|
"ОБ АВТОРЕ" и Главы 8 "СИМОНА ДЕ БОВУАР И АССИМИЛИРОВАННАЯ ЖЕНЩИНА" |
Книга распространяется издательством "Идея-Пресс" http://i-press.narod.ru
СОДЕРЖАНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ РАБОТ М. УОЛЦЕРА
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
ПРЕДИСЛОВИЕ
ВВЕДЕНИЕ: ПРАКТИКА СОЦИАЛЬНОЙ КРИТИКИ (ПЕР. В. И. СТРЕЛКОВ)
Глава 1. ЖЮЛЬЕН БЕНДА И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО
(НАУЧ. РЕД. В. П. ВИЗГИН, РЕД. В. И. СТРЕЛКОВ, О.А. НАЗАРОВА)
Глава 2. ВОЙНА И РЭНДОЛФ БОРН (РЕД. А. Б. ТОЛСТОВ, О.А. НАЗАРОВА)
Глава 3. МАРТИН БУБЕР: ПОИСК СИОНА (РЕД. А. Б. ТОЛСТОВ, О. А. НАЗАРОВА)
Глава 4. ПРИВЕРЖЕННОСТЬ АНТОНИО ГРАМШИ (РЕД. А. Б. ТОЛСТОВ, О.А. НАЗАРОВА)
Глава 5. ИГНАЦИО СИЛОНЕ: "ЕСТЕСТВЕННЫЙ" (РЕД. А. Б. ТОЛСТОВ, О.А. НАЗАРОВА)
Глава 6. АНГЛИЯ ДЖОРДЖА ОРУЭЛЛА (ПЕР. В. И. СТРЕЛКОВ)
Глава 7. АЛЖИРСКАЯ ВОЙНА АЛЬБЕРА КАМЮ (ПЕР. В. И. СТРЕЛКОВ)
Глава 8. СИМОНА ДЕ БОВУАР И АССИМИЛИРОВАННАЯ ЖЕНЩИНА
(ПЕР. В. И. СТРЕЛКОВ, РЕД. Т.П. ЛИФИНЦЕВА)
Глава 9. АМЕРИКА ГЕРБЕРТА МАРКУЗЕ (НАУЧ. РЕД. Л. Б. МАКЕЕВА)
Глава 10. ОДИНОКАЯ ПОЛИТИКА МИШЕЛЯ ФУКО (НАУЧ. РЕД. В. П.ВИЗГИН, Л. Б.МАКЕЕВА)
Глава 11. БРЕЙТЕН БРЕЙТЕНБАХ: КРИТИК В ИЗГНАНИИ (РЕД. А. Б. ТОЛСТОВ)
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: СОЦИАЛЬНАЯ КРИТИКА СЕГОДНЯ (НАУЧ. РЕД. Л. Б. МАКЕЕВА)
Предметный указатель
Майкл Уолцер - родился в 1935 г. в г. Нью-Йорк. В 1956 г. получил степень бакалавра в Университете Брендис (Brandeis University), затем в 1956-1957 гг. продолжил свое обучение по стипендии Фулбрайта в Кэмбриджском университете и в 1961 г. защитил докторскую диссертацию в Гарвардском университете. В течение 1962-1966 гг. преподавал в Принстонском, с 1966 по 1980 гг. - в Гарвардском университетах. В 1980 г. получает место постоянного преподавателя и сотрудника Института передовых исследований при Гарварде. М. Уолцер читает лекции по следующим курсам: История современной политической мысли; Проблемы современной политической философии; Обязанности; Средства и цели; Справедливые войны; Политика и литература в XVII веке; Проблемы социалистической политической мысли; Политическая теория национализма. М. Уолцер является также издателем журнала "Диссент" (Dissent); членом редколлегии журнала "Philosophy and Public Affairs, Political Theory"; автором и редактором журнала "The New Republic"; членом Правления Еврейского университета (г. Иерусалим); с 1983 по 1988 гг. он был членом попечительского Совета Университета Брендис.
Освобожденная своими героями Интеллектуальные достижения Симоны де Бовуар находились в тени вследствие ее отношений с Сартром, а точнее, вследствие того, как она сама представляла [читателю] эти отношения. Описывая их политические взгляды и философские позиции, она почти всегда признает, что на один или два шага отставала от Сартра, иногда замедляя свою поступь, иногда ускоряя. Для социалистки и феминистки она чересчур озабочена доказательствами его первенства, как если бы она опасалась, что без этого их содружество прекратится. Современные феминистки, признавая эту ее озабоченность, критически настроены против де Бовуар из-за того, что выражала она ее слишком уж непосредственно (иногда упрекая и Сартра за то, что он так или иначе вынуждал ее к этому.) Немногие из феминисток признают оригинальность ее философских работ, но и те, кто это делает, похоже, всегда обращают внимание на следующее: она, в лучшем случае, занималась ревизией Сартра, оставаясь в рамках его категорий даже тогда, когда не соглашалась с его выводами . В политической сфере также с самого начала их ангажированности, когда Сартр за них обоих решил, что эта ангажированность морально необходима, она последовала за ним. "Резкая перемена произошла в нем, - пишет де Бовуар о Сартре после его возвращения из армии в 1940 г., - и во мне тоже, поскольку я сразу же приняла его точку зрения" . Однако в роли социального критика де Бовуар, бесспорно, лидирует. У Сартра нет работ, которые по масштабности могли бы сравниться со "Вторым полом", да даже и с более поздним произведением де Бовуар "Старший возраст", стоящим много ниже первого. Сартр всю свою жизнь был ярым критиком буржуазного общества, но то, что он считал нужным сказать о буржуазии, могло бы быть сказано, а может быть, и было сказано, сотнями других критиков. Критицизм де Бовуар более оригинален и в то же время более внимателен к непосредственному опыту многих людей и ее собственному. Ее возмущение менее идеологично, чем у Сартра, но более основательно и сфокусировано таким образом, что это вызывает больший интерес. Несмотря на все влияние Сартра на де Бовуар, первая из ее критических работ - "Второй пол", - оказала воздействие на судьбы большего числа людей, она послужила толчком для большего количества дискуссий, чем все, что вышло из-под пера Сартра. Значительность творчества де Бовуар во многом обусловлена теми социальными группами, к которым она обращалась: группам еще не мобилизованным, не представленным в партиях и движениях, не имеющим ни своих собственных активистов, ни своей политической "линии". Когда, напротив, она пишет о французском рабочем классе или об алжирских националистах (или о кубинских, вьетнамских, китайских коммунистах), она, похоже, удовлетворяется тем, что следует за Сартром, доверяя не столько народу, о котором пишет, сколько активистам и политическим лидерам, его представляющим. Она пишет убежденно, даже страстно, но ей не хватает интеллектуальной точности, отсюда не хватает тонкости. Ее речь звучит резко, она слишком легко поддается дурным стереотипам. Однако ее книги о женщинах и стариках совершенно другие. Это целиком ее книги - отчасти из-за того, что она сама - одна из тех, о ком пишет (когда в 1970 г. "Старший возраст" вышел из печати, ей было 62 года), даже если ее судьба была иной, чем у ее героев; отчасти из-за того, что, не разделяя их позиции, она испытывает от этого угрызения совести. Впрочем, у них и нет никакой выраженной позиции, они "инертны". Де Бовуар была феминисткой до того, как во Франции феминизм стал серьезным движением, и она была одной из первых, кто признал пожилых людей жертвами общества, ориентированного исключительно на молодость, силу и результативность. Она не обнаруживает