Феминизм в пределах СНГ растет и уже начинает ходить. Путь его труден и причудлив. Он пересекается с судьбами самыми разными. Этим летом неисповедимые пути феминизма привели меня во II Российскую научно-образовательную летнюю школу по женским и гендерным исследованиям - ее проводил Московский Центр Гендерных Исследований и Самарский Госуниверситет с его Гендерным Центром с 1 по 12 июля 1997 года в городе Тольятти. Там собралось около 70 преподавательниц/лей, аспиранток/тов и ученых из разных городов России, Америки, Казахстана и Украины. На этот раз школа была достаточно специализирована. Основная часть приглашенных - социологи, философы, историки, психологи, однако попадались и физики. Здесь пересеклись дороги людей, уже связавших свою жизнь с феминизмом, женскими и гендерными исследованиями и тех, кто пока с любопытством смотрит: что же это такое?
Сила этого перекрестка оказалась столь велика, что обнаружилось пересечение и в других сферах - ментальных. Хотя участники школы были разведены по секциям, там звучали иногда очень близкие темы - междисциплинарность гендерных исследований проявлялась и таким образом.
Перечислить эти темы я и хочу, а вместе с тем сказать о том приращении в понимании интересующих меня проблем, которое я приобрела именно в созданном на этой школе интенсивном обсуждении./Это позволит создать впечатление о её качестве./
На школу я приехала в качестве психолога, поэтому секция психологии была мне наиболее близка и понятна. Одним из центральных вопросов этой секции было: есть ли психологическое различие между мужчиной и женщиной и что из этого следует (речь пойдет о лекциях Людмилы Поповой, Ирины Клёциной, Елены Мусолиной).
Поскольку психология половых различий существует как часть дифференциальной психологии, то отмечаются, как правило, только отличия. Требованию обращать внимание на сходства, сформулированному феминизмом, психология обязана, по-видимому, феминизму либеральному, который обнаружил, что основная идея либерализма о всеобщем равенстве предполагает и исключения. И здесь психологические исследования ложатся на канву политики, и уж если обнаруживается, что женщина по каким-то параметрам уступает, то это будет поводом для такого исключения.
Для экспериментальных исследований обнаружение параметров, по которым мужчина и женщина не различаются или женщина не "ущербна" будет означать, что считающееся необратимым и определяющимся полом различие не так тотально, т.е. фактор пола работает неоднозначно. (Здесь совершенно замечательно звучат факты сокрытия исследований, в которых женщины демонстрируют большую успешность). На мой взгляд, здесь обнаруживается пересечение с другой темой этой школы - критикой биологизаторских подходов. И здесь мне удалось получить приращение в вопросе, инетересующим меня последнее время - об идеологических основаниях науки и её объективности (возожности репрезентировать реальность).
Из вышеописанного следует, что реальность будет восстановлена, если будут явлены все сходства и различия (в особенности те, которые демонстрируют преимущества женщин) по крайней мере в психологии.
Бесспорно, предлагаемый подход вносит вклад в критику патриархальности и сексизма в психологии, поскольку вскрывает случаи, когда подобные взгляды оказали влияние уже на стадии разработки методики, а когда этого не было методика выявляет отсутствие женской проигрышности.
В школе прозвучал вопрос, заданный Татьяной Герасимовой, близкий по тематике к вышеизложенному. Вправе ли мы, работающие в рамках женских и гендерных исследований, поступать подобным образом - скрывать обнаруженные факты не согласующиеся и противоречащие взглядам и установкам, которым мы не можем дать выигрышной, с точки зрения нашей идеологий, интерпретации?
Вывод, который я для себя сделала, формулируется так: не так важно, есть ли и в чем именно различие между мужчинами и женщинами, более настораживает, когда эти различия объявляются биологически обусловленными. Ведь культура и общество делают их разными ничуть не в меньшей степени. Об этом был доклад Анны Тёмкиной и Елены Здравомысловой на секции социологии - о концепции социального конструирования гендера. Кроме того, как установлено уже очень давно, внутриполовые различия много больше межполовых (напомнила Татьяна Гурко в своей лекции).
