СЕМИНАР “УСТАНОВЛЕНИЕ И МОНИТОРИНГ ПРАВ ЖЕНЩИН В РОССИИ” 
ЖЕНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В РОССИИ: ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ.
Светлана Айвазова, Россия

Одной из главных сенсаций нескольких прошедших политических лет в России стало появление в Государственной Думе - парламенте страны - совершенно новой фракции - "Женщины России". Фракция возникла в результате победы на парламентских выборах в декабре 1993 года политического движения "Женщины России". Еще в канун выборов этого движения попросту не существовало, оно сложилось уже в ходе самой кампании как избирательное объединение трех женских организаций - Союза женщин России, Ассоциации женщин-предпринимателей России, Союз женщин Военно-морского флота, с целью "выдвинуть и провести в Государственную думу женщин с тем, чтобы сбалансировать власть, изменить государственную политику в интересах мужчин и женщин, молодых и пожилых, гражданских лиц и военнослужащих, семьи, детей, каждого человека".

Поначалу никто не воспринял это движение всерьез, его шансы были самыми низкими уже хотя бы потому, что единственным его отличительным признаком был признак пола - пола, отлученного от политики. Да и условия проведения кампании были жесткими: под нее было отведено всего два месяца, в борьбу включились тринадцать избирательных блоков, и лишь восемь из них сумели преодолеть пятипроцентный барьер, дававший право на получение депутатских мандатов. И это им удалось. "Женщины России", обойдя партии и объединения с гораздо более солидными стартовыми возможностями, сумели получить 8,13% голосов избирателей, отданных за избирательные блоки. Результат оказался почетным и внушительным. Не случайно, о "Женщинах России" до сих пор говорят на научных диспутах, партийных съездах, на страницах печати. Однако, комментариев по существу дела очень немного. К примеру, ни один из обозревателей до сих пор не обратил внимание на самое очевидное.

Более того, это намерение было воспринято как нечто курьезное, чуть ли не каприз отдельных взбалмашных гражданок, прорвавшихся к власти ради собственного тщеславия или даже корысти и теперь ищущих себе оправдания. "Хороший" тон в общественном мнении предполагает совсем иное: долгие рассуждения о "естественном", природном назначении женщины, о ее главной функции - матери, продолжательницы рода, воспитальницы детей. Солидные ученые мужи и деятели культуры совершенно серьезно утверждают, что любое нарушение "естественной" иерархии полов чревато гибелью всей культуры. И их слушают, им вторят. Что же обеспечивает их популярность? Только ли усталость от эмансипации по-советски или мода на патриархат, восстанавливающаяся на обломках социалистического прошлого? Отчасти - и то, и другое.

Но главное, пожалуй, в другом - в явлении более сложном, пока еще не явном и плохо осознанном. Похоже, что в России вновь начался процесс выделения частной жизни, как ниши личной свободы и автономии индивида, в особую сферу, независимую ни от государства, ни от общества.

Так "Женщины России" стали первой в истории страны группой парламентариев, намеренных сознательно отстаивать социальные интересы женщин в качестве особой категории избирателей. Случайна ли эта победа? Или она опирается на солидные заделы. Есть ли что-то, что позволяет надеяться на прочность этой победы? Прежде всего, это история Русского женского движения со всеми его особенностями, достижениями и слабостями.

Известно, что это процесс двойственный и противоречивый. С одной стороны, он создает предпосылки и условия для развития демократии, которая невозможна без автономии индивида. А с другой, на какой-то момент предполагает, что сфера частной жизни обозначается и закрепляется через утверждение авторитета главы семейства, мужа, мужчины. И, соответственно, за счет закрепощения или привязывания к ней женщины. Свобода одного означает в данном случае несвободу другого. Протест женщины против такого положения вещей дает толчок женскому бунту и в конечном счете, среди прочих причин, становлению женского движения. Оба эти процесса - формирование пространства частной жизни и становление женского движения требуют своего идейного оправдания. В одном случае используется миф о природном назначении полов, в другом - его опровержение со ссылками на социальную природу человека, социальный характер отношений между полами.