той безусловной приверженности, которую предлагал Сартр, ни к одной из этих групп; в этом нет необходимости, поскольку она к ним уже принадлежит, и нет возможности, поскольку нет организаций или партийных активистов, которые определили бы ей условия. Еще одно обстоятельство является предпосылкой свободы ее творчества: пол и возраст - не марксистские категории. В некотором смысле в 40-х-начале 50-х гг. де Бовуар и Сартр занимали марксистские позиции, рассматривая марксизм как единственно адекватную для социальной критики теорию. В "Старшем возрасте" де Бовуар пытается соответствовать марксистской доктрине, как пытался ей соответствовать и Сартр в большей части своих ключевых работ после "Бытия и Ничто". Но она вынуждена идти против марксистских принципов, и эта свобода [от доктрины] достигается через ее героев, которые сами отнюдь не были свободны. Возможно, угнетение женщин, а также жестокое пренебрежение правами пожилых людей прекратятся с победой пролетариата - иногда де Бовуар воспроизводит эту догму. Но если бы она в самом деле верила ей, она написала бы книгу о пролетариате. Вместо этого она окинула окружающий мир свежим взором и сделала другой выбор. Ее выбор женщин в качестве героинь был предопределен, как она говорит, ее выбором самой себя, т. е. решением написать автобиографический очерк о своем детстве и юности . Я, однако, предполагаю, что этот выбор имел и философские основания, будучи обусловлен ее сомнениями по поводу концепции свободы Сартра. Она стремилась описать себя в автобиографии как свободного человека, однако понимала, что обретается эта свобода иначе, чем у Сарта. Она была завоевана, если можно так сказать, вопреки всему, вопреки ее женскому телу и вопреки тому положению, которое женщина занимала в обществе. Эту свободу де Бовуар разделяла не с другими женщинами, но с мужчинами. Наслаждаясь ею вместе с ними, она в то же время видела ее проблематичность. Таким образом, ее книга есть критика несвободного положения женщины, той несвободы, о которой и не помышляет философия Сартра . Но свобода, которую она отстаивает, была достигнута рука об руку с Сартром. Де Бовуар утверждает, что именно так другие женщины должны быть свободны и должны желать быть свободными. Действенность ее анализа, так же как и трудности, которые с ним сопряжены, равным образом вытекают из этого ключевого утверждения, говорящего одновременно о великодушии и о высокомерии его автора. Два этих качества делали возможной подобную критику в то время, когда писалась ее работа, - в условиях отсутствия феминистского движения. Но они же неизбежно поставили эту критику под сомнение в условиях, когда такое движение появилось. Сейчас признают, что написанное де Бовуар предполагало мужскую перспективу, будучи слишком удалено от женского опыта. Возможно, это и так, однако то, что она писала, отражало ее собственный опыт именно как женщины. Если бы дело обстояло иначе, ее книга никогда бы не оказала такого воздействия на женщин, какое она действительно оказала, не стала бы сегодня и необходимым теоретическим противовесом для иной версии феминизма. Критика женского тела Экзистенциалистская этика основывается на подлинно эссенциалистском положении: человек по природе своей свободен, свободен радикально, абсолютно и универсально. Жизнь человека есть его проект; он делает себя сам, и он полностью ответствен за то, кем он становится. Всякая попытка обвинить кого-то другого, всякая ссылка на внешние обстоятельства есть акт нечистой веры. Планируя наше будущее, мы оправдываем себя сегодняшних - и покидаем себя раз и навсегда без всяких сожалений. "Существованию в настоящем нет иного оправдания, - пишет де Бовуар, оставаясь в этом пункте верной позиции Сартра, - нежели развертывание в бесконечно открытое будущее" . Но утверждается ли существование женщины так же, как и мужчины? Является ли экзистенциалистское понимание нашей человеческой сущности всеобще-нейтральным? В отношении этих вопросов "Второй пол", как мне кажется, представляет собой пример последовательного и блестящего уклонения от прямого ответа. С одной стороны, де Бовуар признает, что женщины, она сама - первый тому пример, свободны точно так же, как и мужчины. Они ответственны за собственную судьбу, и если в действительности большинство из них не свободны, пассивны, находятся в подчинении, то именно они сами несут за это ответственность, соучаствуя в собственном угнетении. С другой стороны, она считает, что женщины (и здесь она исключение) находятся под двойным гнетом - природы и мужчины, являясь жертвами как своей биологической конституции, так и общественных условий. "Мне удалось избежать многих вещей, которые порабощают женщину, - отмечала де Бовуар в своем интервью, датируемом 1970 г., - таких, как материнство и заботы хозяйки дома" . Однако ее книга - не инструкция по освобождению от этого порабощения, а анализ его условий - беспощадный анализ, громоздящий одну причину на другую, так что судьба женщины в конце концов кажется предопределенной. Но разве подобная ссылка на предопределенность не является очередным актом нечистой веры? В главе, которая открывает книгу ["Второй пол"] "Судьба: данные биологии", де Бовуар очень близка к утверждению, что женщина не свободна, а следовательно, не причастна [к собственному порабощению] и не способна к нечистой вере. Она просто есть то, что она есть: она никогда сознательно не выбирает свое будущее. Рассматриваемая в терминах своей физической телесности, порождающей способности ее пола, женщина представляет собой в большей мере экзистенциалистское в-себе-бытие (en-soi), чем для-себя-бытие (pour-soi). Подобная терминология опасна: она переводит проблематику экзистенциалистской философии на язык социальной критики. Для экзистенциалистов органически (я имею в виду - вследствие их учения, а не вследствие того, что у каждого из них есть тело) невозможно признать опыт угнетения: опыт человека, который буквально испытывает давление на себя и, несмотря на это, остается для-себя-бытием. Применительно к социальной сфере идея в-себе-бытия служит исключительно для воспроизведения мужского взгляда на половые различия. Или, что еще хуже, она создает метафизические основания для подобного