КОЧКИНА Е.В., КИРИЧЕНКО М.М., СТЕПАНОВА Н.М.

Об истории исследования проблемы "женщины и политика" и задачах сборника

Представляемый сборник работ, конечно же, не открывает как нечто новое тему "женщина и политика" для российских исследователей. Достаточно бросить беглый взгляд на недавно опубликованную библиографию темы "российской женщины"¹, чтобы оценить все богатство отечественной литературы по данному направлению. Большинство из перечисленных в библиографии книг и статей может быть отнесено если не к собственно политологии, то к достаточно близким жанрам историко-политического, политико-правового и социально-политического анализа². Это широкий тематический веер, включающий в себя исследования вопросов прав женщин, работы, посвященные социальным проблемам, государственной политике, участию женщин в революционных движениях конца XIX века, биографии ярких женских личностей отечественной истории, труды по истории суфражистского движения ...

Этот громадный "информационный блок" формировался неравномерно, его развитию присущи собственные конкретно- исторические закономерности - ведь было бы наивностью полагать, что какая-либо тема может развиваться вне господствующих в науке данного периода парадигмальных рамок. Дореволюционные работы по проблеме "женщины и политика", например, шли в рамках или либерального, или консервативного дискурса, отражая характер общественно-политических дискуссий своего времени. В советский период в раскрытии темы "женщина и политика" доминирующими направлениями являлись такие, как "история раскрепощения женщин при Советской власти" и история завоевания "женских масс" большевиками, в которых женское движение рассматривалось сугубо функционально, как "резерв" и "одна из движущих сил пролетарской революции"³. Именно эти работы с присущей им неизбежной дискурсивной ограниченностью сформировали структуру восприятия темы "женщина и политика" научным сообществом, которому далеко не в полной мере были доступны работы западных славистов⁴, значительно отличавшиеся по тематике и по подходам от исследований отечественных авторов.

Понятно, что если обращению к теме политического участия российских женщин до второй половины 80-х годов не суждено было быть иным, нежели марксистским, то в отношении "Запада" основным жанром являлась критика буржуазных работ по вопросам положения женщин в капиталистических странах. Однако работы отечественных авторов этого направления неизбежно затрагивали вопросы истории и политики женского и феминистского движения, и тем самым формировали определенные новые "исследовательские горизонты"⁵. С конца 1980-х годов эта тема обрела дискурсивную свободу, а чуть позже, в начале 90-х годов, открылся и свободный доступ к заманчивому "западному полю"⁶. Знакомство с ним стало возможно благодаря серии обстоятельных и профессиональных сборников и монографий, посвященных теме политического развития⁷. Одновременно появились не только библиографии, но и историографические работы⁸, а также переводы классических работ по политическим теориям феминизма⁹, представляющие отдельные направления либеральной¹⁰ и радикальной¹¹ феминисткой политики, программные тексты западных исследовательниц, посвященные гендерному подходу¹². За последние три года мы получили возможность ознакомиться с работами, обобщающими опыт женских и гендерных исследований в сферах политической теории и международных отношений¹³, феминистских подходов в области права и законодательства¹⁴, гендерной политики западных государств¹⁵.

Ознакомление российского научного сообщества с новыми для него концептуальными рамками привело к заметным количественным и качественным изменениям в общей структуре работ по теме "женщины и политика". Начали формироваться новые оригинальные междисциплинарные подходы (например, проводимые ХЦГИ постмодернистски ориентированные исследования власти и микрополитики¹⁶, обращение ряда лингвистов к темам власти, гендерной коммуникации и языка¹⁷). В сфере как эмпирических, так и теоретических исследований (политической истории и политической теории) сделан достаточный для получения академического признания объем интеллектуальной работы. Да и сам факт появления гендерной секции в структуре Российской ассоциации политических наук можно считать этапом институционализации этой исследовательской сферы и признания за ней полноценного академического статуса. (Правда, на уровне политической теории работы отечественных авторов, в основном продолжают осваивать багаж западных авторов; число таких работ невелико и пока эта сфера представляется нам крайне фрагментарной¹⁸).

Реформы политической жизни России за последние пятнадцать лет глубоко повлияли на исследование темы "женщина и политика". Они не только освободили исследователей от сковывавших их догм и расширили их "информационные горизонты", как мы уже указывали выше, но и дали мощный импульс для нового научного анализа этой тематики. Мы исходим из того, что разработка гендерных политических знаний является когнитивной практикой всего женского движения. Развитию этого исследовательского направления способствовал ряд событий общественно- политической жизни России 1990-х- начала 2000-х годов - возникновение в России многопартийной системы и новых общественно-политических движений, и последовавшая за этим организационная и политическая диверсификация женского движения.

Во-первых, изначальный (1993 г.) "прорыв" в политическое пространство и "знаковый" крах на последующих думских выборах движения "Женщин России" актуализировали темы "низкого участия женщин в политике"¹⁹ и перспектив введения квот по признаку пола в органах власти²⁰. Они оказались в центре национальных дебатов российских СМИ; естественно, они стали также и ключевыми темами в дискуссиях представительниц женского движения при обсуждении политических стратегий²¹. Эти две темы и тесно связанный с ними вопрос политических ориентаций женского электората²² привлекли к себе наибольшее внимание академических исследователей - политологов и социологов. Причем интерес к последнему вопросу носил наиболее всеобщий характер - развитие "политического рынка" в России 90-х годов обусловило высокую "стоимость" голосов женского электората, что и привлекло к исследованию данного направления повышенное внимание не только женского движения, но и иных субъектов политического пространства.

Во-вторых, появление в сфере публичной политики ярких женщин на позициях лидеров политических партий и движений, депутатов, министров, вице-спикера и вице-премьера имело следствием резкий рост работ мемуарно-биографического плана²³. Постепенно мемуарно- биографический жанр начал дрейф от не очень качественной журналистики в сторону науки, начав перерастать в новое исследовательское направление - "анализ женского политического лидерства"²⁴. Интерес был взаимен и обоюден. Со стороны женщин- политиков это являлось попыткой самообороны от "заказных" или просто в плохом смысле "традиционных" нападок журналистов, что вело к сокращению их политического капитала и подрывало их имидж. Со своей стороны, исследователи пытались найти нечто, что отличало женщин - политиков в восприятиях избирателей и структуре присущих женщинам-политикам схем политического действия.

В-третьих, в начале 1990-х годов в России формируются нескольких значимых центров женской политической активности - например, сеть Независимого женского форума, Консорциум женских организаций, Комиссия по делам женщин при Президенте РФ в 1992 г., фракция "Женщины Россия" в ГД РФ в 1994 году, и др. Произошла определенная "институционализация" женской активности, что повлекло за собой необходимость осмысления других сфер. Изменения исследовательских подходов коснулись таких тем, как история государственной политики дореволюционного и советского периода²⁵, конституционная²⁶ и электоральная политика²⁷, политические проблемы переходного периода²⁸, политическая активность женского движения²⁹, возможности продвижения политик гендерного равенства через органы государственной власти³⁰, и т.д. В этом аналитическом русле, помимо работ отечественных авторов, кстати, появились и труды многочисленных западных исследователей, обратившихся к темам политики российского государства в отношении женщин, политического участия женщин, женского движения, гендерным последствиям российских реформ³¹.

Однако, несмотря на открывшиеся горизонты интеллектуальной свободы и сильнейший интерес к "женскому вопросу" в обществе, в сфере российских политических исследований сложилась парадоксальная ситуация. Развитие политологии как новой академической дисциплины, формирование вузовского образовательного стандарта в целом происходят таким образом, что эта тема либо не представлена в системе вузовского образования³², либо если и появляется, то в виде отдельных статей или разовых вкраплений в стандартные учебные пособия по политологии³³. Такой подход ведет к печальной тематической фрагментарности; правда, у него есть и еще более прискорбная форма проявления- в ряде случаев попытки найти место "женским проблемам" в стандартном перечне тем просто не выдерживают элементарной академической критики и в их достоверности неотличимы от "желтой прессы"³⁴.

По этим причинам мы считали целесообразным провести инвентаризацию академических тем хотя бы по самому элементарному набору вопросов, попытаться включить в научные дисциплины гендерный дискурс, который должен стать, по нашему мнению, необходимым элементом профессионализации социологов, политологов, юристов и историков. В самом первом приближении этот набор тем и вопросов представляется нам в следующем виде:

• история ценза пола и какую роль сыграл суфражизм в получении женщинами России избирательных прав?
• какую роль в политической истории сыграл и продолжает играть феминизм как общественно-политическое движение и теория?
• почему на протяжении всей истории политической мысли в работах, считающихся классическими, исходно игнорировался вопрос о политическом участии женщин?
• каковы тенденции политического участия, представленности и представительства женщин в государственной системе власти России в сравнении с другими странами мира? каковые мировые тенденции этого процесса?
• какова политика государства в отношении женщин в России и в странах Запада, в чем заключаются их сходства и различия?
• как проявляются электоральное поведение и политические предпочтения женщин и мужчин, каковы их принципиальные различия и какое это имеет политическое значение?
• как отличается представленность женщин в разных ветвях власти и на разных уровнях, как можно характеризовать эти расхождения?
• каковы типичные исследовательские ошибки при обращении к признаку пола в его соотнесенности с политическими категориями; и в чем кроются методологические причины таких ошибок.

Всем, хоть немного обращавшимся к теме "женщины и политика" известно такое операциональное понятие политологического анализа, как гендерный разрыв ("gender gap"). Вовсе не претендуя на терминологическую новацию, мы бы рискнули заявить, что сегодня характерной чертой общего дискурса по женской проблематике является "информационный гендерный разрыв" между представителями четырех профессиональных сообществ. Мы имеем в виду, во-первых, сообщество политиков, пытающихся реализовать и продвинуть политику гендерного равенства, во-вторых, экспертов и исследователей, профессионально занятых темой "женщина и политика", во-третьих, профессорско-преподавательский корпус российских ВУЗов, и, в-четвертых, - новую генерацию социологов и политологов, студентов и аспирантов. Первым шагом на пути установления общих дискурсов между этими сообществами может быть возможность ознакомления с малоизвестными ранее и новыми исследовательскими данными, исследовательскими подходами коллег.