Победа политического движения "Женщины России" на выборах в декабре 1993 года дает основание полагать, что миф о естественном назначении пола вряд ли способен прижиться в стране, где женщины почти все поголовно работают, где они образованнее мужчин и так или иначе привыкли к определенным формам общественной активности. Будет ли в таком случае происходить обособление пространства семьи как сферы частной жизни, ниши индивидуальной автономии? Если да, то как и за счет чего это будет происходить? Может быть, за счет образования партнерской семьи, где равно ответственен и значим каждый из ее членов - и муж, и жена, и дети? Тем более, что такой тип семьи, равно как и процесс автономизации индивида, уже однажды складывались в России. Складывались в прошлом веке на фоне медленной и мучительной модернизации страны, ее постепенного приспособления к требованиям нового, буржуазного времени. Они были во многом оборваны социалистической революцией, заново переподчинившей и частную жизнь, и самого индивида советскому государству, которое с неменьшим усердием, чем государство монархическое, контролировало и корректировало жизнь своих подданных. Но ведь что-то должно было выпасть в осадок и так или иначе влиять на сегодняшние процессы и сегодняшний социальный выбор женщин и мужчин.

На что же позволяют рассчитывать и надеяться эти заделы прошлого- на привычку к иерархическому подчинению, служению и покорности, а значит, к авторитаризму, или все-таки, на взаимодействие, партнерство, соучастие женщин и мужчин в развитии демократии? И какую роль в накоплении демократических норм общежития играло женское движение России?

Вспомним для начала знаменитый роман Л.Н.Толстого “Анна Каренина”. В нем есть одна сцена, вроде бы проходная, предназначенная служить фоном для события очень важного - повторного сватовства Левина к Китти Щербацкой. Речь в этой сцене идет о модном в ту пору вопросе о женском образовании, а потом о свободе женщин, их “правах” и “обязанностях”. Стива Облонский, герой скорее отрицательный, горячо вступается за право женщины быть независимой и образованной. Его жена Долли, героиня идеальная, столь же горячо возражает ему, доказывая, что основное дело любой женщины - подчиняться, в семье своей ли, или чужой. Ее поддерживает любимец автора, старый князь, и заявляет, что все эти новомодные женские притязания равнозначны тому, “что я искал бы права быть кормилицей...”. А в это время главные герои романа, Левин и Китти, в стороне от разговора заняты своим особым, “каким-то таинственным общением”. Именно в этом таинственном общении, по Толстому, разгадка спора: семья, любовь к мужу, продолжение рода - здесь и только здесь все “обязанности” и все “права” женщины. Это - ключ к роману “Анна Каренина”. А спустя еще четверть века, в 1899 году, откликаясь на очаровавший его рассказ А.П. Чехова “Душечка”, Толстой подчеркивает, что высшее назначение женщины даже не столько в воспитании и кормлении детей, сколько в “полном отдании себя тому, кого любишь”, - и заключает: “Удивительное недоразумение весь так называемый женский вопрос, охвативший, как это должно быть со всякой пошлостью, большинство женщин и даже мужчин!”

Между тем это недоразумение всерьез занимало Л.Н. Толстого. И роман “Анна Каренина” был задуман им в качестве противоядия к очень популярной в ту пору в русском обществе книге английского философа и социолога Джона Стюарта Милля “Подчиненность женщины”. Эта книга вышла в России в 1869 году, мгновенно разошлась, была несколько раз переиздана. Заметим, что и в отечестве были свои пророки освобождения женщин. Великий поэт А.С.Пушкин был первым, кто вступил в спор со своим веком о праве женщины на свободу воли и свободу чувства, на образование и самореализацию. И если внимательно вчитываться в роман “Анна Каренина”, то можно обнаружить, что Толстой спорит не столько с Миллем, сколько с А.С.Пушкиным. Анна Каренина - антипод героини романа “Евгений Онегин” Татьяны Лариной. Вслед за Пушкиным и передовое общество России увидело в ней идеальный образец “новой” русской женщины. Такая женщина - прежде всего личность, личность самостоятельная, способная к нравственному выбору. В противоположность Пушкину Толстой был глубоко убежден в том, что женщина тем совершеннее, чем меньше в ней личностного начала, чем полнее она способна раствориться в детях, муже, семье. По Толстому, в женщине в принципе отсутствует способность к нравственному выбору - это привилегия мужчины, в ней может быть лишь готовность понять и признать свое призвание. Как принимает его героиня “Войны и мира” Наташа Ростова в браке с Пьером Безуховым; как принимают его Долли и Китти. Трагедия Анны - в притязании на собственное желание, на личное счастье.