воззрения. Де Бовуар, однако, не стремится отрицать эту точку зрения, она, скорее, пытается ее объяснить и затем уже найти способ изменить условия, которые вызывают ее к жизни. Первое из этих условий, однако, имеет биологическую природу. С этой истиной трудно смириться, но ее, с точки зрения де Бовуар, никак нельзя игнорировать: "порабощение" женщин обусловлено биологическими факторами. Де Бовуар уклоняется от определения силы этих факторов, но не сомневается в их реальности. В самом деле, некоторые из ее наиболее ярких произведений посвящены тому, что правильнее было бы назвать осуждением женского тела. Мужское тело всегда контрастирует с женским. Мужчина кажется предназначенным для целеполагающей деятельности: "Он... массивнее, чем женщина, сильнее, быстрее ее, он более склонен к риску". Он "есть средоточие трансценденции и амбиции. Тело мужчины открывает перед ним возможность восторжествовать над мгновением и ковать будущее. Именно мужская деятельность, создавая ценности, утвердила как ценность само существование" . Со своей стороны, женское тело ориентировано на имманентное, а не на трансцендентное, скорее на повторение, чем на изобретение и приключение. Женщина воплощает в себе интерес вида, а не индивида. Она не создает проектов, она служит целям. "От наступления половой зрелости до климакса женщина представляет собой арену событий, разворачивающихся внутри нее, но к ней лично отношения не имеющих". Описание де Бовуар процесса человеческого воспроизводства исключительно по резкости - ибо, в ее глазах, этот процесс ничего не стоит мужчине и смертелен для женщины. "Претерпев насилие, самка переживает отчуждение от самой себя... в самке живет другое существо, питающееся ее субстанцией..." . В то время как мужчины сражаются с природой и друг с другом, "всегда находясь в поиске реализации... своей независимости в объективной форме", женщины всего лишь воспроизводят субъектов (и жертв) такого рода реализации: "Рожать и кормить - это не деятельность, это естественные функции; в них нет никакого проекта, и поэтому женщина не видит в этом повода для высокомерного утверждения своего существования; она пассивно претерпевает свою биологическую судьбу... в круге повторяемости и имманентности" . После всего сказанного трудно ожидать дальше чего-либо принципиально иного. Детальная этнография женских судеб, которой почти целиком посвящена вторая часть книги, может рассматриваться просто в качестве приложения и развития биологической аргументации - в качестве перехода, так сказать, от физической к социальной антропологии, где первая объясняет все, за исключением поверхностных вариаций второй. Например, ведение домашнего хозяйства описывается де Бовуар так, что вызывает прямые параллели с ее описанием деторождения и кормления грудью: "Не многие работы так схожи с сизифовым трудом, как работа домашней хозяйки; день за днем она моет посуду, вытирает пыль, чинит белье, но на следующий день посуда опять будет грязная, комнаты - пыльные, белье - рваное. Домашняя хозяйка... ничего не создает, она лишь сохраняет в неизменном виде то, что существует. Из-за этого у нее возникает впечатление, что вся ее деятельность не приносит конкретного Добра..." . Естественно, биологически женщины не запрограммированы на домашнее хозяйство в той же мере, как на деторождение. Однако беременность и лактация привязывают их к дому, который далее становится их социальным "доменом" или, что более реально, их тюрьмой (он ею и остается, как бы ни стремились женщины его украсить и обустроить). Подобное рассуждение имеет выраженный детерминистский характер, хотя де Бовуар выступает против детерминизма. Даже в главе, посвященной биологии, она настаивает на том, что женщине "предоставлен выбор между утверждением своей трансцендентности и отчуждением в объекте" . Трансценденция, о которой идет речь, - это требование прекратить служить виду - женщина должна жить для себя. Де Бовуар полагает, что женщина не может критиковать общество, в котором живет, пока не отречется от своего тела. Точнее, она не может подвергать критике социальные структуры, разделяющие общество по половому признаку, пока она не будет в состоянии исключать себя из биологических детерминаций, которые лежат в основе такого рода разделения. В основном именно мужчины создают и укрепляют гендерное различие ролей в обществе, но это не творение ex nihilo , его исходной точной является факт имманентности женской телесности, репродуктивного характера ее биологии. Послушаем еще раз, как де Бовуар описывает женскую сексуальность и опыт беременности: "Женское сексуальное желание напоминает мягкое трепетание раковины; мужчина пылает, женщина же лишь испытывает нетерпение. Ее ожидание может стать страстным, но в любом случае остается пассивным; мужчина набрасывается на свою добычу, как орел или коршун, женщина же подстерегает ее, подобно плотоядному растению, опутывающему насекомое, или трясине, засасывающей ребенка; она пристает, как смола, присасывается, как банка, ее призыв неподвижен, всепроникающ и липок, по крайней мере именно таковы ее собственные смутные ощущения" . "В плену у природы, женщина одновременно и растение, и животное, коллоидальный склад, наседка и яйцо; ее эгоистичное тело пугает детей, гордящихся своими юными стройными телами, у молодых людей вызывает ухмылочку, потому что она, будучи человеческим созданием, сознательным и свободным, стала пассивным инструментом жизни" . В пассажах, подобных приведенным выше, есть для меня что-то очень знакомое; в них звучит неприязнь к себе. Де Бовуар здесь присоединяется к людям типа крестившегося Еврея, "колонизированного" человека Альберта Мемми, американского негра, жившего до эпохи, лозунгом которой стало "Черное - это прекрасно", т. е. к людям, чьи представления о физической привлекательности и культурном совершенстве заимствованы и не оригинальны. Разумеется, она не думает отрекаться от своей принадлежности к женскому полу, иначе она никогда не написала бы книгу, заставляющую обратить внимание на ее автора как на борца за права второго пола. Но, равным образом, она не желает жить так, как живут другие женщины, не желает даже, чтобы о ней думали (те мужчины, с которыми она общалась большую