Актуальность этой задачи ярко обозначилась в ходе работ над сборником, когда нам приходилось в ряде статей подвергать редактированию повторявшуюся фразу "об отсутствии данных по политическому участию и представительству женщин в России", что свидетельствовало о том, что активно работающие в этой сфере авторы были фактически незнакомы с работами друг друга. Это понятно, так как складывающаяся диверсификация исследовательских полей в российской политической науке, и в том числе в сфере гендерных исследований, происходила под влиянием различных, разнородных и не связанных между собою потребителей "политического знания". И очевидно, что тема, о которой мы говорим, как раз и находится в стадии "сбора сил". И пока в расширяющемся кругу исследователей темы "женщины и политика" и гендерных исследовательниц(лей) далеко не всем в необходимом объёме доступен Интернет и московские библиотеки, где только и можно зачастую обнаружить ряд оригинальных, но, увы, "малотиражных" или пребывающих в электронной версии публикаций. Поэтому в сборник мы сознательно включили ряд работ, ранее публиковавшихся малыми тиражами, из-за чего они были недоступны широкой читательской аудитории.

Кроме того, мы надеемся, что даже та часть работ, которая была опубликована ранее в известных сборниках, в признанных и широкодоступных академических журналах, будучи объединена в нашем издании с другими работами одного с ней профиля, приобретает иное теоретическое значение. Для нас совершенно очевидно, что научное сообщество, работающее в русле общей темы "женщина и политика" достигло уровня, обеспечивающего способность к критической самооценке, рефлексии, и возможности (необходимости) ретроспективно взглянуть на историю своего развития. Поэтому мы сознательно включили в предлагаемый Вашему вниманию сборник работы, созданные на протяжении всего интервала последних 10 лет (за исключением нескольких, написанных западными исследователями в 80-е годы). Они принадлежат перу самых разных авторов - от начинающих исследователей до признанных авторитетов в академической науке.

В связи с тем, что еще одной задачей составителей являлось стремление обозначить новые формирующиеся направления в российских политических исследованиях, логика отбора работ в сборник состояла и в том, чтобы включить как можно больше разных подходов и имен. Поэтому под одной обложкой сборник объединяет и теоретические труды, и конкретно-эмпирические работы как отечественных авторов, так и наиболее часто цитируемых зарубежных исследователей. При отборе текстов, конечно, редакторы- составители значительно превысили изначальные планы, но все равно не смогли включить все примечательные работы последнего времени. Очевидно, что дальнейшее развитие этой темы уже потребует либо периодического выпуска ежегодника, либо иной формы - серии более узко тематических сборников.

Теперь о том, как появился этот сборник, и как формировалась его структура. Идея преодоления "информационного дефицита" была навеяна содержанием и формой появившегося в 1994 году под редакцией Скорняк В.Б. сборника "Интеграция женщин в процесс общественного развития"³⁵ - интересного, но вышедшего крайне малым тиражом (500 экз.) издания. Представленные в нем тексты были разделены на две части по политико-географическому принципу "Западные страны - Россия", но все тексты объединял единый исследовательский подход и предмет исследования - анализ формирования государственной политики равенства полов. Изначально мы собирались переиздать статьи сборника В. Скорняк при некотором расширении его политологической части. Но общение с авторами и работа с текстами стали порождать совсем новую структуру. Так появились два раздела, благодаря которым мы хотели показать истоки государственной политики, её связь с историей женского движения. В "российской части" сборника мы вынуждены были выделить также советский период, а в пост-советский раздел включить исследования федерального и регионального уровней, а также исследования в пост-социалистических странах. Такая компоновка материалов объясняется также и тем, что в итоге в основу работы были заложены два подхода: проблемно-исторический и сравнительно-политологический

Разумеется, логика подбора материалов обусловила междисциплинарность сборника. В него вошли как работы посвященные истории политико-правового статуса женщин и истории женского движения, в основном написанные историками, так и социологические работы, предметом исследования которых является политическое участие и представленность женщин. Несколько статей носят философский и теоретико- методологический характер.

К методологическим вопросам мы возвращаемся далее через параграф, а следующая часть служит цели обозначить отношение составителей к основным проблемам, поднимаемым в сборнике с тем, чтобы полнее раскрыть мотивы формирования его структуры и содержания.

Женщины и политическая история гендерных различий

Гендерные различия в политической жизни - исторически сложившееся явление. Они проявляются во всех показателях политического участия и представительства: в отставании женщин от мужчин по уровню представленности в руководстве политических партий, органах законодательной и исполнительной власти на всех - от муниципального до национального - уровнях, а значит и во влиянии на власть в целом. Это определяет роль и место женщин в системе властных отношений. Иногда эти различия называют "gender gap", что означает в дословном переводе "гендерный разрыв", и в этом расширительном значении термин может использоваться в любых сферах исследования. Однако исторически данный термин появился в общественных науках из сферы электоральных исследований, и, соответственно, именно в этом контексте (в более узком понимании - как проявляющееся в ходе выборов расхождение женских и мужских моделей политического поведения) понятие "гендерный разрыв" употребляется наиболее часто.

Одной из структурных причин "gender gap" выступает то обстоятельство, что в большинстве считающихся развитыми стран Запада женщины получили право голоса и выдвижения своих представителей на всеобщих парламентских выборах на 60-200 лет позже, чем мужчины. Так, в Великобритании в массовом порядке мужчины были допущены к избирательным урнам в 1867 г., тогда как женщины (и то с установлением возрастного ценза в 30 лет) - в 1918 г., и лишь в 1928 году они были уравнены с избирателями-мужчинами по возрасту. Только в 1919 году первая женщина вошла как депутат в палату общин британского парламента³⁶. В США первые федеральные выборы проводились в 1789 г.³⁷, а женщины получили право голоса только в 1920 году (разрыв в 131 год), для Франции дистанция между первыми выборами и получением женщинами права голоса составила 155 лет (1789 и 1944 гг. соответственно³⁸). Во всех странах наделение женщин правом голоса, равным праву мужчин, произошло благодаря активности суфражизма, который явился хоть и не единственной, но одной из самых ярких страниц в истории женских движений. Панораму развития суфражистского движения представляют авторы статей данного сборника А.А.Темкина, Л.Н. Попкова, В.И. Успенская, О.В. Шнырова и И.А. Школьников (Часть I, глава 1).

Как известно, женщины России получили избирательные права при Временном Правительстве в 1917 году. В этом отношении Россия была пятой по счету страной мира (см. хронологическую таблицу в статье В.И. Успенской), закрепившей право голоса для женщин в статье 1 Положения о выборах в Учредительное собрание Временного Правительства от 11 сентября 1917³⁹. Таким образом, российские женщины обрели право голоса всего на 12 лет позже мужчин (которым это право было предоставлено императорским Положением о выборах в Государственную Думу 1905 года⁴⁰). Более подробно перипетии борьбы российских женщин за право голоса излагаются в статье петербургской исследовательницы И. И. Юкиной, специально написанной для данного сборника, и в статье авторитетного западного исследователя российского женского движения Р. Стайтса (Часть II, глава III).

Первая часть сборника полностью посвящена описанию и анализу политического участия женщин, их влияния на формирование государственной политики западных стран - это работы Н.А. Шведовой, Е.В. Исраэлян, Н.М. Степановой, Р.Ф. Матвеева (глава 2), описывающие ситуацию в США, Канаде, Великобритании, Франции и скандинавских странах. Происходивший во многих странах в конце XIX - начале XX подъем феминистского движения, основным требованием которого было предоставление женщинам права голоса, не сопровождался созданием самостоятельных женских политических партий. А там где они все же возникали, как в Британии после реформы 1918 года, или в США в 1921 году⁴¹, их судьба оказывалась кратковременной⁴². В странах с устоявшейся партийной системой политическая активность женщин оказалась более эффективной в иных формах, через вхождение в уже сложившиеся партии, где они могли быть индивидуальными членами местных организаций и/или одновременно вступать в женские секции. Последние имели собственную структуру управления, параллельную "мужской" пирамиде власти в партиях. Обычно их деятельность была замкнута на самих себя и никак не влияла на выработку общих партийных решений или избрание женщин на выборные должности за пределами секций. На протяжении многих десятилетий после получения женщинами права голоса партии на уровне своих руководящих эшелонов, вплоть до парламентских фракций, продолжали оставаться "мужскими клубами", а женщины рассматривались в основном как "пехота политических битв". И лишь вторая волна феминизма, захлестнувшая страны Запада в 1970- 80-е годы, остро поставила вопрос о необходимости полноправного участия женщин как в партийных руководящих органах, так и во властных структурах в масштабах всего общества. В обстановке широкого подъема женского движения и принятия в ряде стран специального законодательства о равноправии женщин партии, электоральная судьба которых стала зависеть от голосов женщин, составляющих во многих странах более половины избирателей, начали менять свое отношение к проблеме продвижения женщин в политике.

Что изменилось за 100 лет со времени суфражизма?