Толстой убежден, что “идеал совершенства женщины не может быть тот же, что идеал совершенства мужчины. Допустим, что мы не знаем, в чем этот идеал, во всяком случае несомненно то, что не идеал совершенства мужчины. А между тем, к достижению этого мужского идеала направлена теперь вся та смешная и недобрая деятельность модного женского движения, которое теперь так путает женщин”. Эти слова Толстой пишет в самом конце XIX века. Пушкин в начале того же века и в сущности по тому же поводу - в предверии становления и развития нового женского сознания, женской личности, написал прямо противоположное: “Не смешно ли почитать женщин, которые поражают нас быстротою понятия и тонкостью чувства и разума, существами низшими в сравнении с нами! Это особенно странно в России, где царствовала Екатерина II и где женщины вообще более просвещены, более читают, более следуют за европейским ходом вещей, нежели мы, гордые Бог ведает чем”.

Эти два подхода к женщине как два полюса в русском общественном мнении, а точнее даже , в русской социальной культуре, одновременно европейски продвинутой и глубоко архаичной, создавали то напряжение, в поле которого разворачивались процессы автономизации индивида, образования ниши частной жизни, и, параллельно, становления женского движения.

Одна из его представительниц, Мария Константиновна Цебрикова - сотрудница радикальных “Отечественных записок”, получила всемирную известность благодаря публикации “Открытого письма” к императору Александру III. Письмо было написано в один из самых мрачных периодов России - после покушения на Александра II в марте 1881 года. Это время называли полосой безнадежной тоски и полного нравственного банкротства. Против него-то и осмелилась протестовать эта тогда уже немолодая женщина. Монарх, до которого письмо дошло, в ответ на него задал лишь недоуменный вопрос: “Ей-то что за дело?”. В письме М.К.Цебриковой был ответ на царское недоумение. Она писала: “Мои личные мотивы - это право раба протестовать... и в древней Руси были единичные протестанты... XIX век принес одно новое, что протестовала женщина”. Но даже не это было для Цебриковой главным. Ее страшило предчувствие, что слепое неприятие общественного мнения, общественного стремления к переменам толкает Россию к гибели, к революции: “Я прямо говорю, - заявляла Цебрикова, - я боюсь революции, боюсь крови. Я могу умереть , но не помогать смерти. Наше правительство делает для ее вызывания гораздо больше, чем все красные вместе взятые. Письмо датировано 19 января 1890. Она потрясает точностью предчувствия.

Но это еще не образцовый документ по истории русского женского движения, русского феминизма. Характерна фигура автора письма - шестидесятницы, активистки первой волны женского движения, которая пришлась на рубеж 50-60-х годов XIX века, представительницы дворянской интеллигенции, перешедшей на позиции служения народу и выбравшей лагерь демократии, но демократии умеренной, о которой сегодняшняя Россия знает много меньше, чем о демократии революционной.

Характерен и адресат М.К.Цебриковой, как характерна и его реакция на это письмо. Реакция абсолютного монарха, который не может усомниться в том, что подданные почитают его как Бога.