часть времени) как о женщине . Неприятие ею привычной модели женской судьбы, отказ от материнства, от замужества указывают, по ее мнению, на то, каким путем должна идти женщина к своему освобождению. Она сама выбирает себе любовников, как мужчина - своих любовниц, и отказывается иметь детей. В результате достигаются две цели. Она больше не моллюск, не болото, не пассивный инструмент, т. е. она освобождается от биологической детерминированности; и далее, она больше "не женщина" в том смысле, в каком мужчины представляют себе женщин - в виде природно-таинственного, пугающего и соблазняющего Другого, - она становится человеческим индивидом. Второе достижение де Бовуар - это, если можно так сказать, ее официальная программа для себя, для других женщин, для всего будущего феминистского движения. Она состоит в том, чтобы заменить социальную структуру, основанную на гендерном признаке, индивидуальным проектом. По существу, это либеральная программа, хотя слово "либеральный" де Бовуар терпеть не может. Это также программа, которая как-то упускает из виду, что в определенном смысле индивидуальный проект сам представляет собой некоторую социальную структуру. "Восторжествовать над мгновением и ковать будущее" (важен выбор глаголов, как и в метафоре "набрасывается на добычу") - это не такое занятие, к которому люди склонны по своей природе; это то, что делают мужчины в мире, где живет де Бовуар, - или, вернее, то, что им полагается делать. Это также то, что, согласно де Бовуар, хотят делать и женщины. "Женщина признает ценности, конкретно достигаемые мужчинами, и тоже на них нацелена; именно мужчина открывает будущее, к которому трансцендирует и она" . Повторяющееся "тоже" схватывает суть дела. Она вовсе не критик того мира, который мужчины создали для себя, - она против того, что из этого мира женщины исключены. Де Бовуар требует, чтобы женщин туда допустили - таков смысл ее обращения. Но есть и другой смысл, не то, чтобы скрытый, но и не лежащий на поверхности: женщины должны заслужить быть допущенными. И в то время как мужчина заслуживает этого вместе со своим телом - "его половая жизнь не противоречит личному существованию", - женщина может это сделать, только оставив свое тело позади . Эта идея обидна и может глубоко разочаровать. Но, несмотря на это, де Бовуар следует воздать хвалу за то, что она ее создает. Де Бовуар, конечно же, уверена в том, что женщины (по крайней мере некоторые) в состоянии заслужить допуск в такого рода социум - как она сама его заслужила, - и именно эта уверенность, должно быть, сделала ее книгу вдохновляющим примером для большинства ее читателей. Дом и семья, домен женщины и ее тюрьма, несмотря на всю ее биологическую предрасположенность, вовсе не глухое заточение (escape-proof). Но как ни труден уход ("Я думаю, что в действительности у некоторых женщин не так уж много шансов" - выражение "некоторые женщины", похоже, охватывает большинство замужних женщин) , побег из этой изначально данной женщине тюрьмы по крайней мере возможен. Не выходите замуж и не заводите детей; или же, если их заводите, сами определяйте, когда и с кем. Не будучи детерминистом в отношении технологии, де Бовуар демонстрирует непоколебимую веру в контрацепцию и искусственное оплодотворение. Достижения науки помогут женщинам преодолеть их сексуальную и половую специфичность. Вернее, женщины смогут сами себя освободить, пользуясь достижениями науки, а затем войдут в царство всеобщего. Конкретным выражением женской свободы является труд за пределами дома. "В очень большой мере избавленная от бремени деторождения, она (женщина) может взять на себя предлагаемую экономическую роль, что обеспечит ей в дальнейшем полную независимость" . Только вовне, на рынке или на собрании может она избежать имманентности и повторения; только вовне ее труд превращается в общезначимую деятельность, а ее жизнь - в проект. Де Бовуар, похоже, не очень внимательно рассматривала те экономические роли, которые "предлагались" женщинам в конце 40-х гг. Ее понимание труда и жизни женщины за пределами дома в значительной мере было обусловлено ее личным опытом; мы едва ли преувеличим, если подчеркнем, что она сама жила той жизнью, которую защищала. Она неоднократно обращается к ее описанию как некоей метафизической мелодрамы: эта жизнь вытекает из "захватнических свойств человеческого сознания, которое стремится к объективному осуществлению своей суверенности". "Каждое сознание претендует на то, чтобы только себя одного полагать в качестве суверенного субъекта" . В действительности речь идет о чем-то большем, чем повседневные чаяния трудящихся женщин. Самой де Бовуар в своих автобиографических книгах случается гордиться победами, которые едва ли дают большую независимость. В ее намерения входит открыть (снова используя экзистенциалистскую терминологию) ту сторону мира, где преобладает борьба: соперничество, суровый выбор, постоянный риск, одинокие победы. Но все это было характерно, а в значительной мере - и остается, для мира мужчин. Кто-то может считать, что здесь нет ничего привлекательного, но ясно и то, что этот мир заманчив. Женское честолюбие, по мнению де Бовуар, состоит в том, чтобы разделять честолюбие мужское, готовность мужчин к риску, их жажду побед. Это означает зарабатывать деньги, писать книги, совершать научные открытия, управлять народами, достигать славы. Абсолютное большинство женщин были исключены из этого круга деятельности, и это самая большая несправедливость, которую мужчины совершили по отношению к женщинам. Представляется весьма вероятным, однако, что эту несправедливость можно устранить, ничего больше не меняя. Когда женщины станут "полностью независимы", они просто-напросто станут теми, кем сейчас являются мужчины. Иногда де Бовуар предлагает нам альтернативу (социалистическую) этой точке зрения, но ее ближайшей целью является эта независимость через уподобление. "Будущее может лишь привести ко все более и более глубокой ассимиляции женщины с некогда мужским обществом" . Мужская универсальность Де Бовуар - ассимилированная женщина, отсюда ее критика исключенности; она наиболее остра, когда описывает препятствия, которые женщины вроде нее самой встречают на пути от имманентности (женской) к трансцендентности (мужской). Как тогда нам называть ту позицию, которую она занимает? Сама она претендует на объективность - поскольку дошла на своем пути до конца. Могут подумать, пишет она, что только ангел, "не мужчина и не женщина", может быть объективным, однако ангел "был бы недостаточно компетентен - он не знает исходных данных проблемы". Нужен тот, кто знает, "что значит для человека быть женщиной", тот, у кого есть "корни" в мире женщин, но кому в то же время "посчастливилось вернуть себе все привилегии человека". Де Бовуар и есть такой человек, хотя она признает, что среди современных женщин есть те, кто разделяет с ней эти привилегии. Они "выиграли партию и теперь в состоянии позволить себе роскошь быть беспристрастными" . Мне кажется удивительным, что автор 40-х гг. (впрочем, раньше и позже - тоже, хотя 40-е гг. были исключительно тяжелым десятилетием) мог позволить себе считать, что он "выиграл партию" и вполне обладал всеми привилегиями человека. Де Бовуар хочет просто сказать, что она живет, как живут мужчины, разделяя с ними жизнь, на несчастья которой она почти не обращает внимания. Она пишет о втором поле как если бы она принадлежала к первому. В этой идентификации нет ничего скрытого или извращенного; она вполне открыта для взгляда другого и невинна. Де Бовуар о себе специально ничего не говорит; она просто утверждает, что любая освободившаяся женщина будет похожа на человека, как его понимает экзистенциализм (подобным же образом она утверждала, что обретшие свободу алжирцы будут походить на французских левых). В конечном счете существует только одна жизнь, и именно мужчины - существа "трансцендентные и амбициозные" - ее проживают. Если этим самым мужчинам, взятым в качестве отдельных индивидов, следует сопротивляться и с ними нужно бороться, то их достижения достойны повторения. "Дело в том, что культура, цивилизация, универсальные ценности - все это создано мужчинами, так как именно мужчины выражают универсальное" . Смелые слова из уст писательницы-феминистки - особенно смелые, если вспомнить, что это цитата из записи беседы, состоявшейся в 1972 г., когда многие французские феминистки как раз начали отвергать именно эту мысль, однозначно ассоциировавшуюся у них со "Вторым полом": они понимали ее как признание женской второсортности. Для де Бовуар же признание мужского универсализма было единственным способом для женщин преодолеть свою второсортность. Современным женщинам не нужно (или, по крайней мере, не должно быть нужно), "чтобы превозносили их женственность". Скорее, они нуждаются в том, "чтобы в них самих, как и в человечестве в целом, трансцендентность возобладала над имманентностью" . Или, если говорить более конкретно, "современная женщина принимает, воспринимает "мужские" ценности, и это находит у нее выражение в стремлении мыслить, действовать, работать, творить совсем так же, как мужчина; вместо того, чтобы принизить, умалить достоинства мужчины, она утверждает себя, настаивает на своем равенстве с ним" . Главная цель книги де Бовуар - обнародовать эту декларацию равенства. Тем не менее ее этнографические выкладки, касающиеся женского неравенства и имманентности, представляют собой достижения более значительные. Когда де Бовуар не занята обрабатыванием нивы [экзистенциалистской] нечистой веры, она обнаруживает глубокое понимание невзгод женщины, чьи надежды и чаяния сначала отодвигают на более поздний срок, затем - подавляют и, наконец, превращают в сентиментальные фантазии. Она пишет об этих женщинах с такой смесью симпатии и неприязни, с которой вряд ли писал кто-либо из мужчин - исследователей женских судеб. Неуловимость этого сочетания выдает силу ее переживаний, хотя на протяжении всей книги возможные отсылки к личному опыту строго блокируются. Лишь на основании ее воспоминаний мы можем судить о том, насколько широко ее личный опыт и опыт ее подруг отразился во "Втором поле", по крайней мере в начальных главах второй части. Но мы не находим такого отражения в самом тексте - исключая тот очевидный факт, что универсальная этнография де Бовуар отталкивается почти исключительно от опыта женщин Запада, принадлежащих к среднему классу. Тон книги повсеместно сугубо безличный: таковы, говорит она, местные обычаи и нравы. Де Бовуар сознательно дистанцируется от своего материала. Возможно, она не может этого не делать, коль скоро описывает опыт имманентности, который она преодолела или которого была полностью лишена (давно его преодолев). На этой новой точке ее жизни рассказ де Бовуар становится рассказом о поражении и о соучастии в поражении. "При этом говорят, что женщина... погрязла в имманентности - да прежде всего ее заперли в этой имманентности" . Де Бовуар описывает сначала то, как "запирают в имманентности", а затем подробно, как в ней погрязают. Как в случае с женским телом, так и с жизненной ситуацией, в которой оказывается женщина, эталоном для сравнения всегда является универсализированный мужчина. "Сравнение показывает, что положение мужчины явно более выгодно, ведь у него значительно больше реальных возможностей свободно действовать в мире" . Снова де Бовуар обнародывает либеральную по своей сути, индивидуалистическую и универсалистскую позицию, которая предполагается ее экзистенциализмом. Равные возможности для мужчин и женщин в их соревновании в мире, созданном мужчинами, - вот ее феминистская платформа. Но ясно представить эту платформу можно только в ее собственной терминологии. Де Бовуар хочет, чтобы жизнь женщины, как и мужчины, "открывалась" в сторону "бесконечно открытого будущего". Однако, поскольку она не ожидает от подобной экспансии появления чего-то нового - новых видов деятельности, нового понимания, новых взглядов, - подобная открытость вряд ли сулит бесконечные перспективы. В действительности то, что она предлагает, это не воспроизведение мужского опыта, который, в принципе, способен давать подлинно новое, но только опять же его имитация. По отношению к настоящему эти две формулы - равные возможности и бесконечное расширение - одинаково ориентированы на упразднение той ситуации, в которой сейчас находится женщина. Но по отношению к будущему они ориентированы на соответствие