За период с 1954 года, когда женщина впервые в мировой истории была демократически избрана главой государства, и по 2000 год на этот пост вступили только 17 женщин, с 1960 года (когда женщина впервые стала премьер-министром) по 2000 год было назначено или избрано 32 женщины в ранге премьер - министров, причём каждая пятая из них была тем либо иным способом связана с мужчиной как ключевой фигурой своей политической карьеры⁴³. На 1990 год из 159 государств-членов ООН только в 6 премьерами были женщины, в 2000 году было только 8 глав государств женщин (Бангладеш, Гвиана, Новая Зеландия, Ирландия, Финляндия, Латвия и Шри-Ланка)⁴⁴. Если в 1990 г. лишь 3,5% министерских портфелей принадлежало женщинам, то к 1994 году этот показатель поднялся до 5,7%, причем в Швеции после выборов в 1994 году число женщин министров повысилось с 33% до 52%⁴⁵. Согласно данным Международной ассоциации местных властей женщины составляют 23% мэров в США, 20% в Европе (в интервале от 40% в Швеции до 4% в Греции), 18% в Канаде, менее 5% в Африке и менее 4% в Латинской Америке⁴⁶.

Изменение представленности женщин в парламентах мира по годам происходило параллельно с увеличением числа парламентов в мире, и этот процесс выглядит следующим образом:

Представленность женщин в парламентах мира 1945-2000 гг. Год Число парламентов в мире Женщины - члены нижней палаты (%) Женщины- члены верхней палаты (%) 1945 26 3,0 2,2 1955 61 7,5 7,7 1965 94 8,1 9,3 1975 115 10,9 10,5 1985 136 12,0 12,7 1995 176 11,6 9,4 2000 172 13,8 13,9

Источник: Inter-Parlimentary Union http://www.ipu.org/wmn-e

На основе данных Межпарламентского союза (см. Приложение 1 сборника), на июль 2001 года с точки зрения представленности женщин в парламентах все страны можно разделить на 6 групп:

1. Страны-лидеры по политической представленности женщин, 30% - 45% женщин парламентариев - 9 стран (8 в 1997 году);

2. Гендерно-перспективные страны с 15% -30% женщин-парламентариев - 37 стран (27 в 1997 году);

3. Группа стран с высокой гендерной диспропорцией, от 10% до 14,9% женщин-парламентариев - 37 стран (33 в 1997 году);

4. Группа стран с безусловным доминированием мужчин, основная группа, от 5% до 9,9% женщин-парламентариев - 50 стран (54 в 1997 году);

5. Группа стран с исключительно низкой представленностью женщин, до 5% женщин-парламентариев - 25 стран (35 в 1997 году);

6. Группа стран с "мужскими парламентами", в парламентах 9 стран женщин не было вовсе (10 в 1997 г.).

Построенный на этих данных график дает наглядное представление о позитивных тенденциях, наметившихся в ситуации с парламентской представленностью женщин к концу XX века. Всего за 4 года в мировом сообществе произошло заметное снижение модальной группы (четвертой по нашей классификации) и числа "мизогинистских парламентов" (пятая и шестая группы) с соответствующим увеличением доли "гендерно- перспективных" стран.

По основным геополитическим регионам (Таблица 5 Приложения 1) наибольшая представленность женщин (38.8%) характерна для Скандинавии, а наименьшая (4,6%) для арабских стран. Мировым лидером является Швеция - 42,7%. В парламенте Германии женщины составляли 30,0%, Канады - 20,6%, Великобритании - 17,9% и США - 14%. По этой шкале Россия (7,6% по итогам выборов 1999 г.) вместе с Ираком занимает 84 -е место, находясь в соседстве с Гвинеей- Бисау, Либерией, Эфиопией, Украиной и Камбоджей. Таким образом, в целом по представленности женщин в Государственной Думе Россия находится ниже не только среднеевропейского уровня (13,8% без учета Скандинавских стран), но и стран Африки и Тихого Океана, приближаясь к показателям арабских стран. По этой классификации Россия относится к группе стран с явным доминированием мужчин.

Следует обратить особое внимание на процессы сокращения политической представленности женщин в странах бывшего социалистического блока (См. Приложение). В некоторых из них доля женщин-парламентариев снизилась в несколько (от 2 до 6) раз. В доперестроечный период для парламентов стран СНГ и Восточной Европы был характерен значительно более высокий уровень представленности женщин, нежели для парламентов других стран мира (иное дело, что по своей сути она носила декоративный характер, и была формальна по содержанию). Но уже в 1995 году на постсоветском пространстве она варьировалась от 2 до 10% (в редких случаях до 15%). По данным Межпарламентского Союза к 2001 в 25-ти постсоветских странах показатели несколько улучшились - они варьируются от 3,1% до 26% в Туркменистане, что в среднем составляет 10,5%⁴⁷. Работы А.В. Андреенковой, Р. Мосера и В. В. Фесенко в главе 7 данного сборника посвящены детальному анализу причин и факторов, обуславливающих данные процессы.

Демократии конца XX века: создание равных возможностей для женщин?

Что же способствовало увеличению численности женщин в представительных и исполнительных органах власти старых и, одновременно, обратному процессу в органах власти новых демократий в последнюю четверть XX века?

Известно, что появление женщин в политических структурах западных и развивающихся стран было связано с общим процессом расширения возможностей различных социальных групп, которые до этого не принимали участия в политике. Именно данное обстоятельство позволило сформировать более устойчивую социально-политическую систему. Включение новых социальных интересов в управленческий и электоральный процессы привело к вовлечению в политику новых групп, партийному соперничеству за эти сегменты электората, сменило как повестку государственной политики, так и партийные программы. На уровне электорального поведения и электоральных предпочтений это было связано с тем, что с 70-х годов женщины-избирательницы стали отдавать явное предпочтение тем партиям и кандидатам, которые декларировали защиту интересов женщин в вопросах репродуктивных прав, социальных гарантий, участия в процессе принятия решений, ликвидации насилия в семье, и т.д. Эти тенденции были подтверждены специальным исследованием, проведенным ООН в первой половине 1990-х годов ⁴⁸. По мере развития демократии, голоса женской части электората стали приобретать всё большую ценность на "политическом рынке", они начали оказывать решающее воздействие на исход парламентских и президентских выборов. Это было обусловлено как демографическим составом электората этих стран, так и политическими отличиями электорального поведения женщин в сравнении с электоральным поведением мужчин. В работах С.Г. Айвазовой и Г.Л. Кертмана, Е.И. Шпак, Р.А. Варданяна (глава 5) на российском материале прослеживается формирование гендерных различий в электоральном поведении российских избирателей.

Повышение представленности женщин происходило в контексте определенного социально-экономического изменения роли государства, и было одним из элементов институционализации политик равенства. В то время как "льготный советский протекционизм"⁴⁹ создавал для них систему ограниченной символической репрезентации во власти, принципы "политики равных возможностей" на Западе формировались через изменения в распределении традиционных гендерных ролей посредством реформы образования и введения принципа гендерно-нейтральной регламентации при предоставлении социальных пособий, а также с помощью политики позитивных действий и позитивной дискриминации. Таким образом, следует иметь ввиду, что фактически количественное повышение участия женщин в политике западных стран сопровождало качественные изменения в содержании государственных политик разного рода, т.е. политическое участие и представленность женщин во власти, были скорее механизмами обеспечения представительства социальных интересов женщин.

С другой стороны, не следует воспринимать этот процесс как исключительно социально-экономический. Политики равных возможностей на Западе формировались под воздействием и при участии женского движения, и отношение государства к принципу равных возможностей не было изначально (или всегда однозначно) позитивным.

В последнюю четверть XX века политическими субъектами в большом числе стран, в которых произошло повышение уровня представленности женщин в парламентах, были предприняты специальные меры и стратегии, непосредственно направленные на скорейшее установление фактического равноправия между мужчинами и женщинами в области принятия решений. Эти стратегии применялись в целях достижения определенной процентной доли женщин в составе политических партий, парламентов и/или общественных наблюдательных советов, органов исполнительной власти. Эффективность таких мер в разных странах различна и по-прежнему является предметом дискуссий. Сегодня мировой опыт свидетельствует о наличии нескольких принципиальных подходов, использующихся партиями, государственными и общественными организациями в вопросе повышения представленности женщин в органах власти⁵⁰:

1. Гендерно нейтральный подход в продвижении женщин партиями в ходе выдвижения кандидатов на выборы как в одномандатных округах, так и по партийным спискам. Суть гендерно - нейтрального подхода заключается в подчеркнутом игнорировании партиями вопроса гражданского пола кандидатов; фактически данный подход продвигал на выборах кандидатов- мужчин, т.к. женщины выдвигались партиями довольно редко и составляли в среднем от 5 до 10 процентов депутатов парламентов. Он был свойственен партийной практике и избирательному законодательству большинства стран до 70-х годов XX века, но для ряда стран характерен и сегодня.

2. Система поддерживающих действий ("affirmative actions") - Партийная политика явственно выражаемых и подтверждаемых практическими действиями намерений относительно поддержки и продвижения женщин. Реализуется через партийную поддержку различных форм побуждения женщин к инициативе и выдвижению своих кандидатур на выборах на руководящие посты, через организацию финансовой помощи женщинам-кандидатам, посредством проведения специальных курсов, семинаров, конференций для женщин, проявивших желание разделить с мужчинами властные функции, и т.п.

