КОЧКИНА Е.В.

За последние пятнадцать лет произошло падение показателей, отражающих представленность по признаку гражданского пола в государственных и местных органах власти. Некоторые показатели уже превратились в ноль, другие приблизились к нулевой отметке - с 33% женщин среди членов Верховного Совета СССР (1984 год) до 0,5% женщин в Совете Федерации РФ (1997 год)¹. Показатели уменьшения количества женщин в законодательных органах власти СССР в 1989 (15,7% в целом по СССР, 7% по национальному и территориальному округам от РСФСР ) и Российской Федерации в 1990 (5,7%) годах по сравнению с выборами в советское время (33%), некоторое последующее увеличение в 1993 (Государственная Дума - 13,5%, Совет Федерации - 5%), затем уменьшение числа женщин-депутатов в 1995 году (ГД в 1995 году - 10,5%, и Совет Федерации - 0,5%), очередное уменьшение женщин-депутатов в 1999 гг. (ГД - 7%, и СФ в 2000 г. - 0%), - эта динамика свидетельствует о том, что помимо отмены "квот советского времени" действуют и иные факторы, определяющие уровень представленности женщин. Эта тенденция в математике описывается уравнением линейной регрессии, и на основе количественных данных вполне можно вывести функцию снижения представленности женщин в органах власти с течением времени.

Имеет ли этот факт какое-то драматическое значение для жизни постсоветских женщин в России?

Несмотря на то, что представленность женщин в законодательных органах власти федерального уровня - высоко цитируемый показатель, остальные показатели политического участия и представленности либо не измерены, либо малоизвестны. Мое исследование, в основном, посвящено фиксации элементарных различий в политическом участии и политическом представительстве в органах власти РФ с точки зрения различий по признаку гражданского пола.

Поскольку целью данной статьи я избрала анализ некоторых количественных характеристик политического участия и политической представленности, то с точки зрения методологии это исследование скорее следует отнести к традиционному политическому анализу, в котором категории "мужчина" и "женщина" как две категории гражданского пола выступают устойчивыми традиционно понимаемыми категориями, разделяемыми массовым сознанием как противоположные. Подобный несколько устаревший, с точки зрения современного состояния гендерных исследований, методологический подход обуславливается как предметом исследования, так и состоянием гендерных исследований в сфере российского политического анализа, в котором до сих отсутствуют элементарные количественные расчеты по признаку пола во всех сферах политического анализа: политическом участии, электоральном поведении, политической представленности в представительных и в исполнительных органах власти. Несмотря на то, что обе категории, "мужчина" и "женщина", являются идеологическими категориями, политическое значение которых определяет политические возможности носителей этих идентичностей, в данной статье я лишь изредка обращаюсь к гендерной методологии при интерпретации данных.

В данной статье я намерена обсудить три оказывающих наибольшее влияние на сегодняшнюю представленность женщин набора факторов, обозначенных нами во Введении к данному сборнику как проблемные области:

1. историческая преемственность в политической культуре, закрепленная в системе политических институтов советского времени. Я разбираю политическую представленность и продвижение женщин в законодательных и исполнительных органах власти различных уровней советского периода;
2. вторым значимым фактором является советская практика назначения и продвижения женщин в органах исполнительной и судебной власти, сохранившаяся в России и в 1990-е гг.,
3. с тем, чтобы показать связь представленности женщин в российских законодательных органах власти федерального уровня с общим процессом выборов, я разбираю политическую представленность женщин в законодательных органах на региональном и местном уровне последние 10 лет.

1. Представленность по признаку пола в органах политической власти в советский период

В предшествующий реформе советский период до 1980-1987 годов женщины составляли 33% членов Верховного Совета СССР, 36% Союзных республиканских Верховных Советов, 40% - в автономных республиках и 50% в региональных (краевых, областных, окружных) и местных (районных, городских, поселковых и сельских) Советах. Насколько мы можем считать эту статистику показательной с точки зрения представительности женщин (т.е.интересов женщин) в законодательных органах власти? Такая оценка проблематична в силу фиктивности процедуры избрания, при избрании кандидата ни его/ее воля, ни приоритеты избирателей не имели решающего значения; женщины-депутаты, как впрочем и мужчины, фактически назначались вышестоящим органом власти. Подобную оценку ситуации в 70-х годах представили в своих исследованиях Хилл Р. и Лапидус Г., в 80-х Ловендуски Дж.² и Бакли М.³; в начале 90-х об этом подробно писала Константинова В.Н., Некимиас К.⁴.

Источники: Статистические данные ЦСУ СССР за 1984-1990 гг.⁵, а также цитируемые Новиковой Э. статистические данные ЦСУ СССР представленности в ВС СССР за 1966-1980 гг.⁶, данные Nechimias K.⁷ по представленности на республиканском , региональном и местном уровне за 1959-1970 гг.
* Примечание: поскольку нам приходилось сводить в эту таблицу данные из целого ряда источников, из - за того, что в некоторых из них приводились только процентные распределения, абсолютные значения по ряду лет не приводятся

Мы должны понимать, что напрямую сравнивать представленность женщин в советах с законодательными органами власти западных стран (как это делалось в публикациях советского периода), или с данными о представленности женщин в законодательных органах власти 90-х годов в России неправомерно, так как советские выборы не носили состязательного характера, Советы были декоративны и имели маргинальную роль в процессе принятия решений. Эта декоративная представленность выводила их на периферию политического процесса принятия решений. Все решения принимались партийными органами, где женщины были представлены за всю историю советского времени значительно реже, чем провозглашалось и что можно было бы ожидать. Об этом мы будем писать чуть ниже.

А сначала мне бы хотелось акцентировать внимание на один кочующий из статьи в статью стереотип, гласящий, что женщины в советское время "имели власть" и "эту власть им гарантировали квоты".

Во-первых, как видно из исследований Кулик Н. и Козловой Н.,опубликованных в данном сборнике, которые рассмотривали процесс выборов в советы Тверской области на заре советской власти и работы Хасбулатовой О., анализировавшей аналогичный процесс в Петербурге в 1917 -1923 гг., в начальный период женщины избирались в Советы на уровне 5%.

Во-вторых, действительно, советская государственная политика, начиная с 1919 г., включала в себя квотную партийно-советскую систему продвижения женщин, связанную с необходимостью расширения армии труда при экстенсивном промышленном развитии⁸. Однако к моменту более позднего советского времени эта система уже утратила первоначальный характер "преимуществ для женщин", и была частью протекционистской и эгалитарной политик относительно разных категорий граждан (гражданства), и в том числе по признаку мужского пола - например, квоты при поступлении в вузы для мужчин, вернувшихся из рядов советской армии.. Более того в сфере политического продвижения, как показывал анализ С. Полениной еще в 1989 году , квотная система позднего советского времени фактически работала согласно принципу предпочтительного выдвижении мужчин кандидатов - квотная система обеспечила 77,5% мест мужчинам, и, следовательно, не может называться системой исключительного продвижения и поддержки женщин⁹: Действительно, на долю женщин, выдвинутых по квотам от общественных организаций, приходилось всего-навсего 22,5% (!!!), если же не считать 80 женщин от Комитета советских женщин, то процент выдвинутых женщин по существовавшим политическим квотам для общественных организаций был равен 14,7%..

В-третьих, исторической и политологической литературе стало общим местом, что решения съездов народных депутатов и Верховных Советов, начиная уже c 20-х годов были простой декларацией¹⁰, в связи с тем, что к тому времени уже завершился окончательно процесс перераспределения властных функций. Политбюро превратилось в своего рода Совнарком, сконцентрировавший многие хозяйственные функции; этот орган стал фактически играть роль правительства. Но что более важно, кадровые вопросы, вопросы перемещения и ротации партийных работников, были с самого начала 1919 года в основном в компетенции Оргбюро ЦК. Верховный Совет собирался для работы на несколько дней в году, когда проходили ритуальные церемонии, анонимное голосование для утверждения уже принятых решений, он не имел никакой власти над Министерствами. Депутаты трудились полный рабочий день где-то на своих рабочих местах, и даже при самой богатой фантазии не могли быть названы профессиональными законодателями. Функции Верховного Совета в значительной степени находились в символической сфере: выдающиеся и уважаемые граждане, включая большое число женщин и представителей различных этнических групп, присутствовали на заседаниях, чтобы воплощать собой режим. Сам этот орган оставался на задворках власти¹¹.

В-четвертых, хотелось бы привести еще один аргумент в поддержку идеи о том, что представленность женщин в Верховном Совете носила декоративный характер, и ни в коем случае не может рассматриваться как характеристика доступа женщин к власти. Текстильщица и колхозница - вот образцы женщин-депутатов для советских граждан, которые воспроизводит наша память. И эти образы не случайны и не мифичны. При таком 30% высоком уровне представленности женщин странно было бы ожидать, что все женщины-депутаты будут из одной социально-профессиональной группы. Однако, политический статистический анализ, сделанный Питером Лентини на данных 1990 г. позволили ему сделать вывод о маргинальности их политического положения:

• они были менее влиятельными в Верховном Совете СССР¹²;
• они составляли 72% непартийных депутатов¹³
• они преимущественно рекрутировались из представителей рабочих специальностей;
• были более молоды и редко переизбирались на второй или третий срок при ротации¹⁴.

Аналогичные выводы были сделаны чуть раньше Дж.Хью и К.Некимиас относительно 60 и 70-х годов. Хью метафорически отметил, что как депутаты Верховного Совета СССР женщины были скорее видимы, чем слышимы: среди всех выступлений на сессиях ВС СССР между 1966 и 1973 годами выступления женщин составляли всего лишь 10.5%, по вопросам об образовании, здравоохранении, социальном обеспечении процент выступлений женщин в три раза выше - 31%, и неудивительно, что по вопросам госпланирования, международных отношений и федеральных финансов женщины не выступали никогда¹⁵. По данным Некмиас, в 1970 году в Верховном Совете 90% мужчин депутатов были членами КПСС, и только 40% - среди женщин16.

Как резюмировала Хасбулатова О.А., "за счет включения женщин в списки народных депутатов одновременно решались проблемы репрезентации для рабочих и колхозников"¹⁷.

Поэтому у нас есть все основания считать советский образец представленности по признаку пола сугубо декоративным. Для меня очевидно, что протекционистская политика советского государства в отношении женщин хоть и включала в себя символическое продвижение женщин в органах власти, но не была результатом политического участия женщин и их влияния, как это было в странах Западной Европы. Несмотря на то, что московскими исследователями начиная с начала 90-х годов стал обсуждаться вопрос, почему при таком высоком уровне в 33% и более процентов женщин среди депутатов, "..вопросы, непосредственно затрагивающие интересы и потребности женщин, решаются без их участия"¹⁸, требуются основательные исследования хотя бы позднего советского времени, чтобы охарактеризовать и обосновать связь между политической представленностью женщин в системе Советов и той государственной политикой в отношении женщин, которая реализовывалась, тем, насколько это связано с представительством интересов женщин как социально-демографической группы или разных социальных групп¹⁹.

Чтобы действительно оценить степень доступности для женщин участия в реальных органах власти следует в первую очередь анализировать доступ женщин в Политбюро ЦК КПСС и Совет Министров. В западных исследованиях критерий присутствия женщин в органах власти рассматривается как характеристика важности органа власти в системе принятия решений. Формально членство в этих влиятельных органах партии и исполнительной власти должно было формироваться снизу, в реальности номинация назначений происходила на верху и ратифицировалась снизу. Например, список кандидатов на включение в ЦК КПСС должен быть представлен партийным съездом и этот список обычно принимался анонимно всяких дебатов. Политбюро и секретариат ЦК КПСС формально выбирались уже в Центральном Комитете КПСС. Совет Министров избирался из Верховного Совета с простым подтверждением решения Верховного Совета.