мужчинам. Поскольку в философском плане де Бовуар придерживается той точки зрения, что "внутренняя свобода реализуется обоими [полами] и, в то же время, что имманентность тождественна рабству, всякое примирение с ситуацией, в которой находятся женщины, как ситуацией, предполагающей собственные ценности, даже и потенциальные, есть акт "нечистой веры" - "отречение" от трансценденции. Дайте женщинам те же "возможности для реализации своей свободы", что и у мужчин, и первые будут вести себя в истории точно так же, как и вторые (этнография де Бовуар в значительной степени аисторична). "Ведь когда женщине поручают серьезное и ответственное дело, она умеет проявить активность, стать полезной, немногословной, аскетичной и в неменьшей степени, чем мужчина" . Откуда известно, что то или иное дело по плечу человеку? Оно ему по плечу, если человек проявляет в нем активность, полезность, немногословность и т. д.; де Бовуар и не пытается дать независимую оценку. Важнее достичь равных возможностей, чем задаться вопросом, для чего эти возможности. Таким образом, бесконечно открытое будущее в сущностном смысле пусто, или, скорее, оно целиком определено прошлым, населенным мужчинами. Как только вы признаете альтернативы трансценденции и универсальности в том виде, как они обычно понимаются, т. е. понимаются мужчинами, вся "объективность" де Бовуар сходит на нет. Она отталкивается от вполне определенной перспективы - во времени и в пространстве. И это, как обычно говорят ее критики, мужская перспектива. Но это не все: мало кто из мужчин мог бы написать книгу, подобную "Второму полу"; большинство из них при чтении этого произведения ощущают резкий дискомфорт. Ведь комфортность положения мужчины исторически подпитывалась его верой в то, что женщины удовлетворены своей жизнью и согласны с теми доводами, которые подтверждают, что жизнь, которую они ведут, для них самих подходит более всего. Де Бовуар не отрицает факта удовлетворенности ("погрязла в имманентности"), по крайней мере в отношении некоторых женщин, но она не признает, что такая жизнь им подходит. Именно это читатель-мужчина переносит хуже всего. Ее описание женской имманентности навряд ли вызовет желание ее повторять - захочет ли мужчина вести такую жизнь? Мысль, к которой автор подводит читателя-мужчину, в конце концов не так уж сложна, по крайней мере в теории: позвольте женщинам (если они могут) жить так, как живете вы сами! Де Бовуар обнаруживает возможности для мужского феминизма, делая мужскую универсальность подлинно универсальной. Вероятно, она права, предполагая, что такого рода мужской феминизм лучше получается у женщины вроде нее, принявшей мужские ценности и "выигравшей партию", чем у разуверившегося в привычных ценностях, отчужденного от соратников по полу мужчины. "Чтобы изменить образ мира, - пишет де Бовуар во "Втором поле", - нужно прежде накрепко в него врасти" . Так же обстоит дело и с социальной критикой, предваряющей изменения в обществе: женщина, нашедшая свою почву, будет лучшим критиком, чем мужчина, ее утративший, - и это верно даже в том случае, если женщина нацелена только на то, чтобы выиграть партию, а мужчина - чтобы поступить по справедливости. Ибо она может с большей готовностью признать "ценности... непосредственно завоеванные мужчинами", к которым сам мужчина может относиться с пренебрежением и от которых он готов отказаться. Многие современные феминистки предпочитают пренебрегать мужскими ценностями и отказываться от них, но, как бы ни были они в этом правы, сама эта позиция возникла только после работ де Бовуар. Пренебрежение ценностями, из круга которых ты был исключен, - это классический пример рессантимента : эта позиция лисы из басни про лису и виноград. Гораздо лучше начать с критики, преодолеть отчужденность, а затем уже судить о плодах победы. Когда мы оцениваем ситуацию, в которой кто-то подвергается угнетению, наше первое требование (и самих угнетенных тоже) состоит в том, чтобы угнетенным стали доступны те права, которыми пользуются угнетатели. Их можно назвать, как во "Втором поле", универсальными, или общечеловеческими, правами. В действительности эти права всегда частичны, неполны. Доступность их, даже если она станет всеобщей, не означает прекращения политической полемики, прекращения инакомыслия. Может статься, что мужское представление об универсальном ложно или, по крайней мере, неполно. Однако границы этой мужской универсальности не могут быть выявлены до тех пор, пока женщины остаются вне ее пределов. В этом бесспорный приоритет "ассимиляционизма" де Бовуар. Другой феминизм? Де Бовуар, однако, настаивает на завершенности своей политической позиции если и не по отношению к человечеству в целом, то, по крайней мере, по отношению к женщинам. Действительно, у женщин нет иного выбора, кроме как подражать мужчинам в математике, науке вообще, литературе и даже философии (точно так же, как и у алжирцев не было другого выбора, кроме как подражать политике французских левых). Было бы, однако, ошибкой, настаивать на том, что подобная имитация, и только она, может рассматриваться в качестве освобождения. "Я не считаю, - замечает де Бовуар в своем интервью 1970 г., - [что] женщины создадут новые ценности. Если вы так думаете, вы верите в существование особой женской природы - против чего я всегда выступала" . Но это неверно. Бесспорно, например, что буржуазия создала новые ценности, резко отличавшиеся от ценностей, принятых аристократией, хотя ничего похожего на буржуазную и аристократическую природу и не существует - существует просто различный социальный опыт. Де Бовуар обосновывает мысль о том, что женщины не смогут создать новых ценностей, исходя из своих убеждений, касающихся женского опыта, а не женской природы (хотя, когда она допускает природный, т. е. телесный, детерминизм, ее позиция выглядит достаточно двусмысленной): писательница, во-первых, убеждена, что опыт имманентного имеет абсолютно нетворческий характер; и во-вторых, что опыт трансцендентного есть или может быть тем же самым для мужчин и для женщин. Отсюда следует, что не существует никакой феминистской политики вне рамок ассимиляции. Однако неверны оба эти убеждения. Тем социальным критикам, которые "прочно вросли" в