Пролетариат тоже осваивает идеи феминизма. Женское движение становится гораздо более разнообразным, многосоставным, усложняются и его идейные формы. Однако, цель у всех его потоков одна - уравнивание женщин в гражданских и политических правах с мужчинами перед лицом закона. Этим озабочены и самое крупное, самое прочное “Русское женское взаимо-благотворительное общество”, и радикальный “Союз равноправия женщин”, и “Женская прогрессивная партия”, и “Российская Лига равноправия женщин” и многие другие женские организации. Подшивки газет этого времени рассказывают о женских митингах и собраниях, заявлениях и обращениях по поводу женского политического равноправия. Женские организации посылают петиции в Первую, а затем Вторую и Третью Государственные думы с требованием гражданского признания женщин. Кульминация событий - I-й Всероссийский женский съезд, ставший свидетельством зрелости женского движения в предреволюционные годы, а также свидетельством зарождения в России демократии, зарождения медленного, мучительного, оборванного I-ой мировой войной и революциями 1917 года.

Съезд проходил в Санкт-Петербурге с 10 по 16 декабря 1908 года. Инициатива его проведения принадлежала “Русскому женскому взаимно-благотворительному обществу”. Он собрал более 1000 участников - делегаток от различных женских групп, объединений, от женских фракций в политических партиях, а также исследователей, журналистов, представителей общественности, политических и государственных деятелей. Русский феминизм был представлен на съезде во всем разнообразии подходов, оценок, определений. На съезде высказались все: и те, кто был занят только благотворительной деятельностью или просвещением, и те кто, отстаивал право женщины на труд и социальную защиту, также те, кто формулировал самые крайние лозунги гражданского и политического равноправия женщины. Высказались Представительницы умеренного или, как их в ту пору стали называть, “буржуазного” феминизма и их ярые противницы - пролетарки, старательно увязывавшие женский вопрос с вопросом социальным. И параллельно - сторонницы единого женского движения, направляемого одним центром, и представительницы женских фракций в партиях, которые говорили о своей озабоченности не только женскими, но общеполитическими проблемами и потому не были склонны к безоговорочному единению всех и вся. Обсуждали вопросы социально-экономического и политического положения женщины, ее правового статуса в семье и обществе, говорили об итогах и задачах женского движения, о перспективах социального освобождения женщин.

На этом фоне казалась почти незаметной та дискуссия, которая предвосхищала споры нашего времени, споры неофеминизма, нерешенные и по сей день. Эта дискуссия между сторонницами эгалитарного феминизма и поборницами фемизма “отличия”. Естественно, что в тот момент, когда русские женщины только добивались для себя гражданства, сама ситуация делала более убедительной позицию сторонниц феминизма равества. Они говорили о всеобщих ценностях демократии на языке привычном, общепринятом, и настаивали на признании женщины в качестве такого же полноценного субъекта, каким к тому моменту считался мужчина. Общие интересы демократического движения России они отождествляли с интересами женского движения, более того, считали задачи становления общедемократического движения, развития правовых норм, более значимыми для жизни общества, чем задачи собственно женского движения. Им казалось, что специфика российской жизни - потребности борьбы с самодержавием и абсолютной монархией, оправдывают их позицию. На этом сходились и буржуазные феминистки и пролетарки.

На другом языке, почти непонятном тогда, говорили на съезде те, кто сомневался в универсалиях, в том числе и в универсальности права, видел во всеобщем равенстве проявление неравенства; к ним примыкали те, кто считал, что для признания женской субъективности необходимо подчеркнуть ее превосходство над субъективностью мужской. В пылу полемики сторонницы феминизма “отличия” разошлись между собой - Одни звали вперед - к обретению субъективности через присвоение индивидуальности во всей ее полноте, включая и присвоение тела, через свободу сексуальных отношений с помощью контрацепции или даже аборта; другие, напротив, настаивали на отречении от “греха” плоти, наа ее нравственном обуздании, строгом подчинении сексуальности интересам рода.

Последнее слово на съезде получила писательница Ольга Шапир, возглавившая позднее работу по подготовке к изданию состоявшейся на съезде дискуссии. Она впрямую сформулировала само пониятие “равенство при различии”, подчеркнув, что только такое равенство обеспечит действительную независимость, автономию женщины при ее самоопределении. Тогда, в 1908 году мало кто оценил прозорливость ее взгляда. Но очень скоро история эмансипации советских женщин подтвердила правоту писательницы.