3. Третья, более радикальная форма - политика "позитивной дискриминации" ("positive discrimination"). Ее механизмом является гендерное нормирование - количественные нормы участия во властных структурах, применимые к обоим полам в различных, от 10 до 50%, пропорциях. Позитивная дискриминация используется, прежде всего, для восстановления ущемленных прав и уравнивания стартовых возможностей. В основном она рассматривается как вынужденная временная мера, рассчитанная на ускоренное устранение "исторической несправедливости" в отношении граждан-женщин. В большинстве случаев гендерное нормирование вводилось первоначально на уровне рекомендаций и целевых установок, взятых на вооружение партиями. На 2001 год, по данным ЮНИФЕМ, гендерные нормы (именуемые иногда "квотами") для женщин в парламентах или в партийных списках применялись как минимум в 30 странах⁵¹. Возможность и время принятия мер позитивной дискриминации варьируются в различных странах⁵². Это зависит от особенностей их политической культуры, характера партийно-политических систем и государственного устройства, размаха самого женского движения и степени поддержи его требований со стороны общества. В рамках этой формы можно выделить три различных вида нормирования, различающихся по целям и принципам формирования квот:

3.1. Партийное нормирование (квотирование) на уровне уставов партий. При этой системе указывается пропорция женских и мужских фамилий в списках кандидатов, иногда эта норма сопровождается указанием гарантий пропорциональности размещения женских и мужских фамилий по партийному списку при выдвижении в одномандатных округах. Этот подход применялся большинством социал-демократических партий в странах Западной Европы начиная с 70-х годов и в настоящий момент используется большинством партий этих стран. В 80-х годах большое число развивающихся стран также пошли по этому пути.

3.2. Гендерное нормирование (квотирование) в электоральном законодательстве на уровне составления списков кандидатов, существующее в двух разновидностях. Первый вариант - с указанием только на состав по признаку пола, т.е. определение минимального процента кандидатов от одного из гражданских полов, либо через использование указания на численное соотношение, например, "не могут различаться больше чем на один". Второй вариант может дополнительно регламентировать не только соотношение мужских/женских имен, но и их последовательность в списке.

3.3. Квотирование мест в парламентах. В настоящее время законодательно закреплено только в 5 странах.

4. Политическая разнарядка. В отличие от предыдущих форм правовой регламентации, политическая разнарядка (одна из типов квотирования) применялась негласно. Эта форма была распространена в странах социалистического блока. Как известно разнарядка устанавливалась в виде 30%-х квот для женщин на национальном и 40-50% -х квот на местном уровне. В некоторых постсоветских странах в том или ином виде существует и поныне. Внешне совпадает с описанным нами выше принципом квотного продвижения в органы власти, но, по нашему мнению, специфические моменты этого подхода, присущая ему только лишь формально- символическая репрезентация женщин позволяют классифицировать его как исторически уникальный и отдельный вид.

Применительно к условиям России, рекомендуем читателю работу Н. Г. Жидковой (глава 6), в которой анализируются партийные стратегии двух российских партий - КПРФ и "ЯБЛОКО"- и сложившиеся внутри этих партий отношения к принципу гендерного равенства. Советская история эмансипации и проведения политики равенства полов разбирается в работах М. Бакли, О.А. Хасбулатовой, Л.Н. Завадской, С.В. Полениной, Е.В. Кочкиной (глава 4). Из этих работ становится очевидным, что практика советского времени, - разнарядка по признаку пола, - не является и не может рассматриваться аналогом политики позитивной дискриминации в политических институтах западной демократии.

В условиях сохраняющегося в политике современной России "гендерно- нейтрального подхода" интересны исследовательские данные о стратегиях, которые избирают для себя российские женщины-кандидаты в ходе выборов различного уровня. Этому исследовательскому сюжету посвящены работы А.В. Темкиной на примере анализа выборов в Санкт-Петербурге и Л.Н. Попковой - в г. Самаре (глава 6). Существование различий в предпочтениях мужчинами и женщинами разных типов политик может выступать фактором развития демократичности российской политики. С. Г. Айвазова (глава 8) раскрывает в своей работе модернизационную и историческую роль женского движения в России. Вопросу политических возможностей и перспектив изменения российского законодательства под влиянием женского движения в современной России посвящается публикуемый в данном сборнике обзор Е.В. Кочкиной (глава 5).

Методологические интерпретации и подходы

Сами по себе пропорции представленности мужчин и женщин могут быть интерпретированы каким угодно образом (см. статьи Юкиной И.И. и Хасбулатовой О.А., глава 3). Различия в интерпретациях одних и тех же фактов, как известно, обуславливаются выбранными методами объяснения, авторскими подходами, каждый из которых имеет в своем основании ценностные ориентации, и определенным образом сконструированную систему понятий⁵³.

В политической коммуникативной практике пост-советского периода воспроизводится порядка десяти типов генедрных интерпретаций, которые включены в стратегии действий разных политических субъектов⁵⁴. Российский интерпретационный набор вполне обычен и наличествует в разных сочетаниях и модификациях в политической риторике в странах западной демократии. Особенность российского состава интерпретаций проявляется в том, что если в странах западных демократий ведущим принципом является принцип равных возможностей для мужчин и женщин (хотя "правые" партии сохраняют безразличное отношение к этому принципу, с чем постоянно борется женское движение), то в России доминирует (по всему идеологическому партийному спектру) либо либеральный принцип равных прав конца прошлого века, либо консервативный принцип времен первых буржуазных революций, а также процветает мизогинизм, присущий "колыбельным" временам демократии.

Парадоксально, но сегодня в России основные акторы политического пространства в значительно большей степени проявляют интерес к использованию "женской" составляющей политического процесса, чем политические исследователи, аналитики, и, тем более, теоретики. На наш взгляд, "гендерная слепота" российской политологии по сравнению с западными школами политического анализа кроется с одной стороны в доминировании либерально-консервативного дискурса реформ⁵⁵, а также в непосредственных интересах политических элит, и, конечно же, в краткосрочности российского демократического транзита. Очевидно, российскому обществу еще предстоит повторить ряд моментов демократического витка пути Запада, в ходе чего произойдет оформление интересов разных политических субъектов политического процесса в отношении гендерных различий.

Российскому политологическому сообществу неизбежно придется включить в свое рассмотрение ряд новых категорий. Никто не станет отрицать, что поскольку категория гражданского пола использовалась как один из критериев избирательного ценза, то она, следовательно, должна быть признана политической категорией. И раз эта категория становится политической, то и такие понятия как "женщина" и "мужчина" автоматически приобретают статус политических понятий. С другой стороны, исторически обосновано, что большая часть истории эмансипации женщин - это правовой процесс, в основе которого лежит изменение отношений собственности между семьями мужа и отца и государством. И, следовательно, история ценза пола - это и часть политико-экономической истории. Об экономических аргументах суфражисток, основанных на противоречии между экономическими обязанностями женщин и их политическими правами, пишут все историки суфражизма. Этот "фрагмент" политической истории вызывает сегодня не просто пристальный исторический интерес и требует тщательного исторического описания (исторической реконструкции), но и ведет к критике и ревизии ранее сформулированных положений политической теории. Приводимые в последней части сборника две теоретические статьи известнейших западных авторов К. Пейтман и С.М. Оукин [Часть IV, глава 8] представляют российским политическим исследователям и теоретикам возможность познакомиться с тем вызовом, который был брошен в 1980-х годах феминистскими исследовательницами политической теории.

Детально феминистская критика эмпирических и социологических данных конвенциональной западной политической науки приводится в фундаментальном обзоре Сьюзан Кэррол и Линды Зерилли (глава 8). Эта статья представляет для нас интерес хотя бы по той причине, что конвенционализм российской политической науки сегодня проявляется в еще более явной и наглядной форме, чем те ситуации, к которым обращались Кэррол и Зерилли в момент написания (1993 год) своей статьи.

К западным теориям обращаются если не все, то большинство авторов данного сборника. Отчасти это связано с тем, что постсоветские исследователи пытаются преодолеть советский вариант марксистского подхода, и обозначить иную методологическую школу. Это особенно важно, если учесть, что в отечественных социальных науках нередки факты бессмысленных категориальных и теоретических заимствований, оказывающихся бесплодными в силу применения исходных западных методик к иным исследовательским задачам и иной социокультурной реальности⁵⁶. На теоретическом уровне это проявляется в недооценке различий исторических обстоятельств, разницы в динамике социально- экономического положения, политических процессов в целом, в том числе и политико-правового статуса женщин в России, в сравнении как со странами как Западной Европы, Северной Америки, так и с большинством "транзитных" стран. А различия, разумеется, значимые, проявляющиеся и в интерпретациях политической истории, и при оценке современных процессов. Например, появившиеся недавно исследования свидетельствует о значительных расхождениях в интерпретациях западных и российских исследователей в вопросе формирования российского и западноевропейского права XVII-XIX вв. в вопросах режима раздельного владения имуществом в браке⁵⁷. Небезосновательным является предположение, что именно это в дальнейшем определило специфические отличия российского избирательного законодательства (тесно связанного с понятием имущественного ценза) начала XX века от западноевропейского. Другой пример - оказавшиеся не применимыми в условиях России теоретические постулаты сравнительной политологии⁵⁸ о предпочтительности пропорциональной избирательной системы для продвижения женщин на пост-советском пространстве (см. работы Мосера Р., Андреенковой А.А., Кочкиной Е.В. ).

С другой стороны, смена методологических подходов предполагает специальную теоретическую работу по операционализации категорий. В этом плане интерес представляет работа двух российских исследовательниц Е.В. Кудряшовой и Н.Н. Кукаренко (глава 8), посвященная анализу некоторых категорий гендерных исследований политических процессов на Западе, и перспектив их применимости к исследованию российской реальности.