Начнем с анализа коммунистической партии СССР - посмотрим на статистику членства в рядах партии, на представленность женщин в управлении первичными организациями, городскими и областными комитетами, и центральными органами партии.

Среди членов КПСС женщины, с самого начала были в меньшинстве (см. табл. 2), но благодаря деятельности женотделов и специальной политики большевиков их численность изменялась от 6% в 1917 году до 13-14% в 30-е гг. с тем, чтобы приблизиться к концу советского периода к уровню 1/3(в 1988 - 29%).

По данным на 1966 г.²⁰, почти треть первичных ячеек КПСС возглавлялись женщинами. Дж. Хью сообщает, что в 1976 году женщины составляли 28.8 % работников горкомов и райкомов, а в 1973 году - 22.9 % работников обкомов. По его же данным в 1972 году женщины составляли всего 2.2% членов республиканских бюро; сравнимые с этим данные в 1973 году для России и Украины составляли 3% членов бюро КПСС на региональном уровне²¹.

Однако, как следует из данных табл. 2, "гендерная пирамида" работает и в этом органе - численность женщин в ЦК КПСС составляла 0.0 % в 1918-1920гг., после чего начался крайне медленный рост, высшей точкой которого был уровень 8% (1990 г.).

Источники: Таблица, составленная Кэрол Некимаис в 1917-1977 гг. по данным ее собственных исследований и данным Г.Лапидус, Д. Лэйна²², дополненная данными П. Лентини²³.за 1981 и 1988 гг.
Примечание: знак «*» отсутствия данных в указанных источниках.

Процент представленности женщин в сфере партийного лидерства в 1917 году, посчитанный Гейл Лапидус по справочнику "Деятели СССР в Октябрьской революции", в который были включены лишь 8 женских биографий, составил 6%: А. М. Коллонтай, Н.К.Крупская, Е. Д.Стасова, В.Н. Яковлева, Е.Ф. Розмирович, К.Н. Самойлова, Е.В. Бош, Е.Ф. (Инесса) Арманд. Если мы посмотрим пристальнее на рабочие органы ЦК КПСС - Политбюро, Оргбюро и секретариат с 1917 по 1991 годы, то лишь 7 женщин²⁴ от общего числа членов органов ЦК КПСС были допущены к работе в них: Коллонтай А. М.(август 1917 г.), Яковлева В. Н.(август 1917 г.), Стасова Е.Д. (1917-1920, член Секретариата ЦК: 1919-1920, член Оргбюро ), Николаева К.И. (1924-1925, член Оргбюро), Артюхина А.В., (1926-1930, член Оргбюро), Фурцева Е.А. (1956-1960, член Секретариата ЦК: 1956-7, кандидат в члены Политбюро, 1957-1961, член Политбюро), Бирюкова А.П. (1986-1988, секретариат ЦК; 1988-90, кандидат в члены Политбюро), Семенова Г.В. (1990-1991, член секретариата ЦК и член Политбюро), Тургунова Г. (1990-1991, член секретариата). Более того, там, где была сосредоточена настоящая власть - Политбюро ЦК КПСС, - за все время его существования появление единственной женщины в начале перестройки (Г. Семенова, главный редактор журнала "Крестьянка") лишь подтверждает традиционную непредставленность женщин во власти. До этого лишь Фурцева Е. (1957-1961 гг. ) была членом Политбюро и Бирюкова А. - кандидатом в члены Политбюро (октябрь 1988- начало 1990)²⁵.

В процентах участие 7 женщин в списке из 229 членов ЦК КПСС дают уровень в 3% за весь период существования компартии Советского Союза. В этом же справочнике Черняев приводит собственные расчеты состава органов ЦК КПСС с марта 1919 г. по август 1991 г.

Источник: Чернев А.Д. 229 кремлевских вождей: Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК. Коммунистическая партия в лицах и цифрах. М., 1996, с.82.

Возможные причины низкой представленности женщин в ЦК КПСС многочисленны.

До сих пор среди западных исследователей вопрос о причинах низкой вертикальной мобильности в руководящих органах КПСС считается открытым в виду отсутствия эмпирических исследовательских данных²⁶, и мне неизвестно, чтобы этот вопрос даже обсуждался российскими исследователями.

Начнем с общих причин, обсуждаемых западными исследователями. Ст.Уайт предполагает, что "советские женщины в несколько меньшей степени в целом интересовались политикой, чем советские мужчины"²⁷, но это, как справедливо указывает Джони Ловендуски²⁸, "может нам объяснить только разницу в партийном членстве", и не более. По данным Дж. Хью и М Фейнсод. политическая активность женщин резко снижалась в связи с замужеством и еще более значительно - с каждым последующим рождением ребенка²⁹. Гипотезы о типах ранней социализации и социальной позиции женщин в российских семьях считаются базовыми причинами низкой политической представленности в КПСС. Но это все-таки недостаточно и не объясняет низкую представленность женщин в руководящих органах КПСС.

Другие, на мой взгляд, значительно более убеждающие объяснения, обращены к анализу собственно механизмов рекрутирования в руководящих органах КПСС. Одно объяснение связано с историей партии большевиков: Крупская и Арманд не могли быть формально членами руководящих органов в силу сохранявшейся этики бюрократии еще царского времени. Об этом есть интересное исследование исследовательницы Андреа Пето из Венгрии³⁰, согласно которому при участии в подпольной деятельности двух супругов (или членов партии, состоявших в гражданском браке), при решении о вхождении в руководящие органы партии во всех случаях пары революционеров принимали решение в пользу мужчины.

Мозес при изучении партийных карьер между 1955 и 1973 годами установил³¹, что типично успешная мужская политическая карьера советского времени включает в себя как "географическую мобильность, так и административную гибкость" (он имеет ввиду работу на разных по содержанию работы должностных позициях в системе партийных органов). Это значило на практике, что типичный член бюро обкома партии (мужчина) был рекрутирован на эту должность не из этого же самого обкома, его предшествующее место работы было в другом регионе страны. Наоборот, для женщин членов бюро обкомов типичная карьера - это продвижение внутри иерархии одного обкома , работа в бюро обкома обычно касалась одного типа работы в течении всего периода нахождения среди членов бюро и обычно это была работа секретаря по идеологии. Мозес связывает эту "специализацию" женщин на идеологической работе с тем, что по образованию они были либо педагогами, либо имели образование в гуманитарных, общественных науках. Эта позиция в системе иерархий в обкомах была также ниже по сравнению с теми, кто нес ответственность за производство или экономику. В регионах, где по каким-либо причинам позиция секретаря по идеологии была важной, эту позицию всегда занимал мужчина. Этот тезис подтверждается приводимыми Мозесом данных о том, что из 25 бюро обкомов, изученных им, только одна женщина была избрана на всесоюзный уровень. Из 21 профессиональных женщин избранных во всероссийский ЦК КПСС и Центральную счетную комиссию КПСС с 20-го по 24-й Съезд КПСС, 15 имели предшествующий опыт в сфере управления промышленными или сельскохозяйственными отделами обкомов, а также политического управления, все избранные избежали переподготовки и типов карьер ассоциированных с идеологической сферой. По данным исследовательской выборки Мозеса между 1966 и 1975 годами женщины составляли 11.3 % секретарей по идеологии обкомов партии в РСФСР, 35% секретарей горкомов по образованию и 42% секретарей горкома по идеологии. Как пишет Бакли, вопрос о том почему нет женщин - первых секретарей обкомов находился в списке вопросов, игнорируемых советскими исследователями³². Таким образом, как делает вывод Дж.Ловендуски, при обсуждении имеющихся данных, низкая географическая мобильность женщин свидетельствует о том, что женская карьера была зависима от карьеры ее супруга, разница в специализации мужчин и женщин секретарей горкомов связана с различием в образовании, причем различия с предпочтениями в образовании (цитируемые данные по спискам учащихся по разным специальностям) отмечаются еще на самом первом уровне, при выборе вуза юношами и девушками. Бакли также обращает внимание на механизмы исключения женщин из важных политических постов посредством неучастия женщин в неформальных сетях советской системы управления уже на городском уровне: "Неформальные мужские альянсы предпочитали неформальные встречи с распитием спиртных напитков в кругу коллег-мужчин и проведение неформальных деловых встреч без женщин. Связь между исключением женщин из таких сетей с одной стороны и прием на работу, продвижение и формирование номенклатурных списков с другой, не рассматривались иследователями даже как возможность для исследования. Идеологические "вратари" предотвращали дискуссию о дискриминации в отношении женщин при составлении списков номенклатуры"³³.

Последнее увеличение представленности женщин в ЦК КПСС в 1990 г. (табл. 2) было связано с решением М.Горбачева обновить этот орган. Питер Лентини при анализе последней попытки гендерного балансирования Горбачева провел элементарный статистический и корреляционный анализ по признаку пола - он сравнил образовательный, профессиональный уровни, национальную принадлежность и испытательный срок нахождения в кандидатах ЦК КПСС женщин членов ЦК КПСС с мужчинами. Его выводы, впрочем не отличающиеся от иных данных начала 70-х годов и более ранних исследований Лапидус Г., Мозеса Дж. ³⁴, а также исчерпывающего исследования типов репрезентации в ЦК КПСС Кларка В.³⁵, сводятся к тому, что женщины в ЦК КПСС были классическими примерами "токенизма" (от англ. "token" - знак, "tokenism" - видимость), декоративности. Они были менее образованы, более молоды, обычно единожды попадали и затем не переизбирались в органах, они были преимущественно иной национальности чем русские, их не выдвигали в органы государственной власти, половина из них была рабочими (очень часто текстильной промышленности) или колхозницами. Очень похожая картина на те же характеристики представленности женщин в Верховном Совете СССР, которые мы приводили выше. Маргинальное положение женщин -членов ЦК КПСС выражается не только в их незначительном участии в этом органе, но и в том, что этот орган не был для них механизмом для карьеры и дальнейшего продвижения. Факт, который может быть приведен в подтверждение этого тезиса, состоит в том, что никто из женщин являвшихся в 1989 году членом ЦК КПСС не был избран по квоте ЦК КПСС на Съезд народных депутатов³⁶.

Теперь перейдем к анализу представленности женщин в исполнительных органах власти СССР. История участия женщин в высших органах правительства России советского периода и органах правительства СССР бедна событиями. Одиннадцать глав Правительства Советского государства с октября 1917 года по декабрь 1991 года - все возглавлялись мужчинами³⁷. В первом советском правительстве (октябрь 1917 - 1922 гг.) из 67 занимавших различные посты народных комиссаров, как известно, была единственная и первая женщина член правительства революционной России - А. Коллонтай³⁸, всего полгода (с ноября 1917 по март 1918года) возглавлявшая Народный комиссариат государственного призрения. Не намного более активно управляли женщины советским государством и между 1923- 1991 годами в рамках Совета народных комиссаров и Совета Министров СССР: всего лишь двум женщинам было доверено управлять Наркоматом рыбной промышленности (П. Жемчужина, январь - ноябрь 1939 года)³⁹ и Министерством культуры (Е.Фурцева, май 1960 года - октябрь 1974 года)⁴⁰. Последнее советское правительство в составе Президиума Совета министров СССР (16 человек) также включало только одну женщину - А. Бирюкова была в ранге заместителя председателя Совета министров СССР (1988-1990) и являлась председателем Бюро Совета министров по социальному развитию⁴¹. Из 38 министерств СССР последнего правительства лишь одно - Государственный комитет по легкой промышленности при Госплане СССР возглавляла Л. Давлетова⁴². Из 15 председателей Совета министров союзных республик лишь литовский Советов министров возглавляла женщина (К. Прунскене).

