ЖЕНСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ. МИССИЯ И

ПОВСЕДНЕВНАЯ РАБОТА

Как нам представляется, на протяжении существования человечества можно зафиксировать разные варианты патриархатного типа культуры. По нашему мнению, постепенное "распадение" мира (который еще во времена феодализма во многом существовал как нечто единое) было связано с разделением его на оппозиционные уровни публичного и приватного, в которых и проявилась работа патриархатного типа культуры. В настоящее время это разведение по разные стороны индивидуальной и коллективной жизни приводит к кризису технократического сознания, становится все более понятно, что именно разделение социокультурной реальности, в которой существует человек, на публичную и приватную сферы лежит в основании и тех многочисленных и часто уже не управляемых процессов фрагментации, свидетелями которых мы сейчас оказались. Возражая против этого традиционного разделения, феминизм поэтому вопрошает самую основу современных организационных форм особым, присущим только ему способом.

Сделанная западным миром на протяжении нескольких последних веков попытка положить в основание единства мира принципы абстрактно понятого равенства не может существовать в течение достаточно длительного исторического периода - рациональность представляет собой чересчур слабый способ налаживания мирохозяйственных связей для того, чтобы его можно было продлять ненасильственно. Приходится через иерархические модели вводить элементы господства и подавления, однако авторитаризм сам по себе вступает в противоречие с интересами общества, поскольку он тормозит развитие индивидуальных возможностей человека.

Именно поэтому, а не из абстрактной "любви к демократии" возникающие сейчас женские группы практикует неавторитарные организационные формы. Такое понимание противоположно модернистским тенденциям к бюрократизации - это неиерархическая интерпретация коллективного действия, которая с необходимостью предполагает гражданское участие в политической жизни. Те из представителей женского движения, которые работают достаточно долго, убедились в том, что включение в обычные, традиционные политические, экономические и социальные организации особого освободительного результата не дает: женщины там зачастую рассматриваются как зависимые, нуждающиеся в том, чтобы их "вели". Есть специальные "навыки" беспомощности, сформированные через политическую безвластность, которые женщины усвоили в результате "феминизации" - в настоящее время они существуют отнюдь не только на уровне мифа о женской несостоятельности (хотя там, конечно, особенно). Важно понять, что женщины безвластны не потому, что они феминны, они феминны потому, что безвластны (феминность связана не столько с биологией, сколько с политикой: "Ко второму полу относят слабых", - писала Жанвей) ²¹⁾.

Существующее сейчас управление опирается на традиционное понимание политики и власти. Поэтому, если мы хотим добиться изменений, то перед нами неминуемо встанет задача повернуть от традиционной политики к возможности ее нового понимания. Это предполагает пересмотр представления о том, что власть рассматривается обязательно только в традиционном ключе.

Конечно, власть может быть понята как право управлять, но мы попытаемся исходить из другого. Попытаемся понимать власть как ответственность и усиление влияния. На первый взгляд, представляется, что такая интерпретация власти заведомо безосновна, слаба и бесполезна, однако, если внимательно рассмотреть те процессы, которые идут сейчас в мировом сообществе, то станет понятно, что именно это понимание все более пробивает себе дорогу. Ярким примером этому была IV Всемирная Конференция женщин, происходившая в 1995 г. в Пекине. На эту Конференцию съехались около 35 000 женщин со всего мира. Политической целью ее был не столько теоретический анализ, и даже не столько собственно обмен опытом, сколько именно проявление власти как влияния, формирование единой коллективной воли и утверждение ее в одно и то же время, в одном и том же месте, то есть ее реальная демонстрация. С проявлением такой воли мировое сообщество обязано считаться.

Таким образом осуществляется очень специфическая заявка на складывание нового типа выражения общих целей и задач людей, которые имеют основание стать базой для формулирования их будущих прав, через само их взаимодействие. Дело в том, что обычно всеобщие права принято понимать как некий "сухой остаток", полученный с помощью интеллектуальной операции после обобщения проявлений отдельных прав. Так поступали до недавнего прошлого и в отношении формирования целей и принципов самого женского движения. Еще десять лет назад стратегии женской "повестки дня", вырабатываемые в Найроби с участием квалифицированных чиновников ООН, были построены по такому принципу выявления общих моментов, которые должны быть присущи всему данному кругу явлений, то есть считалось возможным строить пункты "женской повестки дня" через абстрагирование общих признаков из многообразий частных проявлений. Сейчас, однако, стало ясно, что такой тип осознания женских прав оказался не единственным.