В статьях данного сборника ни один из авторов не оказался склонен к эксплицитному определению своих идеологических позиций и ценностей. Но ознакомление с их содержанием свидетельствует, что часть авторов, очевидно, стоит на марксистских⁵⁹ позициях, другая разделяет идеологию либерализма или социал-демократии; однако вряд ли кто-то из авторов поддерживает консерватизм - будь то в его западном понимании или российском. Не прибегая к оценочным суждениям относительно авторских позиций, попробуем дать классификацию методологических подходов, т.к. данный сборник является своеобразным "срезом" и отражением сложившихся научных парадигм всего российского научного сообщества, в той или иной мере работающего в тематическом направлении "женщина и политика". Наши многолетние наблюдения за публикациями отечественных исследователей позволяют выделить в "авторском социуме" 4 основные типологические группы:

Первая группа авторов строго придерживаются предпосылки о наличии жестких причинно-следственных закономерностей в предмете их анализа, и их работы посвящены решению трех задач: "измерить поведение женщин", определить "специфичность" женщин (конечно в сравнении с эталоном, т.е. "мужским поведением"), и тем самым добавить "новое" знание в науку. Как правило, исследователи, придерживающиеся данного подхода, имеют дело с "новой тематикой", они редко знакомы с данными других авторов, либо не демонстрируют этого. Они ограничиваются эмпирическими исследованиями без обозначения своей исследовательской парадигмы, используют традиционные, проверенные и зарекомендовавшие себя методы, воздерживаются от оценок и обобщений, но иногда полученные данные интерпретируются с точки зрения "особенности" или "специфичности женщин". Очень часто эти авторы используют категории "гендер", "гендерные различия", понимая под ними демографические категории "женщина", "мужчина", "различия по признаку пола". Они не обязательно разделяют ценностной озабоченности в связи с дискриминацией, и никогда не ставили перед собой задачу проводить исследование в рамках целевой установки преодоления установившегося неравенства, а, значит, не идентифицируют себя с гендерными исследователями. Нашей задачей не является оценочное суждение по поводу данной позиции, но она уже на начальном этапе определяет производимые в дальнейшем авторами выводы. При всех описанных ограничениях, благодаря работам этих исследователей, "добавляющих женщин" в традиционные и хорошо известные предметы исследований, их деятельность служит значительному расширению исследовательских данных о "женщинах" и "мужчинах" в политическом пространстве.

Вторая группа исследователей, немного отличающаяся от первой - это те, кто уже довольно хорошо знакомы с работами западных и российских авторов, как правило, идеологических феминисток или гендерных исследователей. Для этой группы использование подхода направленного на установление "специфичности" уже неприемлемо по прагматическим причинам. Эти авторы сборника стараются, с одной стороны, отойти от марксистского и поло-ролевого подхода, но методологически они просто дистанцируются от исследуемого объекта, и тем самым предполагают, что это обеспечивает им некоторую объективность. Однако порой это не снимает вопросов о том, как определяется исследуемая проблема, исходя из чего выбираются исследовательские гипотезы, и самая большая проблема для этой группы исследователей состоит в выборе теоретической модели для интерпретации полученных данных. Поэтому полученные данные не позволяют им обосновать полноценные теоретические выводы.

Третья группа авторов заявляет себя изначально как исследователей, озабоченных дискриминацией женщин; тем самым их исследования служат цели описания количественных или качественных характеристик дискриминации. В этом случае авторы сочетают использование "дискриминационного дискурса" (т.е. нарушение, ущемление, ограничение,) и традиционные методы. Их понятийный аппарат в чем- то схож с предыдущими группами - термин "гендер" часто выступает синонимом понятию "женщина" или же общим термином для обозначения демографических категорий "женщина" и "мужчина". Исследователи, придерживающиеся этого подхода, направляют свои исследования на фиксацию различий по признаку пола, и в ходе их проведения, как правило, не возникает вопросов относительно обоснования объекта и предмета исследования, так как проблематика берется из проявлений социально-политического неравенства. Однако, несмотря на явную и сильную идеологическую посылку авторов, их выводам не всегда присуща научная обоснованность именно в части методологии исследования.

Четвертую группу авторов можно обозначить, как исследователей, которые также обращаются к вполне известным и традиционным проблемам, но сама избираемая ими интерпретационная модель (каковую можно условно отнести к сфере одной из феминистских теорий или позднее оформившегося гендерного подхода), предоставляет необычные данные, нетривиальные выводы и совершенно новый ракурс видения проблем, реконструирует систему воспроизводства гендерного неравенства.

Вероятно, в будущем исследователи, занятые проблемой истории развития гендерных исследований в России, предложат новые типологии. Как известно, условны все классификации, и эта - не исключение. Признавая за ней качества ограниченности и условности, мы осуществили её лишь в целях прояснения наших подходов в формировании данного сборника. Разумеется, вошедшие в наш сборник работы представляют, говоря языком эмпирической социологии, "скошенную выборку". Скошенную, разумеется, в сторону третьей и четвертой группы работ. Но даже в этом случае мы были вынуждены следовать принципу "исключения неаргументированных выводов", и в некоторых случаях нам приходилось либо комментировать, либо редактировать обобщения об "особенности" или "специфичности" женщин.

Изложенный выше обзор авторских позиций обязывает нас к выражению наших собственных взглядов в вопросах общей методологии. В ситуации, когда само понятие "гендер" находится в стадии формирования, при применении его для разных целей представителями разных дисциплин, каждый автор как минимум должен обозначить для себя его понимание. Было бы идеально, если бы мы располагали возможностью однозначной его операционализации; но пока реальность заключается в том, что практика его употребления часто порождает "эпистемологический туман".

В связи с тем, что пока в российском академическом дискурсе наличествуют несколько разных (и частично взаимодополняющих, на наш взгляд, друг друга) определений понятия "гендер", введенных как российскими авторами⁶⁰, так и переводными методологически-программными текстами⁶¹, мы считаем своей обязанностью сделать краткое обобщение, что же представляют собой гендерные исследования в более широком поле политических исследований. Мы полагаем, что это позволит избежать произвольности в наполнении содержания термина и его искаженного использования. Для этого сначала оговоримся, чем гендерные исследования не являются точно. Хотя, конечно же, "отрицание - не есть определение" (negatio non est definitio), но на первом этапе поиска методологической определенности этот прием вполне допустим и даже необходим. Во-первых, гендерные исследования - это не исследования женщин, хотя они и могут обращаться к традиционным предметам исследований, каковыми являются и женщины как социально-демографическая группа. Соответственно, понятие "гендер" - это не синоним понятию "женщина". Во-вторых, гендерные исследования - это не исследования "женщин" и "мужчин", и даже не "отношений между мужчинами и женщинами". В третьих, это не исследование по признаку пола и связанных с этим признаком разных поло-ролевых функций, так как исторически категория "гендер" была введена в социальные исследования как раз с тем намерением, чтобы заменить доминировавшее в общественных науках понятие "половая роль" и доминировавший поло-ролевой подход.

Мы исходим из того, что гендерные исследования следует определять через их направленность на установление фактов и причин существования неравенства в доступе к ресурсам в социальной, экономической, политической и культурной сферах для граждан в зависимости от их социального и/или культурно-символического пола (будь то женщины, мужчины, отцы, матери и т.д.). В зависимости от того, к какой школе относит себя исследователь, причинно-следственные связи происхождения неравенства будут для него различны⁶². Таким образом, в гендерных исследованиях понятия "пол", "женщины" и "мужчины" являются переменными, а объектом анализа- вся существующая система властных институтов. Тогда предметом исследований должны выступать разные формы и системы власти, а задачей - установление фактов и причин, посредством которых неравенство возникает и воспроизводится. Общей ценностью сторонников гендерного подхода является стремление к созданию общества, в котором бы пол не являлся социально-стратификационным признаком социального неравенства, а стал бы просто акциденциальным различием, как, например, цвет глаз. Основными категориями гендерных исследований являются понятия "гендер", "гендерные отношения", "гендерная система", "гендерная идеология". Остановимся очень кратко на этих понятиях и их связи между собою.

В определении понятия "гендер" мы следуем категоризации понятия, введенной Джоаной Скотт, охарактеризовавшей "гендер" как "одну из первых систем означивания власти" ⁶³. Гендер как понятие определяется в виде системы предписаний, властного означения пола. В связи с тем, что идентичности по полу формируется с точки зрения социализации довольно рано, то следует считать эту систему предписания одной из базовых властных систем. Мы определяем "гендерные отношения" как отношения, которые власть приписывает и предписывает полу человека. Само приписывание происходит посредством а) смешения понятий "биологический пол", "секс/сексуальность/гетеросексуальность", "репродукция" и др.; б) созданием дихотомии "мужское/женское", в) создания системы отношений доминирования/подчинения/субординации между категориями "мужчина" и "женщина", д) создания социо-культурных норм, ценностей, ожиданий и механизмов их воспроизводства. Подобная властная природа гендерных отношений определяет их как один из типов отношений социального неравенства, доминирования и подчинения граждан, т.е. отношения социальной стратификации. Таким образом, эта система отношений носит не просто межличностный характер (и поэтому недопустимо считать, что гендерные исследования - это только исследования отношений между мужчинами и женщинами), но являются частью более общей метасистемы производства и социального воспроизводства. Более того, гендерный подход в том виде, как он развивался и формировался в американских и западноевропейских гуманитарных и общественных науках, постулирует, что гендер воспроизводится всеми социальными институтами (хотя разные дисциплины и научные школы обосновывают различный набор и степень значимости этих институтов). Комплекс этих институтов составляет гендерную систему, которой в свою очередь свойственна, как и всем общественным системам, своя идеология.