мир женщин, похоже, легче увидеть эту ошибку, чем тем, кто уже ассимилировался в мире мужчин. Во всяком случае, критика де Бовуар, которую я сейчас намерен воспроизвести, идет от женщин, работающих в рамках феминистского движения. Эти женщины, безусловно, не согласны с тем, что социальное пространство, как диктует им их пол, ограничено домом и семьей. Если бы они были с этим согласны, они никогда бы не подвиглись к созданию феминизма как политического движения. Однако они сохраняют открытость: их цель - "самосознание женщин", в том числе и тех (а их большинство) жен и матерей, кто, по выражению де Бовуар, "имеет мало шансов" в борьбе за трансцендентное . Критики де Бовуар убеждены, что жизнь женщин, которые не озабочены трансцендентным, уже на свой лад трансцендентна, что в женщинах этих, какими бы они ни были, тоже проявляется для-себя-бытие. Но что это означает? И почему жить так - не значит смириться с подчинением? Тут нетрудно задать и противоположный вопрос: не является ли подчинением то, что вынуждает женщин идти следом за мужчинами, что вынуждает их игнорировать свой собственный опыт? Когда де Бовуар во "Втором поле" пишет, что "при всем уважении, которым функция деторождения окружена в обществе, она все же внушает непроизвольное отвращение", разве выражает она при этом чувство освобождения? Напротив, ее критики связывают с материнством более утверждающие мотивы. Иногда такого рода утвердительность принимает форму ревизионизма в духе де Бовуар. С точки зрения автора "Второго пола", пишет Мэри О'Брайен, современные методы контрацепции предоставляют только сексуальную свободу. Подлинное же их значение состоит в том, чтобы дать возможность "выбирать, иметь или не иметь детей, возможность добровольного решения по поводу действительного, а не в голове философа только существующего жизненного риска". Контрацепция, по мнению О'Брайен, превращает беременность в экзистенциальное приключение. Но дальше она задается более здравым вопросом: "Является ли пассивность точным описанием любой формы репродуктивного сознания, характерной для всякой эпохи и всякого времени?" Нет, и это означает, что имманентность не составляет социальной реальности. Воспроизводство человека всегда отлично от воспроизводства растений и животных, ибо оно обязательно сопряжено с "интерпретационной деятельностью рационального сознания" . Полное этнографическое исследование женского существования дало бы нам целый спектр подобных интерпретаций. И эти интерпретации не были бы лишь идеологическими, скрывающими суровую истину биологического детерминизма и/или нечистую веру. Биология лишь констатирует, что исключительно женщина способна выносить ребенка. Но то, что женщина создает из этого опыта, а создает она самые разные вещи, - это не может быть биологически детерминировано. Наиболее интересная философская позиция, которую отстаивают (некоторые) современные феминистки, - это позиция, признающая плюрализм трансценденции. Де Бовуар же, в силу ее ассимиляционистских взглядов, всегда была монистична. Женщинам, писала она во "Втором поле", никогда не удавалось "создать свою прочную "контрвселенную" . Поскольку в имманентном отсутствует творческий потенциал, им никогда это и не удастся. А поскольку вселенная, которую "построили мужчины, в принципе уже универсальна и женщинам, чтобы сделать ее универсальной на деле, необходимо только войти в нее, постольку им и не нужно строить свою вселенную. Но что если такая женская вселенная уже существует - не вполне отличающаяся от вселенной мужчин, пересекающаяся с последней, но все же представляющая собой социальное воплощение, и даже множество различных воплощений, того, что специфично для женского опыта? Де Бовуар не замечает такой вселенной, поскольку она смотрит слишком уж издалека, на нее слишком давит неприязнь. Она "изображает женщину только как жертву - искалеченную, обезображенную, зависимую", - пишет Айрис Мэрион Янг, - "ограниченную сферой имманентного, принуждаемую быть просто объектом. Она редко обращает внимание на стойкость, которую проявляют женщины, и на земные ценности их труда; на их самоорганизацию, на неизменную красоту ценностей социальной опеки, которые они часто демонстрируют" . Я назвал эту критику, обращенную к де Бовуар, плюралистической, потому что она исходит из существования различных, хотя и в равной мере "трансцендентных", моральных оснований. Но когда современные феминистки доходят до того, что утверждают, что "мужские ценности связаны с возвеличиванием смерти, насилия, соперничества, себялюбия, с подавлением... сексуальности и эмоциональности, то не очень похоже, что они действительно ратуют за плюрализм" . Далее необходимо признать, что одни мужчины подобные ценности признают, а другие - нет. Как и не все женщины демонстрируют, или даже признают, "неизменную красоту" процесса воспитания детей и сотрудничества или же "ценностей социальной опеки". Плюрализм двух [взглядов], одно оценивающий негативно, другое - позитивно, не слишком отличается от антиплюрализма одного. Возможно, тем не менее, признавать различия, не расставляя им оценки. Такого рода различия, как представляется, находят свое выражение не столько в виде двух обособленных систем ценностей, сколько в виде цепи этических ориентаций и предпочтений, в которой мужчины и женщины распределены отнюдь не равномерно . В этом случае угнетение женщин "заключается не в том, что их не допускают к участию в полноценной человеческой жизни, но в отрицании и недооценке специфических женских добродетелей и видов деятельности". С этой точки зрения мысль об универсальности человеческой природы (universal humanity) есть сама по себе фактор угнетения в той мере, в какой она принуждает подчиненные социальные группы признавать идеалы, к формированию которых они не причастны. "Только открытое признание принципов дифференциации и социального плюрализма... может дать надежду на преодоление половой дискриминации" . Для де Бовуар такого рода признание невозможно. Однако в 70-е гг. она вынуждена была сделать ряд уступок идее половой дифференциации; они приобрели форму, которая заслуживает более внимательного рассмотрения. Некоторые "мужские недостатки", говорила она в 1976 г. Алисе Шварцер, у