населения война продолжается, и ее жертвами, в первую очередь, становятся дети, женщины, старики... До сих пор идут артиллерийские обстрелы и бомбежки, причем очень часто - в населенных пунктах. Это говорит о том, что те, кто использует оружие, не соблюдают элементарных обязанностей избегать населенных пунктов. Есть ощущение среди врачей, что мало кто вообще интересуется потерями среди гражданского населения. И это пугает. Для врачей это стало обычным явлением - видеть пациентов, имеющих следы избиений и пыток электрошоком. Людей арестовывают во время зачисток, арестовывают на постах, а когда их освобождают, они очень часто поступают в больницы с переломами ребер, травмами головы. Причем расправы затрагивают и самих врачей. Был пример, когда арестовали и бросили в яму старого кардиолога. За что - непонятно. Вряд ли кардиолог с 30-летним стажем, которому за 60 лет, может быть боевиком.

Корр. Ваша организация работает в больших городах или малых населенных пунктах?

К. Г. Мы поддерживаем 4 медицинских учреждения в Грозном, еще 4 - центральные районные больницы, Аргунскую городскую больницу, остальные медицинские учреждения - это участковые больницы и амбулатории, разбросанные по территории республики.

Корр. Есть ли какая-нибудь разница в положении людей, проживающих в разных районах Чечни?

К. Г. Есть разница между городом и селом, потому что у людей, проживающих в сельской местности, находится больше возможностей восстановить разрушенное хозяйство и прожить. А в городе ведь не будешь скот держать, сено косить, поэтому труднее выжить. И значительно труднее ремонтировать жилье. Легче хотя бы временно отремонтировать частный дом, чем квартиру в многоэтажном разрушенном доме.

Корр. Ощущается ли в республике присутствие какой-либо власти?

К. Г. В больницах не ощущается. Каждая больница существует сама по себе и старается выжить, как может. Врачи и медсестры работают месяцами без зарплаты. От власти они хотят простейших вещей: чтобы платили зарплату, чтобы были созданы элементарные условия, хотя бы тепло и свет, но главное, чтобы не арестовывали и не стреляли.

Корр. А присутствие военных ощущается?

К. Г. Военные - везде! Везде блокпосты. Иногда это кажется смехотворным - проезжаешь километр - блокпост, еще два километра - следующий, и так далее. Мы как сотрудники международной организации чувствуем себя более-менее защищенными, в случае чего - организация будет реагировать. Мы просто показываем на блокпостах документы и аргументируем, что у нас есть право проезжать. Для населения же все эти блокпосты - сущая катастрофа. Как может человек заниматься тем же сельским хозяйством, если для того, чтобы добраться до поля, надо пройти несколько блокпостов, а чтобы добраться до базара - не меньше десятка. Причем говорят, что блокпосты не бесплатны. Что же тогда делать людям, которые и так находятся на грани выживания?!

Корр. Вы были в Чечне во время первой чеченской войны. Насколько по сравнению с тем временем изменилось самочувствие населения?

К. Г. Тогда, в 95 году, было значительно больше надежды. Люди думали, что вот война закончится и жизнь нормализуется. Сейчас надежда иссякла. Значительно острее стало ощущение того, что народ терроризируют. В нынешней войне значительно больше "зачисток", идут постоянные аресты, которые могут затронуть всех и каждого. Люди говорят, что если в той войне просто воевали, сейчас непонятно чем занимаются, каким-то террором против гражданского населения. Это не война, а истребление, и поэтому выносить эту войну гораздо труднее.

Корр. А кто-нибудь понимает, ради чего вся эта война?

К. Г. Никто не понимает. Все спрашивают. Даже меня спрашивают, думают, что если я - иностранец, то, может, мне со стороны виднее.

Корр. Я знаю, что Вы работали в Африке, где на протяжении многих лет тоже идет война. Можете ли Вы провести какие-то параллели с Чечней?

К. Г. Да, я работал в Либерии, в Северном и Южном Судане. Там война идет значительно более хаотично, без использования тяжелой артиллерии, бомбежек. На мой взгляд, параллели с Африкой не совсем уместны. В Либерии война шла на фоне распадавшегося государства, которое в конечном итоге перестало существовать. Российское же государство - богатое и хорошо организованное, с системой образования и высокой технологией. Москва - развитый, цивилизованный город, поэтому то, что происходит в Чечне, мне кажется даже страшнее. Там, где нет государства, некому отвечать. А здесь государство есть - оно имеет возможность контролировать происходящее и должно отвечать за то, что творится. Это вопрос, который постоянно задают мне в Чечне: "Кто должен за все это отвечать?".