В течение последнего десятилетия женщины размышляли о своей "повестке дня" и постоянно пытались наполнить ее тем опытом, которым они располагали и который не укладывался в рамки обычного информационного типа общения. Действительно, для нас "женская повестка дня" - это то, в силу чего мы постоянно возвращаемся к необходимости возражать против несправедливости. Мы делаем это вновь и вновь, несмотря на всю боль разочарований, которые нам довелось испытать на этом пути. Для тех, кто работает всерьез - это далеко не абстракция и не только интеллектуальная операция, и в данном случае существенно именно это обстоятельство. "Женскую повестку дня" мы формируем через усилия по преодолению запретов маскулинистского дискурса, в этом смысле она включает в себя преодоление и некоторых условий языкового и рассудочного нормирования, ее иногда приходится не абстрагировать, а предъявлять. Эти повторяющиеся усилия, "воля к игнорированию" очевидного, но неприемлемого - в высшей степени особая материя, очень прочный тип связи, объединяющий людей, находящихся по разные стороны баррикад политических, национальных и других. На этой основе формируется некий новый тип человеческого сообщества. Таким образом, формировать нашу "повестку дня" приходится не из абстрактных всеобщностей, а из конкретных условий завязывания новых форм реального общения.

Поэтому было бы неверно здесь ограничиваться только образовательными программами и вообще какими бы то ни было обсуждениями. Речь идет о большем - о программах развития ресурсов женщин. Поэтому не объединяющее слово, а совместное дело должно быть поставлено во главу угла. Организуя поле совместной деятельности, мы можем обнаружить не просто общие идеи, а динамику общих целей и конкретных задач, только на уровне активной работы мы сможем получить реальные плоды взаимодействия, использовать их для утверждения нового понимания власти, только исходя из динамики развития нашей деятельности можно построить стратегию, выражающую женскую "повестку дня". Эта задача решается через организацию различных социальных инициатив. Мы понимаем их как возможность нового политического участия женщин, выявления союзников. Мы знаем, что наши организации нетрадиционны по своему типу, однако было бы интересно обсудить более подробно, в каком именно смысле мы можем говорить об этой нетрадиционности. Хотя пока, пожалуй, можно говорить только о начале такого обсуждения.

Здесь прежде всего нужно обратить внимание на то, что женские организации прошли уже определенный путь. Сначала само "женское" в наших группах понимали просто как общие "женские" темы. Это происходило в конце 80-х - начале 90-х годов (впрочем, для многих людей и организаций это происходит еще и сейчас). Важно, что женщины в России начинали с того, что (как и везде в мире) обсуждали общность своей судьбы, убеждались в том, что их переживания - это не только личные проблемы отдельных людей, - это общая судьба массы женщин в наше время, что ситуация их постоянной недооценки - не случайность, а массовая и узаконенная практика. Когда женщины начинают понимать это, они постепенно все более привыкают по-новому оценивать ситуации, с которыми они постоянно сталкиваются в своей жизни, и переходят на новый уровень: "женское" становится для них не просто темой, одной наряду с другими, а способом видения, подходом, сквозь призму которого они начинают видеть окружающий мир. Эта позиция нетрадиционна и требует особых усилий для своего поддержания.

Как мы уже говорили, основной порок маскулинистской культуры кроется в ее абстрактном характере и уповании на рациональность. Следствием этого является то, что продляться могут только те явления, которые технологизированы и переведены в массовый план. Этот тип культуры работает с массами, а не с отдельными людьми. Поэтому и важны такие образования, как женские группы - с одной стороны - это группы, и, следовательно, они могут появиться на политическом поле патриархатной культуры, то есть быть там "замеченными", а следовательно, и действовать, с другой - это группы особые, то есть такие, которые фокусируют свое внимание на проблеме именно человеческих ресурсов.