Всего десятиление спустя в России утвердилась новая советская власть. Произошел тот срыв в революцию, которого так страшилась самая дальновидная часть русской демократической интеллигенции, и о которой предупреждала русская феминистка М.К. Цебрикова.

Новая советская власть предоставила женщинам всю полноту гражданских прав и свобод уравняв их с мужчинами перед лицом закона. По логике преобразователей страны этого было достаточно для обеспечения реального равенства женщины в обществе. А потому с независимым женским движением можно было покончить, запретив все небольшевистские объединения группы, издания. И поскольку по той же логике проблема эмансипации сводилась исключительно к проблеме женского труда, а положение женщины - к положению “резервной рабочей силы”, то очень скоро вся эта проблема была обращена в краткий символический лозунг “Мы освободим крестьянку трудоднями!”. Автором этого лозунга был И.Сталин. И он действительно освободил гражданок и граждан своей страны - освободил от самой свободы, от гражданства, превратив их в подданных социалистического государства. Государство- род вновь одержало вверх в вечном треугольнике гендерных отношений: “мужчина-женщина-род”. И не случайно, из всех своих званий и рангов Сталин превыше всего ставил ранг “Отца народов”. В этом качестве - верховной силы, символа самого государства-рода, он подмял под себя индивида-мужчину и взял на себя его “отцовские” функции - по обеспечению каждой конкретной семьи всем необходимым для жизни - продовольствием, жильем, теплом и т.д. Он же занимался воспитанием детей и заботился о престарелых- с помощью государственных органов, комитетов и комиссий. С помощью тех же комиссий “по охране материнства и детства” “Он” общался и с женщиной. Она в свою очередь могла обратиться к “Нему” через его представителей - парткомы, профсоюзы, администрацию - и пожаловаться на мужа, который бьет, пьет, изменяет, разводится с ней. И “Он” мог призвать мужа к “порядку”, образумить его... Великий русский поэт О.Мандельштам описал это время, как эпоху, которой нет дела до человека, которая использует его, как кирпич, и строит из него, а не для него. Это была эпоха самообуздания и служения роду или новому социалистическому государству. Полностью зависимые от этого государства “женотделы” и “женсоветы”, а, начиная с 1946 года еще и Комитет советских женщин, помогали женщинам полнее осознать необходимость такого служения.

Возрождение независимого женского движения началось только в самом конце 70-х годов на волне диссидентского движения. Первая группа советских феминисток возникла в 1979 году в Ленинграде. Она ставила своей целью распространять идеи христианской культуры, которую противопоставляла официальной советской, и потому назвала себя клубом “Мария”. Активистки клуба подчеркивали, что ориентация на духовно-религиозные ценности отличает их позицию от позиции западных феминисток.

Еще на первой теоретической конференции клуба одна из его основательниц Т. Горичева так выразила его кредо: “Несомненно, нужно бороться за политические и социальные права женщины, нужно требовать равноправия и равенства, но нельзя и забывать, что это равенство может обернуться равенством одинаково бесправных рабов, что никакая социальная революция не освободит женщину, если она одновременно не будет революцией духовной”. Для подготовки этой “духовной революции” ленинградские феминистки решились на издание собственного теоретического журнала. Свой первый журнальный альманах “Женщины и Россия” группа выпустила очень быстро - к середине 1979 года он вышел в самиздате и был немедленно арестован властями. На смену ему пришел журнал “Мария”, который был представлен читателям как “журнал независимого женского религиозного клуба”. Журнал писал о глубоком кризисе современной цивилизации, нацеленной на тупое воспроизводство материальных благ. Ситуация в России, по словам издательниц, усугубляется еще и тем, что ее опыт отягощен поиском справедливости за счет убиения миллионов людей, за счет убиения Бога. Выход, заключали они, не столько во внешних реформах, сколько во внутреннем преобразовании человека. И здесь женщине суждено сыграть главную роль - утвердить в мире изначально данные ей качества - способность любить и жертвовать всем во имя любви. И если человечество не обратится к попираемым ныне женским ценностям и не усвоит их, его ждет неминуемый распад и гибель. Это и путь к освобождению человечества, и путь к освобождению самой женщины.