Имеющиеся данные позволяют нам опять сделать элементарные расчеты: если в Политбюро и других органах ЦК КПСС их было в среднем 3%⁴³, то среди министров советского времени женщины составляли 0,5%⁴⁴ (5 женщин- министров из более 1000 назначенных).

В последнем Правительстве СССР помимо вышеназванных Давлетовой Л. и Бирюковой А. ещё были назначены только 3 женщины из 600 министров, первых заместителей и заместителей, которые возглавляли постоянные органы Совета министров СССР в 1990 г. : П. Маева⁴⁵ заведовала отделом по делам женщин, охраны семьи, материнства и детства; Л. Безлепкина⁴⁶ была начальником управления по делам женщин, охраны семьи, материнства и детства Государственного комитета СССР по труду и социальным вопросам; И. Позенова была начальником Государственного комитета СССР по ценам.⁴⁷ Таким образом, получается, что последнее советское Правительство также давало показатель 5 к 595 или 0.8%.

Именно эти цифры -0.5% и 3% - а не приводимые данные по участию женщин в Советах должны являться реальным показателем политического статуса женщин в СССР. Соответственно, начало "перестройки" и "период демократизации" не рассматриваются нами как момент возникновения дискриминации в сфере политической представленности женщин, равно как и советское время не может быть отнесено к "эпохе гендерного равенства".

2. Представленность женщин в исполнительных органах власти:
1990-2000 гг.

Следует отметить, что уровень представленности женщин в исполнительных органах власти, куда последние десять лет перемещалось все больше управленческих функций, значительно ниже, чем цитируемые данные по законодательным органам власти. Но после исторического экскурса предыдущего параграфа, он вполне понятен. Следует только отметить, что если за все годы советской власти советское правительство имело 11 Председателей Правительства, то с 1990 года Правительство Российской Федерации⁴⁸ менялось в общей сложности 10 раз - 5 раз до марта 1998 года и еще 5 раз до мая 2000 г.⁴⁹. Если даже в состав входили женщины, то по формуле "не более двух"⁵⁰:

• в первом составе Правительства (председатель И. Силаев, июнь 1990 - июль 1991 года) - женщин не было;
• во второе Правительство (председатель И. Силаев, июль 1991 - сентябрь 1991 года; и.о. председателя О.Лобов, сентябрь - ноябрь 1991 года) в состав входила И.И Гребешева (июль - декабрь 1991 года);
• в третьем Правительстве Ельцина-Бурбулиса-Гайдара (ноябрь 1991 - декабрь 1992 года ) возглавлявшая Министерство социальной защиты Э.Памфилова (ноябрь 1991 - март 1994 года) не входила в состав Правительства;
• в четвертом-пятом составах Правительства под руководством В. Черномырдина (декабрь 1992 - 9 августа 1996 г., 14 августа - 23 марта 1998 г.) состав менялся несколько раз: после парламентских выборов 1993 года (декабрь 1993 г. - январь 1994 г.), президентских выборов 1996 года, и в феврале 1997 года. В эти два Правительства как министр социальной защиты входили Э.А. Памфилова (декабрь 1992 - май 1994 г.), Л.Ф. Безлепкина (май 1994 - 9 августа 1996 г.). На пост Министра здравоохранения в августе 1996 года была назначена Т.Дмитриева (22 августа 1996 г.- 23 марта 1998 г.). Осенью 1997 года еще одно новое назначение на должность министра культуры получила Н.Дементьева (28 августа 1997г. - 23 марта 1998 г.)
• в шестом (Кириенко С., март 1998 - 24 августа 1998 г.) сохранила должность министра культуры Н.Дементьева (28 апреля 1998 г. - 24 августа 1998 г.). На должность министра труда и социального развития в мае 1998 года назначена О. Дмитриева (май 1998 г. - 24 августа 1998 г.). Весной 1998 года И. Хакамада стала председателем Комитета по поддержке малого бизнеса.
• в седьмом Правительстве под председательством Е.М. Примакова (11 сентября 1998 г. - 12 мая 1999 г.) 21 сентября в связи с отказом В.А. Рыжкова занимать должность заместителя председателя по социальным вопросам заместителем председателя Правительства РФ назначена В.И. Матвиенко⁵¹.
• в восьмом Правительстве (С.В. Степашин, 19 мая 1999 г. - 12 августа 1999 г.), в девятом с председателем (В.В. Путин, 19 августа 1999 г. - 20 мая 2000 г.), в десятом Правительстве (М. Касьянов, с 17 мая 2000 г.⁵²) В.И. Матвиенко сохраняла должность заместителя Председателя Правительства.

А как эти данные будут выглядеть, если их пересчитать на проценты? Число членов Правительства колебалось от 27 до 38, но в среднем составляло 30-32 должности, т.е. за 1990-2000 гг. число утвержденных кандидатур равняется примерно 320. Кандидатуры 7 женщин прошли назначение 12 раз, что составляет максимум 3.7 %, а при более точном расчете (если мы учтём повторяемость одной и той же персоналии в нескольких правительствах,) цифра может снизиться до 3%. Понятно, что при выдвижении кандидатуры председателя Правительства и членов Правительства, Министров Президент и Председатель Правительства руководствуются несколькими принципами - политических взглядов, лояльности, корпоративности и профессиональной квалификации. Вопрос о том, почему так мало женщин были номинированы и выдвинуты по этим принципам, должен обсуждаться при анализе механизмов и характера формирования Правительства.

Помимо этого я взяла данные уже цитированного справочника состава Правительства и федеральных органов исполнительной власти за 1995 год и рассчитала процент "назначения женщин" на ключевые должности исполнительной власти федерального уровня. Так в 1995 году среди 74 руководителей федеральных органов исполнительной власти были всего 2 женщины⁵³, а из 35 членов Правительства женщина была только одна, но никто из женщин не входил в чрезвычайно важный орган того времени - Президиум правительства. Ни одна женщина не являлась на тот момент первым заместителем ни одного из 24 министерств (общее число первых заместителей составляло 37 человек). Лишь 2 женщины были заместителями министра образования (общее число заместителей министров в РФ включало на тот момент 152 должности). Таким образом, получается, что в 1995 году среди высшего руководящего состава министерств и правительства из всех назначений руководителей (263 членов Правительства, министров, первых замминистров, заместителей министров) в 74 органах федеральной власти процент "назначения женщин" составлял 1,4%.

Необходимо, однако, отметить, что в конце 1997 года представительство женщин несколько повысилось - до 4%⁵⁴. Так, по данным на октябрь 1997 года из 365 постов исполнительных органов власти (министры, первые заместители и заместители министров, председатели госкомитетов и федеральных служб, агентств) 14 постов занимали женщины: 2 должности министров, 5 женщин возглавляли комитеты и службы, остальные 7 - заместители министров. Из громких назначений за этот период было назначение от 28 марта 2001 г. Л.К. Куделиной, начальника главного финансового-экономического управления, заместителем министра обороны РФ по финансово-экономической работе.

Показательна связь между знаком пола и характером институциональных изменений в органах государственной власти. Так, например, роль министра социальной защиты менялась в зависимости от того, какое значение придавалось сфере социальной политики. Исторически долгое время данный пост был закреплен Кремлем за женщинами. В момент же слияния в августе 1996 года двух министерств (труда и социальной защиты) на этот пост был назначен мужчина (Сысуев О.). С февраля 1997 года, когда роль Министерства труда и социального развития было решено повысить, министр стал и вице-премьером по социальным вопросам. Отставка правительства В. Черномырдина в марте 1998 года и формирование нового состава правительства сохранилось по формуле "не менее одного министра каждого из полов". Пост перешел опять к женщине, однако статус поста снизился, т.к. должность вице-премьера по социальным вопросам сохранилась за прежним министром О.Сысуевым. Такая последовательность назначений подтверждает тезис о бытовании гендерного ценза в кадровой политике при назначениях на высшие посты в российском государстве. Вхождению в Правительство В.И. Матвиенко 21 сентября 1999 г. предшествовал отказ В.А. Рыжкова занимать должность заместителя председателя по социальным вопросам Правительства РФ. Описанная здесь схема несколько напоминает систему гендерно-профессионального продвижения в системе КПСС, о чем мною говорилось выше.

Интересно посмотреть, а существует ли различие в практике назначения женщин на ответственные политические посты среди двух ветвей исполнительной власти: между правительством и администрацией Президента. Известно, что в администрации президента в 1997 году было почти 100 руководящих постов и лишь 8 женщин возглавляли те или иные подразделения или комиссии и комитеты, включая Т.Дьяченко - советника по имиджу, и Е.Лахову - председателя Комиссии по вопросам женщин, семьи и демографии⁵⁵. Однако, полученную цифру в 8% не корректно сравнивать в виду необходимости дополнительной оценки статусов, хотя бы формальных, разных должностных позиций в каждой из ветвей власти. Но очевидно, что и тогда, когда не требуется одобрения Федерального Собрания, Президент РФ по своей степени поддержки женщин не представлял собою исключение. В будущем подобный сравнительный анализ, возможно, сможет давать сравнительные гендерные характеристики для высших руководителей в каждой из ветвей власти.

Можно было бы предположить, что это связано с тем, что женщин вообще мало в системе государственной службы. Однако эта кадровая политика осуществляется в России, в которой, например, в 1997 году численность федеральных служащих (мужчин и женщин) в органах государственной власти в целом составляла 26632 человека, из них 11670 мужчин (43,7%) и 14962 женщин (56,7%)⁵⁶. Распределение женщин и мужчин по реестру государственных должностей имеет явно выраженную пирамидальную гендерную структуру - на наиболее высоких должностях мужчин уже в 3 раза больше чем женщин; на главных должностях мужчин в 7 раз больше, на ведущих - в 2,5 раза, на старших - в 1,2 раза. А вот на младших должностях, наоборот, женщин в 3 раза больше, чем мужчин (государственных служащих - женщин в органах законодательной власти в 16 раз больше). Не изменились эти пропорции и в 2001 г.⁵⁷ Понятно, что зарплата распределяется в соответствии с тарифными сетками должностей, и заработная плата государственных служащих мужчин оказывается в среднем намного выше. При таком изначально преобладающем наборе женщин на работу в органы государственной власти, чисто статистически при гендерно-нейтральной политике можно было ожидать, что в процессе подбора кадров на руководящие должности всегда можно было бы подыскать женщин, соответствующих нужной квалификации.

Такой контраст - преимущественной женский состав работников учреждений государственной власти и исключительно редкое появление женщин в высшей сфере принятия решений - свидетельствует о существовании дискриминационной практики сохранившейся еще со времен формирования списков советской номенклатуры, продвижения и назначения на управленческие должности. Дальнейшие исследования могут показать какие именно механизмы являются дискриминационными с точки зрения обеспечения равного доступа для карьеры в систему органов госвласти для женщин. Но совершенно очевидно, что раз согласно Конституции РФ назначения на высшие должностные посты производятся и контролируются Президентом РФ с согласия Федерального Собрания РФ, значит на основе данных расчетов можно сделать вывод о существовании некоторого механизма, внутри которого заложен гендерный цен и посредством которого минимизируется назначение женщин на высшие должностные посты в РФ.