Нужно сказать, что мы живем в эпоху, когда в стране, на первый взгляд, незаметно, но, тем не менее, неуклонно выкристаллизовывается пока мало кем осознаваемая и принимаемая всерьез проблема создания нового вида самоорганизации общества. Сейчас еще нельзя достаточно четко представить возможности и границы этой проблемы, но она уже стоит. Чувствуется необходимость жить в каких-то новых формах. Старые типы политической активности в глазах общества уже исчерпывают себя. За последние годы "Первый сектор" (государственный) был дискредитирован, "Второй сектор" (частный) в тех формах, в которых он существует, дискредитировал себя сам, и сейчас остается "Третий сектор" (неправительственные организации). Не нужно думать, что задачи Третьего сектора по большому счету противоположны задачам Первого или Второго, напротив, по нашему мнению, и государство, и частный сектор могут сейчас выжить только в том случае, если найдут способы согласовать свои интересы с задачами общества, представляемыми через Третий сектор, иначе - традиционным путем они, возможно, уже вообще не имеют шансов обеспечить себе дальнейшее существование. Более того, с чисто экономической точки зрения работа Третьего сектора должна быть организована так, чтобы он приносил государству прямую выгоду (об этом уже говорит опыт мировой практики). Однако пока этот новый тип социальной активности не имеет достаточной базы ни в правовом, ни в материальном плане, трудности усугубляются и тем, что ориентация Третьего сектора вообще довольно своеобразна.

Проблема роли и значения человеческих ресурсов - одна из основных для организаций всего Третьего сектора. На ее примере хорошо просматривается специфика работы групп, входящих в Третий сектор, по сравнению с деятельностью организаций, построенной на более традиционных основах. Как понимают проблему человеческих ресурсов обычно? Как проблему кадров. Такое понимание окружает нас в повседневной жизни. Первым и наиболее существенным моментом здесь оказывается штатное расписание, перечень обязанностей должностных лиц. Далее это требования к различной квалификации работников (само по себе это можно только приветствовать). Затем встает вопрос о том, как распределить этих должностных лиц, укомплектовать штат. Потом как оценить их деятельность плюс вопрос оплаты их труда. Таким образом, с точки зрения кадрового подхода это только проблема работы с персоналом. И она может быть поставлена только в очень узких рамках.

В чем же здесь узость? А в том, что здесь фактически обсуждается не работник, а только требования к рабочему месту. Мы далеки от того, чтобы думать, что это плохо, более того, нужно признать, что такая постановка вопроса (а она была распространена по всему миру) очень продвинула человечество в плане "выжимания" максимального эффекта из каждого рабочего места. Когда удалось осмыслить и привести в порядок то, что касалось кадровых проблем, это было равносильно революции в использовании трудовых ресурсов: они стали работать значительно эффективнее.

И, однако, человек тут, в принципе, появляется только как средство для обеспечения эффективной работы. Иными словами, мы имеем здесь дело с "группой эффективности". Мерилом успеха деятельности здесь может быть количество и качество производимого продукта. Все усилия такой группы направлены на внешний результат. Она специально проектируется, причем особым образом. По сути дела, тут удалось сформулировать способ продления этих требований, выразить их формально, то есть отчленить их от деятельности по производству специальных услуг и спроектировать. И это проектирование призваны здесь выполнять особые специалисты - управленцы, которых иногда называют бюрократами. Но тогда отдельный работник оказывается "по другую сторону" проектирования, а стало быть, наедине со своим собственным эгоистическим интересом. Поэтому для того чтобы этот индивидуальный интерес не возобладал, отдельный работник постоянно нуждается в управлении со стороны какой-то внешней инстанции.

Такое понимание возникло отнюдь не потому, что сторонники управленческого подхода не догадывались о том, что работающий может иметь высокое интеллектуальное развитие - они это, конечно, понимали. Но, в соответствии с этой точкой зрения, у работника в массовом порядке в принципе функция была как бы антиобщественной (именно функцией эгоистического, личностного интереса) в отличие от функции управленца. В результате получилось, что работник должен быть таким, чтобы им нужно было управлять, а управленец таким, чтобы он этим работником управлять мог. Такова здесь была основная оппозиция.