женщин отсутствуют: "Например, эта нелепая мужская особенность принимать себя всерьез, их тщеславие, их самомнение... И потом эта привычка подавлять всех соперников - в целом женщинам это не свойственно. А терпение, которое может до известного момента рассматриваться как добродетель - правда, дальше оно превращается в слабость, - это тоже характерная черта женщин. А чувство юмора! А способность прямо двигаться к цели, не теряя почвы под ногами, обусловленная той ролью, которую они играют в повседневной жизни. Эти "женские" качества - следствие нашей угнетенности, но их нужно сохранить и после того, как мы станем свободными. И мужчинам следовало бы поучиться им" . Интересно, что в этом перечне женских добродетелей отсутствуют "ценности опеки". Целый ряд писателей-феминисток подверг ее критике, вполне в ее духе, за то, что она вернулась к привычной женской роли - заботливой подруги Сартра, - особенно в последние годы его жизни. Кейт Сопер дает на подобную критику достойный ответ: "Это свойственно человеку вообще - по крайней мере должно быть ему свойственно - заботиться об умирающем любовнике, спутнике всей твоей жизни. Любой вид феминизма, который жертвует этой женской ролью ради идеологической чистоты, похоже, сулит мало приятного любому полу" . Но если ею не жертвовать, то, возможно, имеет смысл признать и даже гордиться тем, что такого рода человечность обеспечивается благодаря усилиям именно женщин. В остальном перечень де Бовуар достаточно привлекателен. Последняя фраза, однако, показывает, что она довольно далека от плюрализма. Дело выглядит таким образом, что де Бовуар рассматривает моральные ценности в качестве некоего Общего Фонда, в который женщины, достигшие свободы, смогут внести (хотя и не играя здесь главной роли) свою лепту. Мужчины "вынуждены" будут тогда принять эту лепту, иначе подобный фонд уже не будет общим. Эта позиция все еще соответствует принципу ассимиляционизма, даже если в данном случае женщины уже не выступают в роли просительниц, у которых нет ничего своего за душой. С учетом этого обстоятельства де Бовуар совершенно права: после освобождения женщин, когда и мужчины, и женщины будут жить одинаково, пользуясь одинаковыми возможностями, равным образом проецируя себя в открытое всем возможностям будущее, никакой пол не будет выделяться по части терпения, иронии или способности двигаться прямо к цели. Все эти качества будут приниматься как универсальные ценности, распределение которых не зависит от полового различия. Но не случится ли так, что после освобождения женщин оба пола будут жить по-разному? Совместимо ли освобождение с дифференциацией, т. е. с неслучайным распределением [моральных приоритетов]? Похоже, несовместимость между такого рода приоритетами не неизбежна в той мере, в какой распределение зависит от более менее свободного выбора или совместно обоими полами сформированного образа жизни. В этом опять-таки обнаруживается преимущество позиции де Бовуар, требующей равных возможностей для женщин в политике, бизнесе, науке и литературе - вообще в карьере, степень успешности которой зависит в конечном счете от способностей, что наконец позволит реализовать идеалы Французской революции. В этой ситуации отстаивание любой дифференциации по половому признаку, что сводит на нет точку зрения де Бовуар, по сути дела опасно: это означает "просто-напросто возвращение назад, к порабощению женщины", как указывает писательница в своем интервью 1982 г. Она не признает никакой "женской специфичности", видим ли мы в ней, на старый лад, пассивное согласие или, на новый лад, творческую активность. Для нее неприемлема любая феминистская позиция, которая отвергает политику, бизнес, науку и литературу в качестве сугубо мужских видов деятельности, во имя каких-то неведомых альтернатив. Отрекаться от таких видов деятельности означает отрекаться от слишком многого, ведь "мир мужчин... это, попросту, мир как таковой". Некоторые женщины, продолжает писательница, "не желают заниматься ничем, чем заняты мужчины: управлением, карьерой, творческой работой, конкретной деятельностью. Я же всегда думала, что женщины должны пользоваться тем, что имеют в своем распоряжении мужчины, заимствовать у них" . Заимствовать - этого достаточно, если вы здесь не останавливаетесь, но де Бовуар, как представляется, не идет дальше такого рода требования. Она делает выводы из своей этнографии имманентности, которую описывала в 1948 г., когда де Бовуар уже стала той, кем, как она надеялась, станет в будущем каждая женщина, т. е. существом трансцендирующим, а значит - мужеподобным, исследующим положение темных туземцев - ее сородичей. И все, что могут сделать эти туземцы, - это имитировать культуру и технологию народа, стоящего выше на цивилизационной лестнице. Действительно ли де Бовуар мужеподобна? А ее политическая позиция - просто заимствование у мужчин? Нелегко представить себе социального критика мужского пола, который сделал бы своей центральной темой положение женщин и престарелых. Именно неидеологизированное сочувствие (напрочь отсутствующее, например, у Сартра) обнаруживаем мы в работах де Бовуар в качестве проявления ее половой принадлежности. Я не имею в виду ее женскую суть; я далек от того, чтобы защищать ту точку зрения, столь ироничным критиком которой была сама писательница, согласно которой "женщина по-особому близка к земле, она ощущает связь с луной, с приливами и отливами... она более душевна, менее деструктивна по своей природе и т. д." . Тем не менее можно предложить такую интерпретацию женского опыта, "которая объясняла бы интеллектуальный выбор де Бовуар лучше, чем интерпретация, предложенная самой писательницей, сосредоточившей внимание на имитации женщиной мужчины. Идея имитации действительно задает де Бовуар критическую планку. Она обрушивается на мир мужчин изнутри его самого, используя его "универсальные" ценности. В то же время она критикует и женщин - извне. В этом пункте ее критика должна быть дополнена критикой, основывающейся на иных принципах, открыто становящейся на защиту иных ценностей, говорящей "на ином языке" - языке, который в лучших работах де Бовуар систематически подавлялся, но все же приглушенно звучал.
Библио-Центрсайта OWL