Корр. Насколько достоверно средства массовой информации отражают ситуацию, которую Вы наблюдаете, приезжая в Чечню?

К. Г. Я не очень много смотрю здешние новости, но знаю реакцию чеченцев. Они говорят, что показывают какую-то совсем другую войну и находят очень мало сходства между тем, что они видят по телевизору, и окружающей реальностью. Я разговаривал с врачами в Батогах, которые смотрели, по-моему, по ОРТ, передачу о восстановлении медицинского сектора в Чечне. А они в своей больнице за весь год не получили от государства ни одной таблетки. На протяжении девяти месяцев, которые они находятся под российской властью, люди не получали зарплаты. Все медикаменты, которые к ним поступали, были предоставлены гуманитарными организациями, в том числе и российскими. Но со стороны государства не было вообще ничего. О каком же восстановлении идет речь?

Корр. Существует Министерство здравоохранения Чеченской Республики. Как местные чиновники объясняют столь плачевное положение лечебных учреждений?

К. Г. Очень просто: средств нет и взять их неоткуда. Когда в республике все разрушено, говорить о местных ресурсах - просто издевательство. А из федеральных ресурсов ничего не поступает. Главврачи часто задают один и тот же вопрос: почему нашлись средства на то, чтобы разбомбить город так, как не случалось даже во время Второй мировой войны, - это ведь дорогое удовольствие, не каждое государство может себе позволить такое. Почему же тогда не находится медикаментов для участковых больниц? Эта простая логика врачей - но как на нее ответить?! Чтобы было понятно, в каком состоянии находятся больницы, я покажу Вам несколько снимков. Вот, например, 9-я горбольница - основное медицинское учреждение в Грозном. И она функционирует.

Корр. Как?! Без окон, без дверей?

К. Г. Какие там окна и двери - во многих местах нет даже стен! Мы привели в относительный порядок хирургическое отделение, второй этаж уже функционирует. Врачи работают там, хотя даже отопления не было, по крайней мере, до середины декабря. Некоторые редкие больницы начали получать медикаменты где-то в ноябре. На капстроительство не идет ни копейки. Главврачи пытаются спасать свои больницы правдами и неправдами. Не знаю, может быть, деньги из федерального бюджета и поступают, но они не доходят до места назначения, это можно сказать с полной определенностью. Маловероятно, что российская власть не в состоянии контролировать денежные потоки. В России имеется вполне работоспособная бюрократическая машина, которая при желании прекрасно функционирует. И если этого не происходит, то мы имеем дело не с неорганизованностью и халатностью, а с отсутствием воли.

Корр. Что Вы думаете относительно поимок главарей боевиков, о которых постоянно говорят по телевизору и которых никак не могут поймать?

К. Г. Я не военный человек, в армии отказался служить в свое время и никогда не занимался военными вопросами. А что говорят по этому поводу люди... Люди говорят: "Почему мой дом разбомбили?! Здесь никогда не жили террористы, здесь жили дети и старики. Почему я должен страдать из-за того, что вы ищете кого-то?!" Вот картинка Грозного, снятая со спутника. Вы видите, что снесены целые районы. Люди, которые жили в этих домах, спрашивают: "Почему я должен потерять дом, родственников, детей из-за того, что у вас там какая-то проблема? Кто за это отвечает?". Этот вопрос есть у всех. Если Россия считает Чечню своей частью, значит у жителей Чечни такие же права, как у всех остальных. И неприкасаемость их домов, имущества и жизни должны быть такими же, как и у всех остальных граждан Российской Федерации. Но никто не знает количества гражданских потерь в Чечне. О потерях среди военных мы слышим каждый день, а потери среди гражданского населения никто не считает. Помню, как один старик, когда мы хотели восстановить крышу в амбулатории, сказал: "Мы сами можем это сделать. Вы сделайте так, чтобы больше не бомбили. Мы сами починим крышу, купим медикаменты. Вы защищайте нас от бомб, а это все - мелочи". Но мы не в состоянии оказать ту помощь, в которой люди больше всего нуждаются, мы - не правоохранительные органы, а медицинская организация. Хотя нам часто возражают: "Медицина здесь ни при чем. Лекарства не помогут, если существует проблема пыток". Населению Чечни нужна не столько помощь, которую мы оказываем, им нужна защита от произвола. Население Чечни нуждается в защите сейчас больше, чем кто бы то ни было".