У нас итог этого положения оказался особенно плачевным: при социализме пытались искать некоторые иные социальные технологии, пытались организовывать социалистическое соревнование, искать нематериальные стимулы, но эти тактики оказались неэффективными, и начались события последнего десятилетия, когда стало модно говорить о том, что "он" будет хорошо работать, только если "он" будет чувствовать себя хозяином, но "он", как показало последнее десятилетие, продолжает тащить с рабочего места все, что только можно. По нашему мнению, так будет продолжаться и дальше, пока будет господствовать старый тип хозяйственной деятельности, где управление резко отделено от процесса непосредственной работы. Против этого типа хозяйственных отношений практически и выступает феминизм (вместе с другими участниками так называемого Третьего сектора), показывая, что это и есть маскулинистский способ хозяйствования, основанный на абстрактном и вертикально построенном типе организации в условиях подчинения нижестоящих вышестоящим.

Что можно сказать относительно женщин, если в этом отношении смотреть с традиционных позиций? Пожалуй, максимум того, что можно предложить женщинам, не пересматривая патриархатных условий бытия, это так называемое государство благосостояния, которое основано не только на принципах либерального абстрактного равенства, но и на власти бюрократии и которое плодит подчиненных с их психологией. Давно известно, что правительственные субсидии в результате творят политически инертные бедные слои, для которых приходится создавать специальные гетто. Непрерывный статус клиентов и просителей делает их деполитизированными, их трудно поднять на пересмотр условий жизни. Многие человеческие нужды подводятся под вердикт анонимнобюрократической заботы. Через зависимость этих групп осуществляется рационально организованный контроль за жизнью населения. Базируясь на зависимости бедноты от агентов государственных служб, бюрократия нуждается в стабильности со стороны внутренней структуры и внешней среды. Эту стабильность она вносит сама же через самоподдержание, стараясь при этом так построить среду, чтобы среда регулировала типы ее клиентуры.

Бюрократия стремится распределять общественные пособия в ответ на определенные просьбы - заявительно, что предполагает выработку определенного навыка у населения - просить эти пособия, и те, кто лучше умеет это делать, те и получают пособия. А далее составляется определенный организационный баланс. Это связано с тем, что политика имеет "менеджериальный" тип. Говоря иными словами, в условиях патриархатного типа культуры хозяйство в принципе управляется политически (отнюдь не только при социализме, но и на Западе тоже), поскольку программы государства неминуемо творят особые условия жизни клиентов.

Технология работы бюрократии в общем виде состоит в том, что ее представитель снабжается некоторым правом на узко специфическую власть самоподдержания при организации особых "сходств", через которые собственно и осуществляется сам процесс управления (бюрократ "творит приоритеты", и этим многое сказано), он при этом поддержан существованием тысяч таких, как он сам - происходит процесс гомосексуальной "репродукции" себе подобных, в котором маскулинность "продуцирует себя в собственном образе".²²⁾

Однако существует некоторая ловушка, которая заключается в том, что бюрократ связан своими правилами больше, чем те, кто в эту систему не входит. Так или иначе, но в современном мире интересы бюрократии все больше выступают тормозом в развитии общества. Поэтому не случайно возникновение новых тенденций. Появились и начали находить для себя формы выражения новые представления о роли и возможностях "человеческого фактора" в рабочих процессах, была осознана его особая важность как специфического ресурса. Была сделана попытка перейти от "работы с кадрами" к ситуации совместной деятельности группы людей, перейти от "групп эффективности" к созданию групп, которые можно назвать "группами развития", где можно широко использовались особые ресурсы, связанные с присутствием чисто человеческих факторов, таких как возможность самим (и совместно) ставить себе цели и задачи, обсуждать и выбирать формы работы, способы принятия решений, философию и политику своей организации, ее миссию. Все это для нас не лирика и не красивые слова, а точки роста, очаги сопротивления структурам патриархатной культуры.

В этом смысле вопрос о сопротивлении довольно труден. Дело в том, что традиционный тип культуры очень хорошо оснащен. Трудно найти такие формы сопротивления, которые не были бы им уже предусмотрены и включены в арсенал того, что он приспособил себе на пользу. Чересчур много весьма эффектных способов сопротивления на деле оказываются простыми ловушками, которые только укрепляют status quo. Поэтому когда мы говорим о сопротивлении, речь идет не об организации террористических актов, подпольных групп или вооруженной борьбе - нас интересует создание таких нетрадиционных форм, которые и сопротивлением-то едва ли могут быть названы, однако, как представляется, они могут иметь хотя и незаметный, но долгосрочный результат.