А что происходит с назначения женщин на региональном уровне? Здесь картина еще менее радостная. В 1994 году 89 глав администраций во всех субъектах Российской Федерации были мужчинами⁵⁸. Лишь 2 женщинам доверил президент представлять его на местах: в Архангельске и Твери (из 61 назначения⁵⁹). Самые высокие региональные показатели - 4 полномочных представителя субъектов при Президенте РФ и представителей областей и краев при Правительстве РФ (из 74). Вновь появившаяся система полномочных представителей Президента в 7 федеральных округах также реализована в 2000 году исключительно посредством назначения мужчин.

В целом, на наш взгляд эти цифры - от нуля до 1.4% (процент среди чиновников федерального уровня в 1994 г.), 2,16% (представленность на региональном уровне управлении), 3.7% (среди членов Правительства за 10 лет), 4% (процент высшего уровня и чиновников федеральных органов власти) свидетельствуют скорее об исключении женщин из этих органов, чем о представленности⁶⁰.

Состав экономического блока 78 региональных администраций (в расчеты не были включены 10 автономных округов из конституционного списка 89 субъектов РФ)⁶¹ показывает нам, что из 1103 органов региональной власти, 947 возглавляются мужчинами (84%), 139 возглавляются женщинами (12.5%)⁶².

А что можно сказать о том, как меняется представленность женщин при снижении уровня власти с регионального на местный? Следовало бы ожидать увеличения частоты назначений женщин на уровне глав администраций городов и супрефектов крупных городских, сельских районов, однако наш выборочный анализ данных февраля 1994 года 13 субъектов РФ свидетельствует, что даже на местном уровне было всего лишь 2,16% женщин (в 7 районах женщины занимали всего 13 из 558 должностей)⁶³. Другой анализ данных⁶⁴ (главы администраций городов и районных администраций) по 78 субъектам⁶⁵ РФ на 1997 год эту гипотезу подтверждает. Так, можно с уверенностью сказать, что из 589 глав администраций городов мужчины возглавляли 519 администраций городов (88%) и женщины - 21 администрацию (3,56%)⁶⁶. Из 1731 районных администраций в указанных субъектах РФ 1631 администрация, по наших расчетам, возглавлялись мужчинами (94%), 43 местных районных администрации возглавлялись женщинами (2,4%) и в 48 администрациях невозможно было определить пол главы администрации⁶⁷. Таким образом, мы можем сделать вывод, что на уровне управления местными исполнительными органами власти также имело место исключительное доминирование мужчин, и мы можем оценить, что отклонение от полученных данных не может превышать 3%, т.е. максимальный процент представленности женщин на этом уровне - 5%.

Таким образом, мы получили данные, что на всех уровнях исполнительной власти воспроизводится кадровая политика исключительного назначения мужчин на ключевые посты.

С тем, чтобы проиллюстрировать, что подобная кадровая политика осуществляется и в "феминизированных секторах" аппарата госуправления - по данным на конец 1993 года женщины составляли более 67,3% работников в судебных, юридических учреждениях и органах прокуратуры⁶⁸, - мы сделали аналогичный анализ представленности женщин в системе судебной власти⁶⁹: из 19 судей Конституционного суда РФ в 1995 году было 2 женщины, одна женщина являлась заместителем председателя КС (в феврале 1995 года избрана Т. Морщакова); в 86 Верховных, краевых и областных судах общей юрисдикции на тот же период только 4 председателя женщины (Приморский край, Брянская область, Москва, Читинская область); из 82 региональных органов системы министерства юстиции РФ лишь 9 женщин возглавляли республиканские министерства, краевые/областные управления и управления автономных округов/областей. Очевидно, что доступ женщин к руководству в органах судебной власти также оказывается закрытым.

С какого уровня власти начинает проявляться тенденция по трансформации гендерных пропорций в назначении женщин? Происходит ли это одномоментно на самом верхнем уровне или распространяется по всей вертикали власти? Оказывается, что тенденция сокращения численности женщин распространяется не только на высшие эшелоны власти, но и на низшие уровни: среди специалистов их 26,6%, в руководящем составе (в который включаются и главные специалисты) - 40%, а то время как в категории "другие служащие" - 95%⁷⁰.

Гендерные распределения внутри каждого отдельно взятого органа власти или ветви власти выглядят в "форме неправильно собранной пирамиды", фигуры хоть и неправильной формы, но строго симметричной - где больше власти, там меньше женщин. Цифры представленности женщин на федеральном уровне в сравнении с региональным для каждой из ветвей власти не сильно отличаются. Закон "гендерной властной пирамиды", как мы видим, повторяется во всех органах власти и на всех уровнях. Это ли не вертикаль органов государственной власти, образованная по половому признаку?

На мой взгляд, одна из основных причин такого положения кроется в кадровой государственной политике, которая по этому вопросу не менялась со времен большевиков. И если в царской России доступ женщин к политической карьере в государстве был вообще закрыт, то российская кадровая политика политических назначений остается советской по типу - она была и остаётся направленной на поддержание доминирования граждан мужчин в вопросах принятия решений на всех уровнях власти в целом. Таким образом, преемственность гендерной политической культуры в российской власти является еще одним фактором низкой продвижения женщин в системе принятия решений.

3. Представленность женщин в органах власти на региональном и местном уровне в ходе выборов в 1994 - 2000 гг.

Выборы губернаторов (глав администраций субъектов федерации), которые прошли в 1997 году в 70 субъектах РФ, не изменили общей картины. Из 350 кандидатов на посты губернаторов выдвигались 5 женщин-кандидатов⁷¹ по 3-м субъектам РФ⁷², одна из которых только набрала достаточное число голосов, чтобы стать губернатором Корякского округа :

• по Корякскому автономному округу⁷³ - Броневич В.Т. (5689 голосов, т.е. 47,13%), ранее работала председателем избирательной комиссии Камчатской области, Владимирова В.А. (199 голосов, т.е. 1.65%), заведующая орготделом Олюторского района;
• по Камчатской области⁷⁴ - заместитель начальника главного управления Центробанка по Камчатской области Григорьева Л.А. (6442 голосов, или 5,79%);
• по Амурской области⁷⁵ - координатор благовещенской городской организации ЛДПР Себина В.Н. (8180 голосов, что составило 2,32%);
• в Республике Тыва⁷⁶ - сотрудник государственного комитета РФ по вопросам развития Севера, член федерального правления социалистической партии России Аракчаа К. Д. (1404 голосов, что составило 1.14%).

Самый простой количественный вывод, который можно сделать относительно уровня политического участия женщин в этих выборах: 5 кандидатов-женщин из 350 - это 1.4%. Успех кандидатов женщин на выборах (1 губернатор из 70 победивших на тот период) получается также 1.4%, т.е. идентичным проценту участия. Как известно, следующий тур выборов глав исполнительной власти в 2000 году лишил Броневич В.Т. должности в Совете Федерации, который опять стал представлять собой "мужской клуб".

В итоге, к октябрю 1997 г. из 322 политических и ведущих должностей регионального уровня (президенты республик, председатели правительств республик, главы администраций краев и областей, представители президента в субъектах федерации) лишь 7 были заняты политиками-женщинами (2.16%)⁷⁷. Это очень скромные цифры. Из 17 президентов республик не было выбрано ни одной женщины; точно так же как ни одной женщины не было среди 16 председателей правительств республик. Среди 67 глав администраций краев, областей и автономных округов субъектов РФ на тот момент была лишь одна женщина (А.Броневич, Корякский АО). В числе 88 председателей законодательных собраний краев, областей и автономных округов не было ни одной женщины.

Как мы можем интерпретировать эти цифры? Во-первых, довольно скромный процент - 2,16% представленности женщин - получается и в региональных органах исполнительной власти в 1997-99 годах. Также как и в случае с нашим выше приведенным анализом политики назначения в Правительстве за 10 лет (1990-2001), тенденция в назначении и избрании женщин характеризуется незначительным и незначимым повышением.

На региональном уровне, насколько мы можем судить по имеющимся у нас данным на 1997 год по выборам законодательной (представительной) власти, картина была несколько иная. В 1995 -1997 годах выборы депутатов законодательных (представительных) органов государственной власти очередного созыва были проведены в 72 субъектах РФ⁷⁸, в остальных субъектах РФ выборы проходили в 1998-2001 гг. По официальным данным ЦИК "среди кандидатов женщины составляли в среднем 12.8%. Вместе с тем в 10 субъектах РФ количество кандидатов-женщин значительно превышало средний показатель и составляло от 20 до 40 процентов"⁷⁹. По данным ЦИК "среди более трех тысяч действовавших депутатов законодательных (представительных) органов государственной власти субъектов РФ женщины составляли 9.7%"⁸⁰. По данным Госкомстата⁸¹ по состоянию на июнь 1997 года в РФ было 3600 депутатов 88региональных законодательных (представительных) собраний⁸². Эта цифра, разумеется, несколько расходится с данными ЦИКа в виду временной разницы фиксации данных. Среди депутатов было 3263 депутатов-мужчин и 337 женщин, что составляло 9 % . Согласно этим данным, разброс вокруг среднего значения весьма широк:

• в 4-х региональных органах законодательной власти (Смоленском, Курском, Омском, Томском областных собраниях ) женщины вообще отсутствовали;
• в 40 регионах женщин насчитывалось до 10%; в 35 регионах - от 11 до 29%;
• от 20% до 32% - максимальный уровень представленности женщин - в оставшихся 9 регионах.

В логике развития приводимых данных о представленности женщин на руководящих постах не выглядят исключением и данные ЦИК на 1997 год: по итогам выборов в 72 субъектах РФ "...избраны 77 руководителей (председателей) законодательных органов и палат законодательных органов... Все 77 руководителей законодательных (представительных) органов государственной власти субъектов РФ - мужчины"⁸³.

Согласно данным ЦИКа, на 1997 г. на территории России было 13.699 муниципальных образований⁸⁴, при проведении выборов депутатов представительных органов местного самоуправления на 112.117 депутатских мандатов избирательными комиссия были зарегистрированы 239.027 кандидатов⁸⁵, в составе депутатского корпуса представительных органов местного самоуправления женщины составляли 30,8%⁸⁶: "более половины женщин в составе в Республика Тыва (55,62%), Красноярском крае (52,54%), в Магаданской (55,56%) и Тамбовской (67.45%) областях, в Корякском автономном округе (58,15%). Менее 10% женщин в составе представительных органов местного самоуправления в Республике Дагестан (3.26%) и в республике Хакасия (0.43%)"⁸⁷. Более детальный анализ характеристик и типологии регионов РФ с точки зрения представленности женщин (этнический, политико-географически факторы очевидны уже по ходу перечисления имеющихся данных) предполагает обработку массивов статистических данных или хотя бы анализ региональной статистики, собранный Министерством труда в 2001 г.⁸⁸.

Цифры свидетельствуют о существующем систематическом гендерном дисбалансе. Разница в процентных показателях представленности российских мужчин и женщин колеблется между 90% и 100% (в случаях, когда женщины вообще не представлены) для высшего уровня федеральной власти. То есть женщины почти не имеют доступа к власти. При таком соотношении следует говорить не о малой представленности, а о фактическом отсутствии женщин в руководстве страной. Ситуация меняется и представленность женщин возрастает в представительных органах власти регионального уровня (0-40%) и еще более увеличивается для представительных органов местного самоуправления (0.45% - 62%).