Гендерный методологический подход, соответственно предлагает совершенно иную систему интерпретации причин низкого политического участия и представленности женщин и мужского доминирования в политике (публичной сфере). Западный феминистский и гендерный анализ, в отличие от иных методологических подходов, сводящих проблему к вопросу разной биологической и политической природы мужчин и женщин, "природного нежелании женщин заниматься политикой", и пр., выделяет несколько структурных факторов, затрудняющих для женщин действительно равноправное участие в политическом процессе⁶⁴. Во-первых, характер женской социализации, формирующий с детства установку на низкий ранг политики в шкале ценностей. Во-вторых, представление, что жизненный круг женщины среднего класса должен ограничиваться преимущественно такими обязанностями как содержание дома, воспитание детей, ответственность по уходу за престарелыми и больными членами семьи, вследствие чего фактор "наличие семьи" для мужчины становится условием политической карьеры, а для женщин - препятствием. В-третьих, низкий процент женщин в профессиях (фактически доступных высшему классу), из которых, в основном или исключительно, рекрутируются политики. В-четвертых, отрицательная роль СМИ по отношению к женщинам-кандидатам во время избирательных кампаний. В-пятых, сложившаяся практика политических партий выдвигать кандидатами на выборах преимущественно мужчин. В-шестых, влияние типа избирательной системы, причем чаще всего считается, что именно пропорциональная избирательная система создает более благоприятные условия для выдвижения и избрания женщин. Таким образом, гендерный подход позволяет сделать вывод о том, что социальная система в целом продолжает поддерживать воспроизводство "системы преимущественного гражданства" для мужчин, и именно из них формируются правящие социальные группы. Право, политика, экономика, социальная структура и культура включают в себя невидимые для конвенционального (т.е. установившегося и доминирующего, разделяемого большинством исследователей) политического анализа "барьеры" для участия женщин в политике.

При переходе на эмпирический уровень, в объяснении причин низкой представленности женщин в законодательной и исполнительной власти современной России в целом (и снижения ее уровня за период с начала 90-х годов, в частности) следует диверсифицировать факторы по всем подсистемам политического процесса. (При том, что какая-то часть факторов ситуативна, и может играть разную роль как в ходе отдельных выборов, так и для конкретной кандидатуры женщины - политика). Для нас абсолютно очевидно, что российский "гендерный список" факторов включает в себя: распространенность фактов дискриминации в связи с признаком пола; существующие ориентации государственной политики в вопросе эгалитарности, в том числе и относительно вопросов гендерного равенства; отношение федеральной власти (администрации Президента, Правительства, Совета Федерации, ЦИКа), региональных властей и ведущих финансово-промышленных групп к политическому участию женщин и гендерной повестке дня в целом; степень готовности политических партий к включению женщин в избирательные списки и выдвижению их в одномандатных округах, к включению гендерных проблем в программы партий и созданию "женских" партийных секций; наличие/отсутствие поддержки кандидатов-женщин женскими группами, продвижение ими гендерных повесток дня, политическая активность женского движения и женских групп в ходе выборов; наличие/отсутствие гендерных различий "эмансипационного типа" в политических предпочтениях избирателей и готовность избирателей оказывать поддержку женщинам (наличие в сознании избирателей гендерной повестки дня, знакомство с деятельностью женских организаций и пр.); гендерные характеристики СМИ в освещении избирательных кампаний женщин и мужчин; способность женщин-политиков находить поддержку в разных ресурсных средах, процесс их социализации и профессиональной подготовки (гендерная сегрегация профессионального высшего образования); специфика их карьерного продвижения в профессиональные сферы, из которых рекрутируются политики (гендерные характеристики профессиональной вертикальной мобильности); наличие такого типа семьи, который позволяет сочетать профессиональную политическую карьеру не только мужьям и отцам, но и женам и матерям.

В различной степени - и с различной расстановкой акцентов - эти факторы рассматриваются авторами данного сборника. В первую очередь это касается вопроса изменений в процессе представленности и продвижения женщин - как советского периода (в Верховном Совете и советах регионального, местного уровня, в КПСС, исполнительных органах), так и последнего десятилетия (практика назначения и продвижения женщин в органах законодательной, исполнительной и судебной власти России в 90-х гг.). Реформа избирательного законодательства в 90-х годах, разумеется, оказывала самое непосредственное влияние на представленность женщин как на федеральном, так и на региональном уровнях, и ряд авторов ставят задачей оценить степень этого воздействия. Проблемы политического блока "Женщины России" и партийная электоральная политика в отношении женщин-кандидатов в ходе федеральных выборов в 1993, 1995 и 1999 гг. рассматриваются с позиций анализа ресурсов мобилизации и перспектив политических реформ для представленности женщин. Авторы также рассматривают способность и возможности женщин к накоплению политического капитала; их перспективы при ротации в законодательных и исполнительных органах власти, круг моделей политической вертикальной мобильности; самоосознание женщин-политиков, осознание ими гендерных проблем; гендерные ценности общества в рамках его общей политической культуры, допускающие и принимающие политическую деятельность женщин; технологическую способность женщин-кандидатов использовать существующие традиционные гендерные образы в политических кампаниях; демографические характеристики электората; поддержка семьи в деле политической карьеры женщины-кандидата, и т.д. К сожалению, почти никто из авторов не обращается к вопросу освещения в СМИ гендерных проблем избирательных кампаний, и как влияет в целом на представленность женщин сложившаяся система корпоративности российской демократии.

На теоретическом уровне наш расчет как составителей состоял в том, что сумма авторских работ сборника представит некий "метатекст", позволяющий расширить список аргументов в пользу ряда наших базовых посылок:

• во-первых, что понятие "пола" релевантно политическому анализу и является одной из его категорией;
• во-вторых, что при использовании понятия "пол" в политических исследованиях, следует различать биологические характеристики от гендерных, т.е. характеристик социальных конструктов гражданственности, права и обязанностей, обычаев и практик, установившихся в сфере политической жизни,
• в-третьих, что российские политические институты в целом в настоящий момент работают как система предпочтительного гражданства для мужчин и дискриминационно в отношении граждан женского пола;
• в-четвертых, что для устранения структурных факторов дискриминации по признаку пола требуются усилия не только со стороны женского движения или исследователей, но и система соответствующих мер со стороны государства.

Выход сборника в свет покажет, насколько нам удалось реализовать поставленные нами задачи. Но в любом случае широкий спектр "голосов" авторов, принадлежащих к разным академическим школам, имеющих различный опыт практической политики, различающ ихся по своим индивидуальным предпочтениям и исследовательским интересам, отражает самые разнообразные нюансы и всю полисемичность дискурса темы "пол, гендер, политика". В такой полифонии нам видится одна из сильных сторон сборника. Концепции "текстуального кода" Р. Барта и "интертекста" Ю. Кристевой основываются на идее, что любой текст представляет собой нечто большее, чем сумма составляющих его частей. Такая "полифоничность" книги в наибольшей мере способна сформировать некий "интертекст", способный породить в восприятия читателей ещё более глобальный в своём содержании метатекст. И если это удалось, как мы надеемся, то данный сборник должен вести к порождению текстов следующего порядка и, соответственно, новых дискурсов...