Конечно, на практике наши организации, как правило, выполняют те или иные услуги, поэтому их можно отнести к "группам эффективности". Однако для нас эффективность организации - это только одна из ее функций наряду с функцией саморазвития, и поэтому в центр внимания часто ставится уже вопрос об отношениях между членами группы. Развитие участниц групп - это для нас основная задача - использование организации для людей, а не людей для организации. Люди развивались вместе с группой, развивая сообщество. Поэтому каждой из нас было так больно, когда коллеги не понимали ее усилий. Ведь не принимали не только "мое" личностное усилие - сообщество само себя "не принимало" в моем лице, недопонимало важности того, относительно чего "у меня" уже не было сомнений. Такой тип общения предполагает особую раскрытость. (На наш взгляд, это общение совсем не так сильно напоминает семейный тип, как это принято думать.) И то, что, несмотря на все трудности такого общения, мы все же не бросили нашу работу, показывает, что нас не сломили.

С внешнего контроля внимание у нас часто переносится на контроль внутренний, на самоконтроль, а из этого следует ряд конкретных выводов уже на уровне организации работы, прежде всего то, что часть функций контроля целесообразно передать коллективу, а раз так, то нужно обеспечить коллективу возможность знать как можно больше о деятельности своей организации и обеспечить также и реальные способы влияния на принятие решений. Это опять-таки не потому, что мы вежливы и хорошо воспитаны, а потому, что таков сам тип нашей организации. То есть мы тут имеем дело не только с фактически удачными результатами, а с утверждением некоторой логики действия, с утверждением некоторой технологии работы. Это уже истины не просто факта, а принципа, это можно и нужно воспроизводить.

Тогда группу мы необходимо начинаем видеть как самостоятельную единицу, состоящую из людей. Это, конечно, очень предварительная, приблизительная формулировка, она помогает обратить внимание на человеческий потенциал в группе, строить работу так, чтобы человек, она сама - стремилась к сотрудничеству с коллегами, чтобы поняла, что она может быть в "рабочем состоянии" только тогда, когда свободна, а свободной нельзя быть в одиночку, свободной можно быть только в процессе общения с другими людьми, когда получаешь свою долю признания. Свобода - феномен принципиально межличностный, поэтому открытие человеком своей свободы возможно только в ситуации групповой деятельности. Свобода существенно опирается на то, что ее удостоверяют и воспризнают и другие люди, иначе она неполная, усеченная.

Этот момент осознания свободы и нужно уметь "растормозить". Как представляется, здесь в нашем обсуждении возникает тема лидерства. Понятно, что, если в группе дела обстоят так, как мы только что описали, лидер уже никак не может чувствовать себя "управленцем". Тут существенно меняется отношение между нею/им и группой. Здесь возникает задача уметь понять человеческие ресурсы, то есть разнообразнейший набор знаний, умений и опыта - понять это все как "наши" ресурсы. Иными словами, та или тот, кто сумеет показать этим людям, что их интерес понимается и принимается - та или тот и будет пользоваться этим ресурсом (конечно, в интересах этого же ресурса). То есть наиболее эффективный путь для того, чтобы им пользоваться, состоит в том, чтобы не обманывать, а именно как раз и выражать точку зрения людей, которые пришли в организацию.

Поэтому же в само слово "лидер" мы вкладываем содержание, которое существенно отличается от того, как оно понимается обычно. Ведь в обычном понимании лидер - это всегда тот, кто выделяется. Момент единоначалия здесь сразу же очень заметен. У нас поэтому создана концепция группового лидерства (что видно при регистрации Уставов, когда возникает желание сделать Совет вместо Директора и т.д.). Здесь каждая участница группы в принципе должна уметь брать на себя функцию лидера в той или иной сфере коллективной деятельности. Для обыденного понимания слова "групповое лидерство" вообще звучат как нонсенс.

То есть мы считаем, что задачи лидера, или координатора, остаются, хотя и меняются. Лидер для нас - тот, кто умеет прежде всего поддерживать интерес и энтузиазм организации, поскольку организации у нас добровольные. Лидер помогает развить сознание своей силы в участницах групп, помогает осознать, что мы способны менять существующие социальные институты. Для этого нужно укреплять людей в их сознании того, что они сами могут иметь большое значение. Важно помочь женщинам решиться на какие-то действия, чтобы женщины осознали: "Я знаю, что могу что-то изменить". Это и есть основа философии наших групп. И там и тогда, где и когда любая участница группы это делает, там она - лидер.