Другая, сквозная тема школы - это отношения исследователя и исследуемого. Уже в самом названии "женские исследования" эти отношения сильно отличаются от традиционных - женщина здесь и объект, и субъект изучения. Наиболее близко к этой теме подходила лекция Елены Здравомысловой и Анны Темкиной "Феминистская эпистемология". Именно трансформацией этих отношений с целью более точной репрезентации изучаемого предмета ("реальности") и продиктован спор с позитивизмом и саморазвитие феминистской эпистемологии: найти такое соотношение мировоззрения исследователя и исследуемого, чтобы выполнить "сверхзадачу" научного познания.
Еще одну сквозную тему можно назвать "темой множественности"/ или "под символом Терезы де Лауретис". Например, в докладе Анны Костиковой речь шла о выходе в область феминизма постмодернистской методологии, об эффективности в сфере гендерной пролематики перехода от стратегий различия (бинарная оппозиция мужского-женского) к стратегиям различения (множественность пола).
Вывод, который я для себя сделала: общество, преобразовывая реформаторский импульс феминистского движения, совершенствует, достраивает свои образы женского, и большой вклад в это вносят экономика, политика, профессиональная сфера. Различиям в статусных позициях были посвящены и лекции Татьяны Герасимовой о пожилых в России. Преломлённые "на возрасте" образы мужского и женского продолжают дифференцироваться, попадая в поле действия социальных и культурных сил, которые эксплуатируют с их помощью потенциал теперь уже живых людей самыми разными способами. По характеру этой дифференциации можно увидеть, например, сохраняющуюся милитаристскую направленность Российского государства, (поскольку самой большой заслугой перед государством является участие в военных действиях).
В лекциях Натальи Пушкаревой множественность образов женского обнаруживалась в исторической ретроспективе. Древнерусская женщина, ее идентичность тоже не может быть описана как некая гомогенная структура. Статусные позиции и тогда сильно различались и по-разному оформлялись. Если в одних системах отношений женщины занимали зависимую позицию, то в других - позицию доминирования.
Звучала в школе и "мужская" тема, развиваемая не только мужчинами (достаточно упомянуть лекции Елены Мещеркиной). Если у неё мужественность - нечто ставшее, рассмотренное и неусомневаемое, то другие, как правило, говорили о ней скорее в терминах "нехватки". Например, у Олега Долманова мужское "не дотягивает" до женского в сфере этики, у Константина Скокова - оказывается в ситуации мерцания с женским (при рассмотрении различий в мышлении). Образ танца, введенный этим исследователем, где в кружении становится видимым то мужское, то женское, очень понравился слушательницам как альтернатива патриархальным и сексистским интерпретациям. В другом случае нехватка ощущается как отсутствие анализа мужского в социологической части гендерных исследований (об этом и возможности "дописывания" гендерной социологии говорил Александр Мищенко). Либо мужественность оказывается видимостью, во всяком случае та нарциссическая мужественность, что конструируется масс-медиа - как показал анализ журнала "Медведь", проведенный Сергеем Ушакиным. Это с другой стороны, было описанием одного из опытов преломления и создания СМИ мужской идентичности (см. выше о де Лауретис).
Тема мужского означала также перешагивание у нас через барьер, который западными гендерными исследованиями уже преодолён, восходящий к теме исследователя/исследуемого, которое прошло незаметно. В общественных науках существует негласное убеждение о том, что мужчина не может быть объектом исследования. Поэтому-то и существовали женские исследования как разрешение на то, что женщина может занять позицию исследователя (со всеми вытекающими отсюда последствиями), если её объектом будет так же женщина. Особенно сильно это чувствуется в психологии. Психоанализ, который как будто бы занимался психологией половых различий не оставил не одной страницы, озаглавленной как "психология мужчины", тогда как о женской психологии писали неустанно и обычно женщины. Остальное как-бы касалось психологии человека. Феминистские тенденции в психологии были усугублением этой ситуации, появились целые секции по женской психологии, но не мужской.
В последнее время можно видеть изменение ситуации. В психоанализе вместе с книгами по вопросу Она, можно встретить и дополнение в виде Он. Та же тенденция обнаружилась по-видимому и на этой школе.
Вот таковы темы, которые я смогла вычленить из всего увиденного и услышанного в летней школе "Волга-97".