Двумя причинами, как мы полагаем, низкой представленности женщин в законодательных органах власти, является характер политической системы и политического режима, когда большая часть выборов проходит под воздействием двух факторов: контроля со стороны исполнительной власти и мобилизации финансово-промышленных корпоративных интересов. В настоящий момент сложно сделать прямые доказательства о том, что при составлении условных списков поддержки власти женские кандидатуры появляются реже. Однако, мы надеемся, что последующие исследования прояснят вопрос о связи между характером политического режима в регионе и уровнем проходимости женских кандидатур.

4. Представленность женщин в федеральных органах законодательной власти в России: статистика и электоральная реформа в 1990-е годы

Приведенные выше сухие цифры наших расчетов и расчетов разных авторов в области политической гендерной статистике (которые в российских условиях сами по себе являются исследовательским результатом), свидетельствуют, что вся система власти как советского времени, так и в последние 10 лет, оказывается мало доступной для женщин. На всех уровнях принятия решения, где осуществляется реальная власть, процент женщин очень невелик и держится на почти одном уровне: от 0 до 4%. Это позволяет нам сделать вывод о наличии структурных условий неравенства в российской политической системе, которая была унаследована РФ от СССР, точнее от партийных правил ЦК КПСС, получивших, в свою очередь, наследие бюрократической системы царской России.

Теперь мы хотели бы рассмотреть, как менялась представленность по признаку пола в зависимости от изменений в законодательстве в 1990-2000 гг. При анализе динамики представленности женщин в высших законодательных органах власти страны следует иметь в виду, что все эти выборы (начиная с 1989 года) проводились на различной юридической основе.

Так, выборы народных депутатов СССР 1989 года снизили представленность женщин по сравнению с 1984 годом с 33 % до 15,6%. Эти выборы проходили по модифицированному закону "О выборах народных депутатов СССР" (от 1 декабря 1988 года)⁸⁹, согласно которому выдвижение кандидатов производилось посредством выдвижения по мажоритарной системе в территориальных (одномандатных) и национально-территориальных округах, а также посредством выдвижения от закрытого списка из 39 общественных организаций. На журналистском слэнге 1989 г. эти три способа проведения выборов и формирования депутатского состава были названы "тремя корзинами". Всего по системе представительства общественных организаций избирались 750 депутатов, включая и квоту в 75 человек от Комитета Советских женщин.

Из 2250 депутатов (по 750 мандатов на территориальные округа, национально-территориальные округа и общественные организации)⁹⁰, избранных на съезд народных депутатов СССР в 1989 году, было избрано 352 депутатов - женщин⁹¹. При пересчете на проценты это выражается в известной и широко цитируемой цифре 15.6%.

Из 352 мандатов чуть более 50% женщины получили посредством прохождения через общественные организации⁹², а 174 депутатских мандата были получены в одномандатных округах. Однако если смотреть уровень представленности женщин по каждой из "корзин", то мы увидим, что 178 женских мандатов из 750 мест по "третьей корзине" составляет 23.4% от общего числа мандатов по "корзине". Что касается вклада КСЖ то он выражается следующими цифрами. Если исключить 75 мандатов по квоте КСЖ из общего списка "женских мандатов", то получится, что по общественным организациям прошло 14.8% женских кандидатов, эти 75 кандидатов обеспечили пропорцию в 40% мест для женщин по этой корзине, а если пересчитать эти 75 мандатов на общее число депутатов (2250 депутатов), то всего 3.3% депутатов обязаны мандатами КСЖ⁹³. Мы надеемся, что этот показатель в 3.3 % дезавуирует распространенный даже в научных кругах стереотип, что женщины проходили во власть благодаря квоте, о чем мы уже писали в первой части нашей статьи.

Отметим, что технология"третьей корзины" от общественных организаций после 1989 г. более не применялась. Отказ от этого типа выборов кандидатов был связан с тем, что эта модель действительно была некоторой системой контроля за выборами и гарантией обеспечения контроля со стороны КПСС. "Из 750 мандатов, отведенных всесоюзным общественным организациям, 425 мест были зарезервированы для Компартии и либо принадлежащих партии, либо руководимых ею организаций - ВЛКСМ, ВЦСПС, Совета ветеранов войны и труда, КСЖ. Остальные 325 мандатов распределялись среди 30 различных профессиональных организаций"⁹⁴.

Из 174 мандатов по мажоритарной системе в одномандатных округах женщины получили 73 мандата (т.е. 9.7% из 750) в территориальных округах, и 101 мандат (13.5%) в национально-территориальных округах. Очевидно, существовало значимое различие результативности между двумя территориальными и национально-территориальных округами. Но к этому вопросу я вернусь чуть ниже.

А пока сделаю важный для последующих сравнений вывод о том, что эти данные позволяют нам сказать, что в одномандатных округах на тот момент женщины кандидаты проходили хуже чем, чем мужчины. Можно высказать предположение, что с одной стороны, это могло быть связано как с активностью выдвижения женщин, так и со степенью поддержки женщин-кандидатов гражданами.

Чтобы проверить эти предположения мы можем сравнить данные выдвижения женщин в кандидаты по разным "корзинам". Как пишет С.В. Поленина⁹⁵, по национально- территориальным округам было выдвинуто всего 2895 кандидатов в депутаты, из них женщин - 16.6.% (т.е. 480 кандидатов), а из 800 кандидатов от всех общественных организаций на долю женщин приходилось 198 кандидатов, т.е.22.5%. Казалось бы, напрашивается вывод о том, что руководители общественных организаций приветствовали выдвижение женщин. Однако, это мнение поверхностно - как пишет Поленина С.В., если из этого числа 800 кандидатов отбросить 80 кандидатов - женщин, выдвинутых от КСЖ, то процент женщин выдвинутых от оставшихся 38 организаций понизится до 14.7. Но в любом случае очевиден факт, что в 1989 году, если исключить кандидатов от КСЖ, процент выдвижения женщин через общественные организации и по мажоритарным округам различается не на много и оказывается в районе 15%. Эти данные мы будем использовать при оценке уровня выдвижения женщин на последующих выборах в 1993, 1995 и 1999 гг. Помимо уже сделанных выводов, мы хотели бы обратить внимание и еще на один вывод о том, что в одномандатных округах женщины проходили несколько хуже при выдвижении. Так по "корзине" общественных организаций отношение числа полученных мандатов (178 мандатов) к числу выдвинутых кандидатов (198 кандидатов) дает нам коэффициент 0.9. А аналогичный коэффициент по мажоритарной системе равняется 0.36. (174 депутата/480 кандидатов). Эти данные также будут нами использованы в дальнейшем обсуждении степени воспроизводства гендерных барьеров разными электоральными избирательными механизмами.

Заканчивая анализ результатов применения закона о выборах на съезд Народных депутатов СССР 1989 года, хочу отметить одно обстоятельство. Результаты этих выборов часто используют как отправную точку в оценке тенденций снижения уровня представленности женщин; на самом деле, с точки зрения оценки этих перспектив на российском, т.е. по тем временам республиканском уровне, везде цитируемые и ставшие почти магическими "15,6%" мандатов - это на самом деле общесоюзный результат, полученный по трем каналам ("корзинам") выдвижения и избрания депутатов. В общей численности депутатов от России было избрано всего 7,7% женщин (5.5% по территориальным и 11.5 % по национально-территориальным округам)⁹⁶. Таким образом, при обсуждении изменения точных цифр в процентах представленности женщин следует сравнивать с последующими годами усредненную цифру женщин-депутатов от РСФСР 7.7%, но никак не 15.6%. Тогда падение показателей в 1990 году не выглядит таким неожиданным. Удивительно, но мне не встречалось, чтобы в литературе обсуждался вопрос о том, какие факторы способствовали столь значимому расхождению в избрании женщин по двум мажоритарным "корзинам"- по национально-территориальным округам и по территориальным. Ведь различия действительно значимые, и возможно анализ данных по тем выборам мог бы пролить свет на некоторые факторы, способствующие/препятствующие избранию женщин в различных по размеру мажоритарных округах. Надо заметить, что если территориальные округа рассчитывались исходя из числа граждан, и, в общем, были более или менее равны по величине, то национально-территориальные округа призваны были обеспечить представительство национальным образованиям из системы СССР (53 национально-территориальных округа следовали следующей системе выборов - для каждой союзной республики резервировалось 32 мандата, для каждой автономной республики - 11 мандатов, для каждой автономных области - пять мандатов, и по одному мандату для автономного округа)⁹⁷. Как пишет Некимиас "Это позволяло, с одной стороны обеспечить более равное представительство разным национально- административным субъектам. Но, с другой, например, от 147 миллионов населения РСФСР избиралось столько же депутатов, сколько и от Эстонии с населением в 1.5 млн. чел."⁹⁸.

Таким образом, подводя итоги выборам 1989 года, мы можем четко зафиксировать, что при применении различных электоральных правил, в год одних и тех же выборов, мы получаем разный процент представленности по признаку пола. Уровень выдвижения "общественных организаций" был в целом равен уровню выдвижения по мажоритарной системе (15%, если исключить кандидатов от КСЖ). При сравнении прохождения женщин по одномандатным округам и через выборы на конференциях "общественных организаций" мы можем заметить, что от общественных организаций женщины проходили несколько лучше (из 16 % кандидатов такое же количество прошло в депутаты, если не считать депутатов от КСЖ), чем по одномандатным округам (11.6%). Это было связано с тем, что фактически никаких выборов в общественных организациях и не было. Поэтому эти данные не могут считаться валидными относительно попыток выяснить, насколько прото-пропорциональная⁹⁹ (выборы посредством квотирования мандатов от общественных организаций) и мажоритарная система способствуют продвижению женщин. При сравнении успешности прохождения женщин и мужчин по мажоритарной системе очевидно, что женщины несколько хуже чем мужчины проходили.

Выборы съезда народных депутатов РСФСР 1990 года, проходившие по Закону "О выборах народных депутатов РСФСР"¹⁰⁰ (от 27 октября 1989 года), проходили уже как выборы по мажоритарной системе (по национально-территориальным и территориальным округам), на съезд избирались 900 депутатов по территориальным округам и 168¹⁰¹ - по национально-территориальным округам и система представительства общественных организаций уже не использовалась в виду того, что в течение всего 1989 года система выборов от общественных организаций была объектом сильнейшей критики и признана как недемократичная, причем тема "о квотах для женщин" была одной из самых популярных в среде демократических политиков, обозревателей и публицистов¹⁰². Эти выборы привели к снижению представленности женщин до 5,6%¹⁰³, т.е. 60 мандатов. Причем на выборах женщины составляли 7.6% среди кандидатов¹⁰⁴.