Лидер, конечно, опирается на силу, но это сила группы, и важно помнить, что хотя можно использовать силу как инструмент оказания давления при решении проблем, но для нас сила - это прежде всего инструмент осуществления перемен. Такое понимание не совпадает с обычным пониманием роли силы. Функция лидера здесь состоит в том, чтобы эффективно концентрировать и использовать силу, внутренне присущую данной группе, а не влиять "сверху" своим удостоверенным авторитетом (то есть применяется совсем иная технология).

Конечно, возможности такого рода существенно зависят от культурного уровня членов организации. Поэтому можно иногда услышать (в более или менее осознанной постановке) такие вопросы: "Насколько развит персонал данной организации? Может ли он "потянуть" на "группу саморазвития" или только на обычную "группу эффективности"?" Однако, на наш взгляд, вероятно, вопрос не только в развитости персонала, но и в характере и типе наших организаций. Возможно, в том-то все и дело, чтобы мы самим типом нашей организации имели возможность "поднимать" людей и вовлекать их в новые социальные действия. Тем самым мы не только творим новые социальные условия, но и растормаживаем новые межличностные "пласты" жизни женщин.

Нужно заметить, что одна из фундаментальных трудностей традиционной культуры состоит в том, что она может работать только в ситуации постоянной энергетической нехватки. Самой формой своего существования она эту нехватку постоянно порождает и возобновляет. Она постоянно связана с условиями ограниченности ресурсов. Это - ее основная посылка. На деле ситуация сводится к тому, что получают гипертрофированное развитие только те формы существования, которые возможно продлять вполне определенными технологическими путями, в то время как существуют и иные возможности, в том числе связанные с развитием новых технологий, в том числе и социальных. Как представляется, наше время ставит именно эти задачи на очередь дня. Попытки открывать "новые ниши" необходимо производить не только в сфере бизнеса. Сейчас для развития социальной инновации необходимо не только тщательно относиться к своим обязанностям, но и умение выстроить самое новое поле своей деятельности. Только в том случае, если организации удается создать это новое поле, она имеет возможность рассчитывать на развертывание через посредство оказания услуг еще и социального воздействия.

С нашей точки зрения, в этом во многом и есть смысл деятельности Третьего сектора, независимо от того, какие это организации. Тут мы и превращаем нашу деятельность по оказанию услуг в особую, новую общественную активность. Хотим мы того или не хотим, у нас есть свое особое место, своя роль, и мы нужны обществу только в этой своей роли, с этой миссией. Если мы создаем организации, точно повторяющие по типу государственные, мы обречены: международные источники финансирования нельзя рассматривать как явление непреходящее. Если организация зависит только от их поддержки, она может оказаться нежизнеспособной просто потому, что она небольшая (то есть, с традиционной точки зрения, слабая) и, если она действует автоматически, то есть непродуманно, подделываясь под общесоциальный стандарт, то у нее есть шанс проиграть в конкуренции. Важно понять, что наши организации возникают не просто на голом энтузиазме, а вследствие появления некоторой новой социальной потребности, а именно потребности в самовыражении общественности. (В настоящее время даже в журнале, посвященном проблемам Третьего сектора, это осознается, мягко говоря, весьма слабо.)

Как известно, неправительственные организации помогают тем группам, которые в нашем обществе не испытывают ощущения своей силы и нужности обычным, так сказать, "естественным" путем. Стало быть, мы вынуждены это делать нетрадиционным путем, потому что мы полагаем, что все общество теряет от того, что оно не включает некоторую часть своих членов как своих полноправных агентов. Мы стараемся эту ситуацию исправлять, поэтому наша активность - это не только оказание конкретных услуг инвалидам, пенсионерам и т.д. и не только попытка помочь той или иной (по тем или иным причинам) обездоленной группе, но и работа в интересах всего общества. Мы должны помочь этим группам иметь возможность влияния на изменения, происходящие в обществе. Люди очень чувствительны к этим возможностям.