; Чуйкина С. Участие женщин в диссидентском движении (1956-1986 гг.) //Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период. СПб: ЦНСИ, 1996 . С. 61-82 .
²⁶Гендерная экспертиза российского законодательства/ Ред.-сост. Завадская Л.Н. М.: Бек, 2001.
²⁷Поленина С.В., Участие женщин в общественной и государственной жизни СССР //Труд, семья, быт советской женщины. М.:Юрид.литература, 1990; Кочкина Е.В. Женщины в российских органах власти// Общественные науки и современность. - 1999. - N1. - С. 173-184; Зотова З.М. Гендерные аспекты избирательного законодательства// Гендерная экспертиза российского законодательства/Под.ред. Л.н. Завадской. - М.: БЕК, 2001. С. 45-88.
²⁸Баскакова М. Н., Воронина О. А., Мезенцева Е. Б., Хоткина З. А. Политика равных прав и равных возможностей//Россия: Социальная доктрина переходного периода и концепция программы действий. М: Народонаселение,1996; Posadskaya A. A Feminist Cretique of Policy, Legislation and Social Consciosness in Post-socialist Russia // Women in Russia: A New Era in Russian Feminism. Ed. By Posadskaya A. and others at the MGC. London-New York:Verso, 1996, p.164-183; Mezentseva Yelena, Equal opportunities or Protectionist Measures? The Choice Facing Women // ibid., 109-123; Klimenkova T. What does Our New Democracy Offer Society?// ibid. 14-37 p.; Римашевская Н.М. О Концепции Государственной программы улучшения положения женщин, семьи, охраны материнства и детства// Женщина в меняющемся мире/ Отв. ред. Римашевская Н.М. М.: Наука, 1992; Cкорняк В.Б. Стратегические цели и задачи интеграции женщин в процесс общественного развития//Интеграция женщин в процесс общественного развития/Российская академия управления. М.: Луч, 1994; Римашевская Н. М. Социальные последствий экономических трансформаций в России. // Социологические исследования 1997. - №3; Popov A., David H., Russian Federation and USSR Successor States /From Abortion to Contraception/ A Resource to Public Policies and reproductive Behavior in Central and Eastern Europe from 1917 to the Present. Edited by Henry P. David with assistance of Joanna Skilogianis, Greenwood Press, 1999, pp. 223-279; Журженко Т. Социальное воспроизводство и гендерная политика в Украине. Харьков: Фолио, 2001. С. 127-132; Тюрюканова Е.А.,Малышева М. М. Женщина. Миграция. Государство/ МЦГИ-ИСЭПН РАН. М.: Академия, 2001; Малышева М.М. Современный патриархат. М.: Академия, 2001. С. 14-49.
²⁹Кочкина Е. Политические стратегии женского движения и гендерные исследования // Гендерные исследования. Сборник материалов конференции МЦГИ Москва, январь 1996 г./ Сост. Лунякова Л.Г. М., 1996; Кочкина Е. Власть в 0,39 процента от женщин?// Бюллетень Информационного Центра Независимого женского форума. - 1996. -№5; Lipovskaya O. A new Women's Organizations//Perestrojka and Soviet Women. Ed. By Buckley M., Cambridge, 1996; Мелешкина Е.Л. Отношение женщин Самары к общественным организациям//Социальная феминология. Межвузовский сборник научных статей. Отв. ред. Молевич Е.Ф.. Самара: Изд.Самарского университета, 1997. Вып. 1, С. 94-103; Абубикирова Н., Клименкова Т.А., Кочкина Е.В., Регентова М. Женское движение в России//Женские неправительственные организации с России и СНГ. Справочник. М.: Эслан, 1998; Айвазова С.Г. Русские женщины в лабиринте равноправия. Москва:РИК Русанова, 1998., С. 118-133 ; Скороходова Г. Представленность женщин в структурах власти по итогам семинара "Женщины и квотное редставительство"// Вестник проекта "Школа лидерства и развитие женщин" Информационного центра Независимого женского Форума. - 1998. -N13. С.55-56; Мельникова Т.А. Женское движение в России: традиции и инновации. М.: Мысль 2000; Айвазова С.Г., Кертман Г.А. Женщины на рандеву с российской демократией. М., 2001; Жеребкина И. Женское политическое бессознательное. Проблема гендера и женское движение в Украине. Харьков, 1997; Журженко Т. Социальное воспроизводство и гендерная политика в Украине. Харьков: Фолио, 2001. С. 127-132.
³⁰Кочкина Е.В. Опыт качественного социологического анализа функционирования национального механизма по повышению социального статуса женщин на примере Комитета по делам женщин, семьи и детей Верховного Совета РСФСР: Научный отчет / ЦГИ ИСЭПН РАН, 1992. С. 154-174; Завадская Л.Н. Российские реалии: проблема равенства полов // Интеграция женщин в процесс общественного развития. М.: Луч, 1994. С. 393 - 417; Лахова Е.Ф. Женское движение в годы реформ: проблемы и перспективы. Москва, 1998 г.; Женщины за социальную безопасность и устойчивое развитие: Материалы III Всероссийского конгресса/ Комиссия по вопросам женщин, семьи и демографии при Президенте РФ. М.: Юридическая литература, 1997 и др.
³¹Крац С.Взгляд женщин парламентариев России на "женский вопрос" // Женщины и социальная политика: гендерный аспект. М.:ИСЭПН РАН. 1991; Buckley M., (ed.) Perestrojka and Soviet Woman. Cambridge, 1992. 2-nd ed.:1996; Funk N. , Muller M. (eds.) Gender Politics and Post-Communism: Reflections from Eastern Europe and the Former Soviet Union. L.:N.Y., 1993; Goldman W. Z. Women, the State and Revolution: Soviet Family Policy and Social Life: 1917-1936. Cambridge (Eng.) 1993; Buckley M. (ed.) Post-Soviet Women: From the Baltic to Central Asia. Cambridge, 1997; Nechemias С. Politics in Post-Soviet Russia: Where are Women? //Democratizatsia. 2000. N8 (2). 199-218; Nechemias С. Women's Participation: From Lenin to Gorbachev / Russian Women in Politics and Society. Ed. By W. Rule, N.C. Noonan, GREENWOOD PRESS, 1996; Nechemias С. The prospects for a Soviet Women's MOvement: Opportunities and Obstacles //Sedaitis J., Butterfield J. (eds). Perestroka from below: Social MOvements in the Soviet Union. Boulder, 1991.; Nechemias С. Women in Russia: the politics of Promoting Women's Issues//Hesli V.L., Mills M.H. (eds). Medical Issues and Health Care reform in Russia. Lewston, 1999; Moghadam V.M. (ed). Democratic reform and Position of Women in Transitional Economies. Oxford, 1993; Sperling V., Organizing Women in Contemporary Russia: Endgendering Transition. Cambridge, 1999; Sperling V. Gender Politics and State During Russia's Transition Period // Randal V., Waylen G. (eds). Gender, Politics and State. Routledge, 1998; Rotkirch A., Haavio-Mannila R. (ed). Women's Voices in Russia Today. Dartmouth, 1996; Racipioty L., O'Sullivan See K., Engendering the Democratic Transition in Russia: Women, Politics and Sivil Society // http://www. isp.msu.edu/CERS/Racioppi%20See.htm ; Рихтер Дж. Гендерная идеология и "Холодная война"// Общественные науки и современность. - 1999. - N1; Rule W., Shvedova N., Women in Russia's First Multiparty Election// Russian Women in Politics and Society. Ed. By W. Rule, N.C. Noonan, GREENWOOD PRESS, 1996, p. 40-63; Noonan N.C. The Bolsheviс Legacy and Russian Women's Mоvements // ibid., 77-97; orothy Stetson, Law and policy: Women's Human Rights in Russia //ibid., 135-153; Lentini P. A Note on Women in the CPSU Central Committe, 1990 // Europe Asia Studies. 1993. Vol. 45 (4), P. 729-736; Robert G. Moser "The Effects of Electoral Systems on Women's Representation in Post-Communist States" in "Electoral Studies" 2001, Vol. 20, pp.353-369; Гощило Е. Новые члены (members) и органы: политика порнографии //Женщина и визуальные знаки/ Под ред. Альчук А. М.: Идея-Пресс, 2000. С. 144-152; Gessen M. Sex in the Media and the Birth of the Sex Media in Russia // Berry E. (ed.) Postcommunism and the Body Politics. N.Y. 1995.
³²Клюшкина О. Оценка конкурсов программы 1998-2001 гг. "Повышения квалификации кафедр" Мегапроекта "Развитие высшего образования" Института "открытое общество" //Клюшкина О.Б., Кочкина Е.В., Федорова Л.Н., редакторы. Отчет по гендерной интеграции программ Фонда Сороса в России, 1998-2001. Женская Сетевая программа Института "Открытое общество"-Россия.
³³Шинелева Л.Т. Женщина и политика в России: иллюзии и реальность //Общая и прикладная политология. Учебное пособие/ Под общ. ред. В.И. Жукова В.И., Карснова Б.И. М.: МГСУ- Союз, 1997. С. 571-588.
³⁴Макаренко В.П. Феминизм// Главные идеологии современности. Ростов-н/Д.: Феникс, 2000, С.185-221.
³⁵Интеграция женщин в процесс общественного развития./ Под ред. Скорняк В.Б. М.: Луч, 1994.
³⁶Степанова Н.М. Опыт использования гендерных квот в странах Западной Европы //Общественные науки и современность. - 1999. - N 4.
³⁷Согрин В. Политическая история США. М.: Весь мир, 2001. С.71.
³⁸См. Приложение 1 данного сборника.
³⁹Новиков Ю.А. Избирательная система России. 90 лет истории. М.: Манускрипт, 1996. С. 27.
⁴⁰Новиков Ю.А. Указ. соч. С.7.
⁴¹Эванс С. Рожденная для свободы: история американских женщин. М.: Прогресс-Литера, 1993. С. 194.
⁴²В настоящее время Женский Альянс - неформальная политическая партия - существует и успешно представляет интересы женщин в парламенте в Исландии.
⁴³Women around the World, The Centre for Legislative Development, January 2000, Vol 1. Цитируется по: Dianne Hubbard, 50/50:Options for Namibia, p.1, listserver http:www.WEDO.org.
⁴⁴Women's Political Participation and Good Governance:21st Century Challehges, UNDP 2000 - цитируется по: Dianne Hubbard, 50/50:Options for Namibia, p.1, listserver http:www.WEDO.org.; Однако, в данном источнике не упомянуты Финляндия и Латвия, где в ходе состоявшихся чуть позже выборов главами государств стали женщины.
⁴⁵Константинова В.К.. Гендер и политика. Механизмы продвижения женщин на высшие посты в общественной жизни// Отчет российской части международного сравнительного исследования. ИСЭПН РАН, 1996 г.; Женщины мира: тенденции и статистика 1995 г. Нью-Йорк: ООН, 1995.
⁴⁶Women's Political Participation and Good Governance:21st Century Challehges, UNDP 2000 - цитируется Dianne Hubbard, 50/50:Options for Namibia, p.1, listserver http:www.WEDO.org.
⁴⁷Данные Таблицы 14. Женщины в области государственной деятельности/Женщины мира, 1995 г. Тенденции и статистика. Изд. ООН. Нью-Йорк, 1995. С.239-239.
⁴⁸Участие женщин в общественно-политической жизни и управлении страной. Доклад секретариата. Экономический и социальный Совет. Региональное подготовительное совещание высокого уровня для Четвертой Всемирной конференции по положению женщин. Вена, 17-21 октября 1994 г. Пункт 7 предварительной повестки дня. ООН, 23 августа 1994 г.