Эти две цифры позволяют зафиксировать двойное снижение активности выдвижения женщин. Это явный спад с учетом 16.6% по мажоритарным округам в 1989 г., а также представленности женщин на этом уровне власти в 35.3% депутатов ВС РСФСР в 1987 году¹⁰⁵ и 7.7% депутатов от РСФСР съезда народных депутатов СССР в 1990 г. Также происходит значимое снижение коэффициента успешности женщин в мажоритарных округах (0.73) по сравнению с успешностью прохождения женщин-кандидатов по РСФСР в 1989 г. (0.9). Таким образом, получает подтверждение наше утверждение о том, что идея благодетельности системы квот как фактора, обеспечивавшего женщинам доступ в политику, является не более чем мифом. При использовании одного типа избирательных электоральных правил, а именно мажоритарных систем в 1989 и 1990 гг., когда за один год вряд ли могут произойти радикальные изменения в массовом сознании, произошло самое серьезное падение в электоральной активности женщин-кандидатов. Скорее, следует анализировать различия в том, как формировались мажоритарные округа, и в чем отличались принципиально выборы 1990 года от выборов 1989 г. с точки зрения отношения элиты к женщинам как кандидатам. Очевидно, сыграло роль то обстоятельство, что тогдашний "политический гигант" в лице Демократической России, по каким-то причинам не включал женщин в свои списки. Возможно, интерес могут представлять данные о том, чем отличались результаты выборов по территориальным и национально-территориальным округам. Но очевидно, что не только мажоритарная система способствовала резкому снижению представленности женщин в законодательных органах власти РФ.

Выборы в Федеральное Собрание 1993 года проходили в соответствии с по с "Положение о выборах депутатов Государственной Думы"¹⁰⁶ смешанной системе и Положением "О выборах депутатов Совета Федерации Федерального Собрания РФ в 1993 году" ¹⁰⁷ по двухмандатной мажоритарной системе. После несения уточнения в первоначальный вариант положения в Государственную Думу на 450 мандатов выборы проводились по национально-территориальным округам (225 мандатов) и по пропорциональной системе (225 мандатов). Женщины -депутаты составили в целом по Федеральному Собранию 9% - в Совет Федерации прошло 3 депутата чел. из 178 чел. (1.7%), в Государственную думу прошло 60 депутатов-женщин (13,3%). Причем по одномандатным округам в Государственную Думу прошло 26 женщин (11.5% от числа депутатов по одномандатным округам, 5.7% от всех депутатов). По федеральному округу - 21 депутат от блока "Женщин России" (9.3%= 21/225х100 от всех избранных по пропорциональной системе, или 4.7% от всех депутатов, или почти 40% всех "женских мандатов") и 13 женщин-депутатов (5,7%=13/225х100 от всех депутатов пропорциональной системы или 2.9% от всех депутатов и 8.3% всех "женских мандатов") от других 5 избирательных объединений¹⁰⁸.

По данным комиссии при Президенте РФ "Из 88 территорий, участвовавших в выборах по общефедеральному округу, в 32-х - свыше 10 процентов избирателей проголосовало в поддержку движения "Женщины России", в семи регионах этот процент был еще выше: Ямало-Ненецкий а.о. - 19.2, Эвенкийский а.о. - 17.4%, Курганская обл. - 15.53%, Приморский край - 15.27%, Еврейская а.о. - 14.92, Тюменская обл. - 14.77%, Удмуртская республика - 14.7%"¹⁰⁹.

Итоги этих выборов позволяют сделать 5 основных вывода. Во-первых, произошел подъем уровня представленности женщин в Государственной Думе с 5.6% в 1990 г. до 13.5% в 1993 г. Это беспрецедентно и, конечно же, на 40% является эффектом победы "Женщин России". Во-вторых, в сравнении с предыдущими выборами 1989 г. (11 % по мажоритарной) и 1990 гг. (7.7% по мажоритарной) уровень прохождения женщин по мажоритарной системе вырос до 11.9%. В - третьих, если исключить успех "Женщин России", то следует признать, что избирательные блоки смогли провести всего 2.9% женщин от всех кандидатов, что должно свидетельствовать о мизогинизме российских избирательных блоков. В-четвертых, единственным вариантом компенсации сексизма избирательных блоков и их ориентации на мужчин-кандидатов являлся блок "Женщины России", с учетом успехов которого можно сказать, что по пропорпорциональной системе прошло 7.6% женщин от всех депутатов, а по мажоритарной - только 5.7.% женщин от всех депутатов. В-пятых, наиболее высокая поддержка движению "Женщин России" оказывается в периферийных регионах государства, а также в небольших автономных областях и округах.

Первые четыре вывода свидетельствуют о том, что партийные системы в ходе создания избирательных списков были наглухо "закрыты для женщин" и в целом пропорциональная электоральная система без создания специального женского избирательного блока будет выступать значительно более мощным фактором дискриминации против женщин -кандидатов, нежели мажоритарная система. Дальнейший анализ сопоставления партийных список и "включение/невключение женских имен" в проходную часть списка, анализ партийных программ может прояснить механизмы дискриминирующие женщин на этапе выдвижения кандидатов избирательными блоками.

По данным С. Айвазовой в 1993 году среди кандидатов в депутаты ГД, если исключить кандидатов от "Женщин России",женщины составляли 7%¹¹⁰. Если в 1989 году по мажоритарной системе выдвигали 16.6% женщин-кандидатов, а через общественные организации 14.7% (если исключить 80 кандидатов от КСЖ), а в 1990 году уже было резкое падение до 7.6%, то можно признать что в 1993 году удалось затормозить дальнейшее снижение численности женщин-кандидатов в ходе избирательной кампании.

Общий контекст выборов, реформа избирательных комиссий, отсутствие регулирования деятельности СМИ и приоритет частного финансирования, как пишет В. Гельман¹¹¹, обеспечили преимущества московским реформаторам и кандидатам, связанным с крупным капиталом и/или государственными структурами. Очевидно, что если рекрутирование депутатов шло преимущественно через два обозначенных канала, то понятно, что потенциальных кандидатов среди них женщины присутствовали в значительно меньшей степени в силу причин преемственности, законов воспроизводства номенклатуры и связанных с ним процессов формирования новой политической элиты¹¹².

Выборы 1995 года осуществлялись по закону "О выборах депутатов Государственной Думы Федерального собрания"¹¹³ (от 21 апреля 1995 года) также по смешанной системе. Закон обеспечивал сохранение баланса ведущих политических интересов¹¹⁴ , ввиду того, что в значительной своей части закон воспроизвел положения, предшествовавших ему указов Президента¹¹⁵. В результате в декабре 1995 года в Государственную Думу избрано 46 женщин (из 450 депутатов), что составило 10,2%. Этот показатель на 3% процента ниже, чем в предшествующих выборах.

Первой причиной подобного снижения является провал политического движения "Женщины России", которое не добрало 0,39% до 5%-ного барьера прохождения по партийным спискам в Государственную Думу¹¹⁶. По спискам НДР, Яблока, КПРФ и ЛДПР прошло всего 13 человек (5.8% от всех депутатов по пропорциональной системе или 3% от всех депутатов), по мажоритарной системе в целом прошло 31 депутатов-женщин (или 13.8% от всех депутатов по мажоритарной системе или 7% от всех депутатов).

Источник: Расчеты по списку избранных депутатов ГД ФС РФ по федеральному избирательному округу, по спискам избранных депутатов ГД ФС РФ второго созыва /Российская газета, 6 января 1995 г.
Примечание: * Уже после публикации данных в Российской газете и после назначения Правительства в связи с перестановками в списках КПРФ и НДР число женщин-депутатов по пропорциональной системе увеличилось до 15 человек, т.е.6.6% женщин и составило 46 депутатов ГД или 10.5% от общего числа депутатов ГД.

Эта тенденция свидетельствует о том, что при некотором повышении избрания женщин в мажоритарных округах по сравнению с предыдущими, эти выборы явно демонстрировали большую успешность женщин-кандидатов в тех случаях, когда они имели возможность получить мандат напрямую от избирателей. Однако если мы посмотрим более пристально на мажоритарные округа, мы увидим, что еще 14 депутатов-женщин маркировали свою принадлежность к 3-м победителям 1995 года - избирательным блоками НДР, Яблоко, КПРФ, и были выдвинуты в мажоритарных округах этими блоками. Кроме этого, 7 женщин прошли в мажоритарных округах, демонстрируя свою принадлежность к блокам "забарьерникам"; среди них 3 депутата из блока "Женщины России", 2 из "Власть народа", Памфилова Э. и Хакамада И. как лидеры блоков "Памфилова-Гуров -Лысенко"(Республиканская партия РФ) и "Общее дело". Собственно независимые депутаты, или депутаты, не указавшие свою партийную принадлежность - 10 человек. Если мы сравним успешность прохождения "партийных женщин" по мажоритарным и по пропорциональным округам, то следует отметить, что избирательные блоки в целом выиграли, выдвинув женщин по одномандатным округам. Несмотря на то, что по численности партийных женщин значимых различий между двумя системами нет, но вот в число женщин-депутатов в пропорции депутатов избранных по каждой из систем разительно. Каждая партия победителей (за исключением ЛДПР, которая провела по мажоритарной системе лишь 1 депутата) провела в одномандатных округах в 2-4 раза депутатов меньше, чем по пропорциональной системе, но каждая партия получила депутатов женщин в мажоритарных округах. Это еще одна дополнительная причина того, что партии заняли в выборах 1995 г. позицию "предпочтительного продвижения мужчин в пропорциональной системе выборов".

И это при том, что количество кандидатов женщин, выдвинутых блоками в целом увеличилось вдвое по сравнению с 1993 годом - число женщин-кандидатов, выдвинутых в 1995 году избирательными блоками (которых было 43 в 1995 году и только 13 в 1993 году) поднялось до 14,2%¹¹⁷ (из 5667 кандидатов 43 избирательных блоков 804 были женщинами). То есть женщины уже включаются всего на всего в семь раз реже, чем кандидатуры мужчин. Таким образом, можно считать, что к 1995 году, наметилась с одной стороны тенденция того, что партии начинают выдвигать женские кандидатуры. Однако, при анализе состава кандидатур центрального списка, в который было включено всего 433 кандидатуры и только 40 женщин, получается, что уровень представленности женщин в сфере проходимости снижается до 9.2%¹¹⁸, и мы опять возвращаемся к тому, что женщины выдвигаются избирательными блоками в 10-11 раз реже чем мужчины.

В виду того, что в избирательной кампании 1995 года (в отличие от выборов 1993 года) число женщин кандидатов значительно возросло (в 2 раза), это увеличение сопровождалось также и ростом числа блоков, возглавляемых женщинами, числа женщин как в списке лидеров известнейших блоков, так и в проходных номерах списков. Кроме того, в связи с тем, что во всех блоках в 1993 году было не более 7-10 % женщин, то следует обратить внимание на то, что это общее увеличение числа кандидатов произошло не пропорционально для всех блоков, а очень дифференцировано: весь список из 43 блоков может быть ранжирован по уровню представленности женщин. В 1995 году сформировалась группа из 11 блоков (см. Таблицу 5), в которых процент женщин-кандидатов был между 16 и 40%. Однако, следует отметить, что связи между прохождением блока через пятипроцентный барьер и процентом участия женщин не отмечено¹¹⁹. Простое увеличение женщин в списке в ходе российских выборов не гарантирует партиям получения большего числа голосов на выборах.

Источник: Расчеты Кочкиной Е.В., Заиченко Л.Н. по спискам избирательных объединений в выборах 1995 года данным ЦИК из архивных материалов 1995-1996 гг. размещенных на сайте Национальной службы новостей http://www.nns.ru/elects/izbobyed от 29.01.1999 г.