Говоря сейчас о работе с человеческими ресурсами, мы можем через эту призму четко видеть различие оценки места и роли общественности со стороны государства и Третьего сектора. Для государства наша деятельность во многом покрывается тем, что называется "задачи социальной защиты". Эта постановка вопроса часто кажется нам естественной. Но это происходит лишь потому, что нам ее навязывают как естественную. Как известно, при таком понимании выходит, что необходимо кого-то защищать, что есть социальные слои населения, рассматриваемые как заведомо несостоятельные.

С точки зрения общественности, дела обстоят несколько по-иному: то, что мы организуем, это самопомощь, помощь себе со стороны различных групп, составляющих эти общественные человеческие ресурсы. Государство здесь предлагает нам свой подход, основанный на проявлении жалости и увековечивании социальной инвалидизации отдельных групп населения, а это подразумевает продление и принципиальное увековечивание отличия этих групп от "нормальных". В настоящее время государство именно с этой точки зрения оценивает и женщин, и детей, и самих инвалидов, и пенсионеров, то есть основную массу всего населения страны.

Вместо этого подхода в организациях Третьего сектора осуществляется попытка преодолеть инвалидное существование этих групп. То есть наша неправительственная деятельность направлена на то, чтобы сделать социального инвалида в широком смысле "не-инвалидом". Совсем неслучайно то, что такой сверхзадачи государственные программы не ставят в принципе да и не могут, поскольку они исходят из своей заинтересованности в том, чтобы существовала некоторая группа населения, относимая к инвалидам, ввиду того, что она как бы предусмотрена в структуре самой социальной жизни, как ее "видит" государство.

Приведем излюбленный пример одной из наших коллег: инвалидов-глухих приглашают работать на производстве, которое связано с повышенным шумом, где здоровому человеку работать вредно. С точки зрения государства, здесь будет выгоднее не делать новых прессов, работающих с пониженным уровнем шума, а нанимать на работу инвалидов, "выгоднее" посадить женщину дома, не говоря уже о том, что инвалидизация женщин и больных приводит к тому, что для них считаются допустимыми самые рутинные работы - типа перевозки тяжестей на каталке. С точки зрения интересов человеческих ресурсов, Третьего сектора, гуманизированный подход к экономике в этом смысле не пустой звук, а прямая и насущная потребность. И здесь становится понятным, почему так сильно отличаются программы, предложенные для "инвалидов" государством, и программы, составленные от имени и при участии самих "инвалидов". Это просто разные программы.

Из вышесказанного никоим образом не следует, что некоммерческим организациям не нужно взаимодействовать с государством. Работу с государственными структурами мы понимаем как один из краеугольных камней в нашей будущей деятельности. Речь идет только о типе и характере этого партнерства.

Поэтому нам важно понимать, что у государства есть своя позиция, собственный интерес. Нам кажется, что его нет, но это происходит лишь потому, что государство призвано выступать под флагом общезначимости (да к тому же еще от его имени выпускаются законы, а нам хотелось бы, конечно, быть законопослушными гражданами). В результате государственная точка зрения кажется нам естественной, в то время как позиции различных наших групп (которые маргинализированы) кажутся сомнительными, но нужно попытаться из наших отдельных точек зрения "построить" точку зрения "всей" общественности. Это тоже будет общая позиция, только по-другому сложенная, сконституированная не через абстракцию и общезначимость.

Поэтому можно сказать, что государство представляет позицию общественности не недостаточно, не мало, а иным способом. По нашему мнению, во всяком случае в России в настоящее время (при том типе государства, который исторически сложился к осени 1995 года) общественность может представить себя только сама через коалиции различных организаций, это - попытка давать альтернативы структурам существующей власти, утверждение реального опыта по созданию новых типов власти, в то время как позиция современного нашего государства - это пока в основном результат взаимодействия интересов конкретных властных групп, которые традиционно политическими методами, то есть властными методами, взаимодействуют между собой и с другими партнерами по политической игре. Если мы торопимся в нашем партнерстве с государством, то мы принимаем эти действия за деятельность по выполнению обязанностей перед избирателями и попадаемся на удочку, принимая навязанные нам интересы за наши собственные.