Вскоре после выхода первого номера журнала “Мария” часть его издательниц - Ю.Вознесенская, Т. Горичева, Н. Малаховская, Т. Мамонова были высланы из страны. Оставшиеся продолжали выпуск журнала. Несмотря на их усилия, к концу 1982 года журнал и клуб прекратили свое существование. О судьбе первых советских феминисток очень полно были осведомлены западные читатели, на родине о них почти не знали.

Еще десятилетие спустя на волне “перестройки” и лозунгов “демократизации” страны в России происходит становление нынешнего женского движения, очень пестрого, многосоставного. Женские клубы, группы, ассоциации растут как грибы после дождя - насчитывается около 300 официально зарегистрированных женских объединений и столько же незарегистрированных! Это объединения самого разного типа и самых разных ориентаций, начиная от Комитетов солдатских матерей, и кончая Либертарианской партией, отстаивавшей интересы сексуальных меньшинств. Преобладают, впрочем, объединения корпоративистского типа, такие как Российская ассоциация женщин-предпринимательниц, или Ассоциация женщин-кинематографисток, или объединение женщин-писательниц. Старательно обновляются и прежние женсоветы, объединившиеся в конце 1990 года в Союз женщин России. Наряду с ними возникают группы, открыто объявляющие себя феминистскими. Их пока немного, но их влияние растет.

В канун выборов 1993 года вся эта масса групп и объединений сбилась в три больших блока: политическое движение “Женщины России”, движение “Женская лига” и “Независимый женский форум”. Первые два блока были официально зарегистрированы, последний - нет. Политическое движение “Женщины России” выступало на выборах в качестве независимого блока под лозунгами расширения демократии за счет участия женщин; повышения социальной ответственности государства; реформ во имя человека. И сумело одержать победу. Другое объединение “Женская лига”, которое представляет собой не вертикальную организацию традиционого типа, а некую сеть, созданную для координации усилий и обмена информацией между 17 организациями самого разного типа, вошла в блок со смешанными организациями левоцентристского направления. “Женская Лига” выстраивала свою кампанию под лозунгами паритетной демократии для женщин и мужчин и пыталась воплотить саму идею паритетного представительства обоих полов уже на уровне организации избирательго объединения. В этой кампании ее усилия успехом не увенчались. Впрочем, одна из учредивших политическое движение “Женщины России” организаций - “Ассоциация женщин-предпринимательниц России” входит еще и в “Женскую лигу”, что обеспечивает последней представительство в нынешних структурах парламента. Третье объединение “Независимый женский форум” выставило своих кандидатов по нескольким спискам в блоках центристского типа.

Чего же удалось добиться на этих выборах российским женщинам?

Для наглядности приведем несколько цифр.

В 1980-1985 годах в Верховном Совете Российской Федерации женщины составляли 35% от числа депутатов.

В связи с отменой квот на представительство женщин в системе Советов на выборах 1990 года из доля резко сократилась: 5,3% в составе Съезда народных депутатов, 8,9% - в Верховном Совете.

На выборах в Федеральное собрание России в 1993 году женщины получили 11,4% мандатов, в Совете Федерации - 5,6%, в Государственной думе - 13,6%.

Но как бы не был важен количественный результат этих выборов, главное заключается не в нем. Лишь много лет спустя, в ходе избирательной кампании 1993 года, женщины вновь заставили заговорить о себе как об особой силе, способной самостоятельно участвовать в общественных преобразованиях. Достаточно весомая часть российских избирателей поддержала их, и, что особенно ценно, среди этих избирателей было много молодежи. Эта поддержка позволяет надеяться на дальнейший рост женского участия в становлении российской демократии, трудном но возможном.