Если мы сравним процент женщин выдвинутых, например, блоками -победителями с процентом женщин среди победителей, то мы увидим плачевную тенденцию. Несмотря на то, что в партийных списках женщины более или менее представлены¹²⁰, то среди тех, кто прошел в Думу все числа должны быть разделы в 2-3 раза, за исключением КПРФ. Процент участия женщин как кандидатов сопровождается их значительно меньшим избранием по партийным спискам; здесь наличествует абсолютно прямая и единственная причинно-следственная связь, заключающаяся в том, что при составлении списков в зону "проходимости" центрального списка и первых кандидатур региональных списков ставятся мужские фамилии, а женские уходят в "подвалы" как центрального, так и региональных списков.

Источник: расчеты автора и Заиченко Л.Н. по данным двух таблиц 4,5.

Закономерность настолько четкая, что при желании можно описать эту сложившуюся дискриминацию математически через уравнение регрессии, в котором доля присутствия женщин в наиболее проходимых местах списков будут стремиться к нулю, а накопления женских кандидатур в зонах "непрохождения" будут увеличиваться до максимальных пределов.

Несмотря на казалось бы провал на выборах 1995 года блока "Женщины России", помимо уже обсуждавшегося выше увеличения в 2 раза кандидатов женщин по избирательным спискам, проявился и еще один новый феномен, который следует отнести к позитивным знакам политического продвижения женщин. На выборах 1995 года женщины стали демонстрировать успех в мажоритарных округах по сравнению с кандидатами-мужчинами. Несмотря на то, что женщины (269 женщин кандидатов из всех 2699 кандидатов, т.е. 10%)¹²¹ все еще выдвигаются почти в десять раз реже, чем мужчины (90%)¹²², по нашим расчетам в 1995 году женщины кандидаты в целом были в 1.5 более успешнее, чем мужчины кандидаты: из 269 кандидатов-женщин прошли в депутаты 31 женщина (т.е. 11.5% успешных индивидуальных кампаний), в то время как из 2430 кандидатов мужчин - 194 депутата (7.9%). Если учесть, что на стороне большинства мужчин-кандидатов поддержка властей и финансово-промышленных групп, то следует признать, что негативное отношение электората к женщинам (в наличии которого все убеждены, но степень влияния которого еще следует оценить), возможно, сильно преувеличена.

Для будущих сравнительных анализов выборов, мы хотели бы также отметить, что, как указывалось выше, всего по одномандатным округам было выдвинуто 2684 кандидата, 293 женщины или 10.92%. В ходе выдвижения кандидатов по одномандатным округам 65 общественно политических организаций были указаны кандидатами женщинами как организации, которые их выдвинули, либо оказали поддержку. Всего эти 65 организаций выдвинули (или оказали поддержку) примерно 597 кандидатов, из них 203 женщин (34%); избиратели выдвинули 1087 кандидатов среди них 90 женщин (8.29%). Для интерпретации этого различия необходимо все-таки более детальное изучение вопроса феномена политической аффилиации при выдвижении в 1995 году.

Относительно выборов 1995 года следует также сделать еще один вывод. При сравнении возможных преимуществ выдвижения по одной из двух систем в 1995 году, шансы при выдвижении в одномандатном округе или присутствии в проходной части списка сравнялись, так как процент женщин-кандидатов по обеим системам равен приблизительно 10%.

Вопрос о том, почему в 1995 году не прошли 5% барьер "Женщины России" остается вне нашего анализа. Если в 1993 году блок получил 4 млн.369 тыс. 918 голосов избирателей¹²³ (8.13% голосов по пропорциональной системе), то в 1995 году число избирателей значительно сократилось и составило 3 млн. 188 тыс. 813 голосов избирателей, что позволило набрать только 4.61%¹²⁴. Разница в 1 млн. 150 тысяч голосов, разумеется, должна свидетельствовать о каком-то очень существенном изменении обстоятельств между 1993 и 1995 годами. Вполне возможно, это произошло вследствие падения поддержки у населения, как это происходит со многими партиями переходного периода, и связано с особенностями становления российской партийной системы и системы парламентских партий. Возможно, в виду потери "разочаровавшегося" электората, чьи ожидания 1993 года не были реализованы движением в ходе работы фракции "Женщины России" в Государственной Думе в 1993-1995 гг. Необходимо было бы также проанализировать изменение электоральной базы в разных регионах России. По итогам 1995 года во введении к справочнику "Выборы в шестую государственную Думу: итоги и выводы" указывается: "Движение "Женщины России" в 1995 году, как и на прошлых выборах в 1993 году¹²⁵, наибольшей популярностью пользовалось в Сибири, на Дальнем Востоке и на Севере страны. Наиболее высокий процент (10,48%) "Женщины России" получили в самом малонаселенном субъекте РФ - Эвенкийском АО. В 44 субъектах движение преодолело пятипроцентный барьер. Самой низкой популярностью "Женщины России" пользовались в Дагестане и Ингушетии, где они набрали менее 1%. Менее 3% движение получило в Москве и Санкт-Петербурге. В 7 субъектах Федерации движение заняло третье место, в 21-четвертое, в 16- пятое."¹²⁶. Сравнительный анализ успешности этого движения в округах, различающихся по своему социально-экономическому развитию, этно-культурным и религиозным характеристикам мог бы во многом прояснить особенности гендерной политической культуры в России.

Выборам 1999 года в Государственную Думу РФ с интересующей нас точки зрения посвящены два специальных исследования Айвазовой С.Г. и Кертмана Г. Л.¹²⁷, Зотовой З.М¹²⁸. Здесь же мы только отметим, что появление в ходе избирательной кампании среди 28-ти избирательных объединений двух "женских блоков"¹²⁹, которые вступили в конкуренцию за женский электорат. В итоге, в Думу не прошел ни один из них, и в общей сумме они получили еще меньше чем "Женщины России" на выборах в 1995 году. Партия "Защиты прав женщин" получила 0.8%, движение "Женщины России" ухудшило результат 1995 года вдвое, а результат 1993 года - в 4 раза (2.04%). И в 1999 года произошло дальнейшее снижение представленности женщин среди депутатов до 7.6%¹³⁰.

Источник: Составлено и рассчитано по данным из Айвазова С.Г., Кертман Г.Л. Указ. соч. с.24-25, Зотова З.М. Указ. соч. с.75.

Эти данные 1999 года развивают тенденцию 1995 года поведения партийных лидеров, когда партии значительно более охотно выдвигали женщин по одномандатным округам. При сравнении числа мандатов, полученных женщинами по одномандатным округам и по федеральному списку, как это ясно видно из Таблицы 7. в целом значительно более успешнее в одномандатных округах - простое деление 20 на 14 дает нам показатель преимущества мажоритарной системы по сравнению с пропорциональной в 1.4. Этот показатель указывает на то, что мажоритарная система в сравнении с пропорциональной сохраняет те же характеристики что и в предыдущие (1993, 1995) годы: в настоящее время партии предпочитают выдвигать больше женщин по одномандатным округам и с меньшей степенью включать их в "зону проходимости" пропорциональных списков, в итоге женщины-кандидаты в большей степени проходят по мажоритарным округам.

Однако, не смотря на обозначившуюся "тенденцию успеха" в одномандатных округах само выдвижение по мажоритарной системе выглядит настораживающе. По данным Айвазовой С.В., Кертмана Г.Л., Зотовой З.М. выдвижение женщин кандидатов в округах отличалось крайней неравномерностью:

Источник: Сведенные данные Айвазовой С.Г., Кертмана Г.Л., Зотовой З.М. Указ. соч.

Эти данные подробно обсуждаются Зотовой З.М.¹³¹ в ее статье и в той 1/3 округов где выдвигались почти 3/4 общего числа женщин-кандидатов (72%), избирательная кампания велась между женщинами-кандидатами, и они играли "друг против другу", оттягивали голоса друг у друга, что вело к распылению их электорального потенциала.

Возвращаясь к обсуждению вопроса "По какой из электоральных систем женщины проходили лдучше?" мы решили свести все вышеобсуждавшиеся данные в одну таблицу и сравнить данные за все выборы.

Источник: Составлено по данным автора, Айвазовой С.Г., Кертмана Г.Л., Зотовой З.М., Новикова Ю.А. и другим данным, приведенным выше в данной статье. Примечание: * -данные не посчитаны.

Данные таблицы 9, в которой отражен процент женщин депутатов, избранных по пропорциональной и мажоритарной системам, позволяют подтвердить вывод Мосера Р. и Андриенковой А. о том, что посредством одномандатных округов женщины получили в общей сложности больше мандатов, нежели посредством выдвижения через списки политических партий. Это особенно становится видно, если рассматривать данные 1995 года за вычетом 24 мандатов движения "Женщины России". Высокий процент по третьей "корзине" (от общественных организаций), который нами включен для исторического сопоставления, не должен приниматься в расчет. В выборах 1993-1999 гг. по одномандатным округам женщин проходило в 1.4-2 раза больше (рассчитывалось без учета мандатов движения "Женщин России"). Разумеется, следует учитывать, что часть депутатов -женщин получили мандаты благодаря поддержки тех либо иных партий, однако, даже эти уточнения не могут изменить общего вывода о том, что только в 1989 году мы могли говорить о том, что по одномандатным округам прошло меньше женщин, чем через "третью корзину". И это в целом данные, которые оказываются исключением из правила¹³³, гласящего, что женщины лучше проходят по пропорциональной системе¹³⁴.

Теперь мне хотелось бы подвести итоги относительно динамики уровня выдвижения женщин на выборах в 1989-1999 гг. Среди женщин -кандидатов в 1999 г. в депутаты во всех списках 16%¹³⁵ женских фамилий, что означает факт возвращения к уровню 1989 года. Будем надеяться, что эта тенденция сохранится. Уровень женского представительства партий-фаворитов остался где-то таким же, как и на выборах в 1995 г. (сравни с данными таблицы 6): "КПРФ 10%, Медведь - 10, Яблоко - 11%, ОВР - 12%. Больше всего женщин числилось в Союзе Правых сил - 17%"¹³⁶. В 1999 году Айвазова и Кертман констатируют: "наиболее широко женщины были представлены в списках тех блоков и объединений, которые изначально являлись, скорее, аутсайдерами избирательной кампании. Особо выделялись в этом отношении организации социал-демократической ориентации и объединения, во главе которых стояли женщины"¹³⁷. Таким образом, если сравнить с данными нашей таблицы 5, в 1999 году повторилась тенденция выборов 1995 года. Осуществленный Айвазовой и Кертманом детальный и подробный анализ представительства женщин в списках избирательных объединений, а также в проходной части списков, на позициях лидеров блоков, позволил им сделать вывод о том, что "...очевидно, что почти все политические объединения - участники избирательной борьбы предоставляли женщинам и мужчинам совершенно разные шансы"¹³⁸ для получения мандата в Государственной Думе. Они также отметили, что эта же ситуация была и на выборах в одномандатных округах, по которым шло 10-12% женщин¹³⁹.

Источник: сведение данных Полениной С.В., Айвазовой С.Г., Кертмана Г.Л., Кочкиной и Заиченко Л.Н. приводимых выше данной статье. .

Из данных таблицы 10 становится видно, что процент выдвигающихся женщин год от года растет, хотя и незначительно. Второй вывод на первый взгляд парадоксален - несмотря на неполные данные по проценту женщин-кандидатов, которыми я располагала на момент завершения работы над данной статьей, видно, что в целом пропорция женщин, выдвинутых по партийным спискам несколько больше, чем пропорция женщин выдвинутых по одномандатным округам. Но, на мой взгляд, эти данные еще раз подтверждают ранее обсуждавшийся тезис о том, что если в одномандатных округах женщины-кандидаты имеют больше статистических шансов быть избранными, чем в по партийным спискам, значит процедура составления партийных списков такова, что при несколько более высоком проценте выдвижения женщин по партийным спискам, условия в которые помещаются кандидатуры "партийных женщин" значительно снижают их шансы на получение мандата.