Что же нужно делать, чтобы этого не происходило? Прежде всего заботиться о том, чтобы отдельные группы, которые обслуживаются неправительственными организациями, имели возможность как можно лучше осознавать свои интересы. Пока мы, как уже говорилось, видим свои интересы в основном сквозь призму существующей власти. Для женского движения эту функцию осознания своих интересов выполняет гендерный подход. В этом смысле женское движение имеет собственную серьезную интеллектуальную проработку, теорию нетрадиционного типа. В чем ее нетрадиционность? Последнее обстоятельство чрезвычайно важно.

Для того, чтобы пояснить, в чем здесь дело, для начала вспомним, что иногда можно слышать упрек в том, что лидеры привносят в женское движение свои взгляды, навязывают женщинам какие-то свои представления. Этот упрек, на наш взгляд, совершенно незаслужен, он вызван тем, что не понимается именно специфика действий общественности. Смысл как раз в том, что лидер (если только она действительно достойна этого названия) призвана только организовывать работу и участвовать в ней, нисколько ее не направляя в выгодное для себя русло (поэтому мы, например, не должны учить женщин тому, как они должны голосовать). Свои мнения женщины должны формулировать сами, также как и высказывать свои интересы. Наша цель только в придании женщинам энергии, вселении их веры в себя, в усилении женщин, а если лидер занимается конкретным "натаскиванием" членов группы, это уже весьма сомнительно. Наша деятельность, если она правильно организована, совсем не похожа на обычную идеологию, привносимую сверху. Лидеры женского движения не должны ничего выдумывать за других. Они пытаются только растормаживать возможности людей и совместно с ними фиксировать эти возможности. Таким образом, здесь нет не только идеологизирования, но также и традиционной теоретической работы объективистского типа.

Кто мы такие, чтобы поучать женщин, что им нужно делать и чего не нужно делать? Мы считаем, что людям надо доверять, доверять их способности к историческому творчеству. Только на этом пути мы можем решить наши собственные задачи, поскольку основная проблема сейчас - не в том, за кого голосовать, а в том, чтобы создать сначала самое поле условий, при котором можно было бы вообще голосовать. Пока еще это поле не создано, и это - весьма специфическая работа. Тут срочно организованными поучениями не обойтись.

Понятно, что именно в этом состоят особые требования к лидеру в женском движении - открывать доступ к человеческой мотивации, а формировать свою мотивацию женщина будет уже сама. Это не навязывание мотива, не выдавание интересов власть предержащих за интересы народа, как сейчас это практикуют СМИ, а совсем другой тип работы (основанный на рефлективном подходе). Трудная работа по осознанию своих мотивов в группах некоммерческого сектора, на наш взгляд, может осуществляться поэтому только в условиях весьма специфически понятого рефлективного поворота, когда предметность, с которой связаны условия внешней работы группы, как таковая используется как можно меньше. В этом во многом и состоит специфичность работы некоммерческих организаций.

Таким образом, первая задача групп, входящих в неправительственные организации, - осознать себя. Поэтому для женских организаций гендер представляет собой отнюдь не только одну из проблем. Если бы это было так, то мы остались бы на точке зрения государства (для государства это - одна из проблем) и наши организации были бы традиционными; для нас это подход, то есть мы пытаемся смотреть сквозь него на другие проблемы (пытаться смотреть на мир глазами женщины с ребенком на руках - это девиз Всемирного Конгресса женщин в Пекине).

Разумеется, мы понимаем, что изменения, которых мы добиваемся, произойдут не в ближайшем будущем. Не зря одна из ведущих деятельниц американского женского движения сказала: "Феминистская революция самая долгая революция в мире", но это не должно останавливать нас, ведь за нами - многовековые страдания женщин, а иногда и смерть тех, кто видел несправедливость и восставал против нее, с нами - усилия миллионов женщин и мужчин, которые признают необходимость изменений, а впереди - будущее наших детей, которые имеют шанс жить в мире более свободном, чем наш. 

Литература

• 20) Stoller. Sexual Excitement: Dinamics of Erotic Life (New York: Pantheon, 1979, p.6.
• 21) Janeway E. Between Myth and Morning. New York: William Morrow. 1975, p. 188.
• 22) Jansen R. The ABC's of Bureaucracy. Chicago: Nelson Hall, 1978, p. 41.

_{Содержание}