⁴⁹Типологизацию государственной политики см.: Абубикирова Н.И., Кочкина Е.В., О Гендерной экспертизе законодательства// Женщина в обществе: мифы и реалии. Сборник статей Редактор-составитель Круминг Л.С. - М.: Информация -XXI век. 2001, С. 228; Обеспечение равенства полов: политика стран Западной Европы/Под ред. Гардинер. М.: Идея-Пресс, 2000. С.11-45, 135-159.
⁵⁰Изложение материала о квотной системе основывается на тексте Dianne Hubbard, 50/50:Options for Namibia, p.1, listserver http:www.WEDO.org.
⁵¹Endgendering Governance and Leadership: 1998 Annual Report. UNIFEM 1998 - цитируется по Endgendering Development: through Gender Equality in Rights, Resources, and Voice. World Bank & Oxford University Press, 2001, p. 269.
⁵²Bacchi C.L. The Affirmative action: "Women", Equality and Category of Politics.Sage Publications, 1996.
⁵³Воронина О.А. Женщина в мужском обществе// Социологические исследования. - 1988. - N 2; Посадская А.И., Римашевская Н.И., Захарова Н.К. Как мы решаем женский вопрос //Коммунист. -1989. - N4; Клингер Корнелия Либерализм - Марксизм - Постмодернизм. Феминизм и его счастливый или несчастный "брак" с различными теоретическими течениями 20 - го столетия // Гендерные исследования /Харьковский Центр Гендерных Исследований. Харьков, 1998; Здравомыслова Е., Темкина А. Феминисткая эпистемологическая критика: кризис социального знания и поиска выхода//Женщина. Гендер. Культура. М.: МЦГИ, 1999; Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. Феминистская критика эпистемологических оснований социологии: перспективы социологии гендерных отношений//Введение в гендерные исследования. / Под ред. Жеребкиной И.А. Харьков:ХЦГИ - СПб.:Алетейя, 2001. Ч.I С.174-197; Брайсон В. Политическая теория феминизма. Идея- Пресс, 2001; Гардинер Ф. Гендерное равенство: типология государства всеобщего благосостояния //Обеспечение равенства полов: политика стран Западной Европы / Пер. с англ., под общ. ред. Мезенцевой Е.Б. М.: Идея-пресс, 2000. С.11-45.
⁵⁴Рябова Т.Б. Маскулинность в российском политическом дискурсе: история и современность// Женщина в российском обществе. - 2000. -N4. С.47-54.; Булавина Т. Женщина и власть: политическое производство и потребление женских образов в Украине // Femina Postsovietica. Украинская женщина в переходный период : от социальных движений к политике/ Под ред. Жеребкиной И. Харьков: ХЦГИ. 1999. С. 201-231; Жеребкин С. Femina Postsovietica: гендерные стереотипы в украинской политике и литературе //Femina Postsovietica. Украинская женщина в переходный период: от социальных движений к политике. Под редакцией Жеребкиной И. Харьков: ХЦГИ. 1999. С. 281-335.
⁵⁵По этому поводу см. также: Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. Институционализация гендерных исследований в России// Гендерный калейдоскоп / Под ред. Малышевой М.М. М.: МЦГИ - Академия, 2001. С.43.
⁵⁶Данный вопрос одной из первых подняла Темкина А.А.в работе: "Феминизм: Запад и Росиия" в журнале "Преображение" (1995, N3). Развитие этой темы см.: Темкина А.А., Здравомыслова Е.А. Исследования женщин и гендерные исследования на Западе и в Росcии //Общественные науки и современность. - 1999.- N 6; Воронина О.А. Социокультурные доминанты развития гендерной теории в России и на Западе//Общественные науки и современность. - 2000. -N4. С.9-21; Жеребкина И., Пушкарева Н., Кон И., Темкина А., Крипс Г. Обсуждение темы: "Проблемы и перспективы развития гендерные исследований в бывшем СССР" // Гендерные исследования. -2000. - №5. С. 8-43; Гельман В.Я. Постсоветские политические трансформации. Наброски к теории //Полис. -2001. - N 1.
⁵⁷Пушкарева Н.Л. Женщины Древней Руси. М.: Мысль, 1989; Пушкарева Н.Л. Динамика изменений социально-правового статуса русских женщин в доиндустриальную эпоху: итоги, методы, задачи изучения (X- начало XIX.в.) // Хасбулатова О.А. Ред., Материалы конференции. Социально-правовой статус женщины в исторической перспективе. Иваново, 1997. С. 1-7.
⁵⁸Rule Wilma, Zimmerman J., eds. Electoral Systems in Comparative Perspective: Their Impact on Women and Minorities. Westport:Greenwood Press, 1994, p.242.
⁵⁹Разумеется, не в виде марксистско-ленинской ортодоксии, а в плане концептуального каркаса, общеметодологических посылок диалектического и исторического материализма (линейный исторический детерминизм, диалектика базиса и надстройки, и т.д.), ставших, по известным причинам, архетипическими чертами мышления значительной части российского научного сообщества.
⁶⁰Посадская А.И.Введение //Женщины и социальная политика (гендерный аспект). М.:ИСЭПН РАН, 1992; Воронина О.А., Клименкова Т.А.Гендер и культура //Женщины и социальная политика (гендерный аспект). М.ИСЭПН РАН, 1992; Воронина О.А. Феминизм: перспективы социального знания. М.: ИНИОН, 1992; Юлина Н. Феминистская ревизия философии: возможности и перспективы //Феминизм : Восток Запад. Россия. М.: Наука - "Восточная литература", 1993; Клименкова Т.А. Феминизм как культурная позиция/ Материалы к семинару "Женские региональные инициативы: их политическая судьба после выборов"// Поселок Володарского: Проект образовательной и организационной поддержки женщин - Общество гуманитарных инициатив "Пролог" г. Жуковский /Женский информационный проект "Архив, База данных, Библиотека". 1994 г. сс.74-102; Воронина О.А. Пол/гендер как категория феминистской философии//Философские исследования. М.- 1995 . - N 4. С. 80-99; Воронина О. Философия пола // Философия: Учебное пособие /Под ред. В. Д. Губина, Т. Ю. Сидориной, В.Филатова. М.: Русское слово, 1996; Абубикирова Н. И. Что такое "Гендер"? // Общественные науки и современность. -1996. - №6; Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. Социальная конструкция гендера и гендерная система в России // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период . Сб. науч. статей / Под ред. Здравомысловой Е., Темкиной А. СПб: ЦГИ, 1996; Жеребкина И. Философская методология//Теория и история феминизма. Курс лекций. Харьков: Ф-Пресс, 1996; Журженко Т . Экономическая теория и феминизм// Теория и история Феминизма. Курс лекций. Харьков: Ф -Пресс. 1996; Здравомыслова Е., Темкина А. Социальное конструирование гендера как феминистская теория // Социологический журнал. -1998. № 3-4; Ушакин С.А. Пол как идеологический продукт // Человек. - 1997. -N2; Ушакин С. Поле пола // Женщина. Гендер. Кульутра / Под ред. Пушкаревой Н.Л., Трофимовой Е.И., Хоткиной З.А. М.:1999. С. 35-46. Смирнова-Ярская, Е.Р. Социокультурная репрезентация гендерных отношений// Социокультурный анализ гендерных отношений/ Под. ред. Ярской-Смирновой Е.Р. Саратов.: Изд. СГУ, 1998; Ушакин С.А. Культура пола//Cоциокультурный анализ гендерных отношений. Саратов.:Изд. СГУ, 1998; Мищенко А.С Социальные аспекты "эволюции полового диморфизма"/ Социокультурный анализ гендерных отношений. Саратов.:Изд. СГУ, 1998; Репина Л.П. "Новая историческая наука" и социальная история/ Институт всеобщей истории РАН. М., 1998. С. 153-224; Гурко Т. Социология пола и гендерных отношений // Социология в России/ Под. ред. В.А. Ядова. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Институт Социологии РАН, 1998; Кирилина А.В.Философская база и методология гендерных исследований в применении к российской лингвистике// Гендерный фактор в языке и коммуникации: Сб. научн. трудов. Иваново: Юнона, 1999. С.10-14; Горошко Е. Пол, гендер, язык / Женщина. Гендер. Культура. М.: МЦГИ, 1999; Кирилина А. Освещение связи языка и пола в истории лингвистики// Теория и методология гендерных исследования: Курс лекций / Под ред. Ворониной О.А. М.: МЦГИ-МВШСЭН, 2001; Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. М.: Институт социологии РАН, 1999; Кирилина А.В. Гендерные исследования в зарубежной и российской лингвистике (философский и методологический аспекты), //Общественные науки и современность. -2000. -N4. С. 138-144; Кирилина А.В. Философская база и методология гендерных исследований в применении к российской лингвистике// Гендерный фактор в языке и коммуникации: Сб. научн. трудов. Иваново: Юнона, 1999. С.10-14.; Репина Л.П. Пол, власть и концепция "разделенных сфер: от истории женщин к гендерной истории// Общественные науки и современность. -2000. - № 4.
⁶¹Лолбер Дж. Пол как социальная категория// Журнал "Тезисы". Тема номера "Женщина, мужчина, семья". - 1994. - № 6. С.170-201; Уэст К., Зиммерманн Д.Создание гендера//Гендерные тетради. Вып. Первый / Ред. Клецин А / Санкт-Петербургский филиал Института Социологии РАН. СПб., 1997. С. 94-125; Лолбер Дж., Фаррелл С. Принципы гендерного конструирования// Там же. С. 94-125; Коннелл Р. Современные подходы// Хрестоматия феминистких текстов/ Пер. Сост. и ред. Здравомыслова Е.Г. СПб.: Дмитрий Буланин, 2000; Хубер, Джоан. Теория гендерной стратификации //Антология гендерной теории/ Сост., комм. Гаповой Е., Усмановой А. Минск: Пропилеи, 2000. С. 77-99; Скотт, Дж. Гендер: полезная категория исторического анализа//Введение в гендерные исследования. Хрестоматия/Под общей редакцией С.В. Жеребкина - Харьков:ХЦГИ - СПб:Алетейя, 2001. Ч.II.; Скотт Дж. Некоторые размышления по поводу гендера и политики //Введение в гендерные исследования...Ч. II. С. 946-963 с.
⁶²Идеологическую историю использования и операционализации категории "гендер" см. в выше цитировавшейся статье Джоан Скотт, а также в статьяе: Эллиот П., Мендел Н. Теории феминизма //Гендерные исследования: феминистская методология в социальных науках/ Под.ред .Жеребкиной И. Харьков: ХЦГИ, 1998. С.15-46.
⁶³Скотт, Дж. Гендер: полезная категория исторического анализа//Введение в гендерные исследования. Хрестоматия/Под общей редакцией С.В. Жеребкина - Харьков:ХЦГИ - СПб:Алетейя, 2001. Ч.II.
⁶⁴Кочкина Е.В. Феминистская реконструкция политического знания /Сборник к семинару "Женские региональные инициативы: их политическая судьба после выборов", Поселок Володарского: Проект образовательной и организационной поддержки женщин/ Общество гуманитарных инициатив "Пролог" г. Жуковский /Женский информационный проект "Архив, База данных, Библиотека". Май 1994 г. сс.74-102.

---

Статья любезно предоставлена Институтом социальной и гендерной политики
для размещения на сайте "Open Women Line"

---

Содержание