5. Представленность женщин в Совете Федерации в 1991-2002 гг.

Регламентация порядка выборов депутатов в Совет Федерации в течении последнего десятилетия менялась самым существенным образом¹⁴⁰. Первоначально он создавался как консультативно-координационый орган, в который входили председатели Верховного Совета РСФСР, Верховных Советов республик, автономных областей, округов, краев и областей, Московского и Ленинградского городских советов. Основным вкладом Совета Федерации того периода явилась работа по подготовке федеративного договора. Принятая 12-го декабря 1993 г. Конституция РФ закрепила статус двухпалатного парламента России, за верхней палатой сохранилось название Совет Федерации, в который должны входить по одному представителю от представительного и исполнительного органов государственной региональной власти.

Далее порядок формирования Совета Федерации был определен Указами Президента РФ от 11-го октября 1993 г. (N1626) и от 6-го ноября 1993 г. (N1846)¹⁴¹ . Совет Федерации формировался путем мажоритарных выборов: депутаты избирались по мажоритарной системе в двухмандатных избирательных округах; каждый субъект РФ представлял собой избирательный округ, кандидаты выдвигались группами избирателей и избирательными объединениями. На выборах в СФ 1993 г. было зарегистрировано 494 кандидата и из них было избрано 171 депутатов СФ ("сенаторов"), чуть позже по итогам выборов в Татарстане и Челябинской области в начале 1994 г. число депутатов возросло до 175. В Совете Федерации 1-го созыва оказалось всего 8 женщин¹⁴² (Гаер Е.А., Иванова Л.А., Карелова Г.Н., Котесова Л.С., Мизулина Е.Б., Нимаева Л.Ч., Побединская Л.В., Этэрынтына М.И.), т.е. всего 4,5% от общей численности сенаторов.

Введение новых правил в конце 1995 г.¹⁴³, согласно которым Совет Федерации начал формироваться из высших должностных лиц законодательной и исполнительной власти каждого субъекта Федерации, связало состав Совета Федерации с итогами выборов глав исполнительной власти в регионах. С 1995 по август 2000 г. были избраны 2 женщины-депутата (т.е. 1% в общем количестве сенаторов): Пивненко В.Н. (1996 г. - 5 марта 1997 г) от Карельской республики; и чуть позже В.Т.Броневич (4 дек 1996 г. - ноябрь 2000 г. ) от Корякского АО ¹⁴⁴, о чем несколько более подробно мы уже писали выше в разделе о региональных выборах. Все члены СФ совмещали исполнение обязанностей в палате с обязанностями в соответствующем субъекте РФ. С ноября 2000 г. по апрель 2001 г. женщин в верхней палате не было вовсе.

Еще через пять лет порядок формирования СФ изменился еще раз - 8 августа 2000 г. вступил в силу новый Федеральный закон от 5 августа 2000 г. N113-ФЗ "О порядке формирования Совета Федерации Федерального Собрания РФ"¹⁴⁵. Согласно этому закону, кандидатуры для избрания в Совет Федерации выдвигаются и избираются следующим образом:

1) от законодательного (представительного) органа государственной власти субъекта РФ вносятся на рассмотрение этого органа его председателем (в двухпалатном - поочередно председателями палат), при этом группа депутатов не менее одной трети об общего числа депутатов может внести альтернативные кандидатуры. Решение об избрании представителя от законодательного (представительного) органа принимается тайным голосованием и оформляется постановлением указанного органа, а двухпалатного законодательного (представительног) органа - совместным постановлением двух палат.

2) путем назначения представителя в СФ от исполнительного органа субъекта Федерации, что оформляется указом (постановлением) высшего исполнительного органа государственной власти субъекта РФ, и этот указ в 3-х дневный срок направляется в законодательный орган власти субъекта РФ и вступает в силу , если на очередном или внеочередном заседании законодательного органа две трети от общего числа его депутатов не проголосуют против назначения данного представителя.

Избрание всех членов Совета Федерации должно было завершиться не позднее 1 января 2002 г. Совет Федерации стал постоянно действующим органом и все избранные депутаты СФ теперь работают на постоянной основе. Эта измененная система выборов дала неожиданные результаты. На март 2002 г. среди избранных 178 сенаторов¹⁴⁶ - было выдвинуто, назначено и избрано региональными органами 6 женщин-сенаторов (из 178, т.е. чуть меньше 3%): Буслова Г.С., Амурская область (14 декабря 2001 г. - март 2005 г. ), Демина В. С. от Брянской областной Думы (25 апреля 20001 г. - декабрь 2004 г. ); Коновалова Т.И., Ненецкий автономный округ (23 мая 2001 г. - январь 2005 г.); Ларочкина И.А., Татарская республика (17 января 2002 г. - декабрь 2004 г. ), Орлова С. Ю., Кемеровская обл., (24 ноября 2001 г. - апрель 2003 г. ), Петренко В. А. от Хакасии (26 апреля 2001 - декабрь 2004 г. ).

Таким образом, очевидно, что процесс формирования Совета Федерации и изменение механизма его формирования также оказывает самое прямое и непосредственное влияние на возможности продвижения женщин в этом органе власти. Не случайно и понятно, что все председатели Совета Федерации, который избирались депутатами Совета Федерации были одного гражданского пола¹⁴⁷.

6. Представленность женщин и гендерные интересы

Мою статью я начала вопросом о том, имеет ли политическое представительство какое-то драматическое значение для жизни пост-советских женщин в России. На языке политической науки это вопрос о связи между политическим представительством социальных групп и представленностью их интересов в политике.

Я надеюсь, что приведенные в данной статье количественные данные, позволят российским гендерным исследовательницам(лям) в сфере политического анализа аргументировано продолжить обсуждения тезиса сформулированного разными авторами, как российскими¹⁴⁸, так и зарубежными¹⁴⁹, еще в начале 90-х годов: отсутствие представленности по признаку пола ведет к сужению возможностей для артикуляции интересов социальных групп (в первую очередь это касается бюджетных отраслей, таких как образование, здравоохранение, жилищно-коммунальная сфера и пр., где преобладают женщины), что сужение каналов представительной демократии по признаку пола закладывает базис конфликтов в согласовании интересов различных групп¹⁵⁰. Пока этот тезис не имеет достоверного научного обоснования в виду неразвитости сферы гендерного анализа госполитики или муниципальной политики. Однако, на основании данных ряда исследований уже возможно выдвижение исследовательских гипотез и применение стандартных исследовательских методов для установления подобной связи.

Я, надеюсь, что мой второй тезис также очевиден: безгендерный или "гендернонейтральный" подход в политическом представительстве является частью социально-политических процессов, обусловливающих возрастание дискриминационных по признаку пола практик, понижение социально-экономического статуса российских женщин в целом¹⁵¹. Дальнейшее обсуждение этого тезиса я провожу в моей статье о реформе избирательного законодательства.

Проблемами представленности и представительства, коллективными интересами российская политология занималась мало¹⁵², и в основном она склонна была исследовать вопросы, связанные с "группами доминирующих интересов" или с протестным поведением некоторых групп. Это "самоограничение интересов" со стороны отечественного научного сообщества было довольно естественным, т.к. определялось, на наш взгляд, отчасти снобистским пренебрежением к теме представленности женщин, но преимущественно с выбором научных приоритетов под диктатом складывающейся логики разрешения "конфликта сильных интересов", характерных для общества, находящегося в фазе "демократического перехода". Но сегодня представляется уже в какой-то мере абсурдным тот факт, что когда наконец-то начали говорить о представительстве интересов и рассматривали возможность или необходимость создания консультативного совета по представительству интересов при администрации президента, представительство по признаку пола не было учтено¹⁵³. Подробнее я пишу об этом в статье о реформе партийного законодательства.

Общий, простой и очевидный вывод, который, как мне представляется достаточно подробно мною аргументирован - политические назначения производятся не только исходя из назначения по признаку пола т.е. когда при назначении или выдвижении отдается назначении конкретному гражданину мужского пола, но также в целом из базовых критериев, в которые изначально уже были заложены институциональные политические возможности исключительно для тех сфер, которые состоят из граждан мужского пола, т.е. политическое выдвижение и рекрутирование однозначно производится из сфер исключительной или преимущественной деятельности/активности мужчин. Таким образом видно, что исключение граждан женского пола и создание институциональных условий для предпочтительного гражданства гражданам одного из полов (а именно мужского) происходит не столько и не только на личностном уровне, сколько на институциональном. В этом смысле можно использовать метафоры - "женский пол исключен" "назначаются и продвигаются мужчины".

Западная политология имеет огромную литературу по этим вопросам¹⁵⁴, ибо согласование интересов различных социальных групп, коллективных прав по разным признакам, включая и пол, были условием стабильности демократии в западных странах в XX веке, условием формирования адекватных мер социальной и иных типов политик (скажем, этнической и национальной, социальной и налоговой, информационной и вещательной, обеспечения безопасности граждан и т.д.).

В практическом смысле гендерный анализ - элемент адекватного восприятия и проведения выборов для политика, элемент электорального анализа для консультантов по выборам, механизм рационализации и операционализации социальных интересов в разработке государственной или региональной политики, а также политики на местном уровне. И возможно, что социально-экономическое развитие последующих лет пойдет по тому же пути , что и в западных странах, а следовательно начнет работать машинка "Gender Gap" (гендерные различия, разрывы) и изменения в гендерном самосознании граждан и в первую очередь женщин станут механизмом электоральным в борьбе за власть как партий, так и отдельных кандидатов. Если это произойдет, то понятно, что спектр постановок вопросов и обсуждения "женщины и политики" значительно расширится.

В ситуации когда женщины не являются субъектами политики и женский вопрос не является объектом госполитики, абстрактно говорить, что в ходе российской демократизации должны быть применены меры по увеличению представительства женщин, так как это значит говорить в "либеральную пустоту".

На этом уровне отношения к данным проблемам социально-политический анализ проблем для самой конвенциональной российской политики, проблем реформирования общества может дать искомые аргументы в пользу политической выгодности повышения представительства женщин. Задача, которая стояла передо мной, скорее не предложить убеждающие всех аргументы, а скорее начать создавать эту аргументационную базу.

Я исхожу из того, что уникальность любой социально-политической и экономической реформы в любой части мира требует следования двум взаимосвязанным принципам социального реформирования: с одной стороны, следует точно диагностировать историю и практику формирования тех или иных правовых норм; их соотнесенность с конкретным социально-экономическим и/или политическим контекстом; с другой стороны, при выборе методов реализации социальной реформы, не следует заниматься "прямым импортированием" и "имплантированием" механизмов, "сработавших" в иных странах. Тот же принцип должен соблюдаться и по отношению к аргументам типа "исконно русские/российские традиции". Любой элемент "возвращения исконно русских традиций" и/или заимствования моделей из других стран должен быть обоснован и подкреплен детальными сравнительными и историческими данными такими как: демографические, социальные и экономические тенденции развития; тип правовой, судебной и политической систем; национально-культурные и религиозные традиции и т.д. В конечном итоге, решающее значение будет иметь то обстоятельство, которое связано с тем, в какой степени и когда ведущие политические акторы (каковы бы они не были) будут вынуждены и смогут пересмотреть "политический договор" о представительстве интересов и институциях его обеспечивающих.