КАК НАЧИНАЛОСЬ ЖЕНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В КОНЦЕ 70-Х
Из выступления Натальи Малаховской на первой московской
феминистской конференции "Женщина как объект и субъект в искусстве" (окончание)
Это - как бы внешняя историческая канва. А теперь, может быть, стоит сказать и о том, как все это выглядело для меня самой изнутри, а не только снаружи. Я думаю, что многим из вас понятна моя первая реакция на это предложение - принять участие в работе журнала для женщин. Первая моя мысль была, что меня унизили: "Как, так значит, они меня женщиной считают? А я-то думала, что я уже достаточно хорошо пишу, чтобы меня уважали". По-моему, эта моя первая тогдашняя полуподсознательная реакция много больше говорит о том, в какой внутренней клетке мы сидим, чем многие тома, которые можно было бы написать на эту тему. Это было в первую секунду, но тут же, буквально во вторую секунду, я почувствовала, что-то вроде озарения. Это было ощущение, что я вышла на широкое место, на простор, и вижу всю свою (и не только свою) жизнь с высокой горы. Вижу тысячи женщин, которые мучаются так же, как я, не понимая причины и смысла своих мучений. Теперь мне кажется, что до этого момента я сидела в клетке, - но в центре клетки, не сталкиваясь с ее решеткой и не понимая, где я живу. И предложение о создании женского журнала было как рука, которая меня из клетки вытащила, но по пути ткнула носом в ту решетку, за которой я провела предыдущие годы.
Это было в августе 79 года, и с тех пор моя жизнь кардинально переменилась в самой своей сути. Если коротко говорить о том, в чем это изменение, то я сказала бы так: мне стало не скучно жить. Изменился ракурс, в котором я стала видеть все, с чем я сталкивалась, о чем думала или читала, изменился подход. Подход стал не расщепляющим и серым, старающимся убить все живое и нескучное, как раньше. Если подумать, то не только в университете и в школе, но уже и в детском саду нам прививают этот антижизненный, а по историческому своему происхождению сугубо патриархальный подход к жизни. То, что я занялась женской тематикой, сначала внесло в мою жизнь неожиданный ракурс, потом - неожиданный подход к дружбе, на которой держался наш журнал. А еще позже это помогло мне найти новый путь и в том, что касается моей профессии, литературоведения, и в том, что связано с моим писательским творчеством. Та литературоведческая проблема, которой я тогда занималась и которая казалась на рельсах старого, привычного мышления неразрешимой (а я писала о творчестве А. Платонова), вдруг решилась сама собой, в ходе более широких исследований.
Эта же самая тематика помогла мне и в том, что касается развития религиозного сознания. Я думы - и даже могла бы попытаться доказать, - что почти все известные религии имеют матриархальные корни (поэтому в них столько общего), но все они исковерканы патриархальным сознанием, причем исковерканы по-разному, - отсюда их различия. Так вот, это-то смешение матриархальных и патриархальных черт в известных нам религиозных системах и причиняет особую боль непредвзятому сознанию, которое не стремится найти в религии для себя новую клетку, новую инстанцию, которой можно было бы отдать свою свободу. Мне кажется, что без знания матриархального религиозно-философского подхода к миру от этой боли по-честному избавиться невозможно, вот почему среди людей, ударившихся в религию, мы имеем столько изуверов, фанатиков и кликуш.(...)
Теперь я хотела бы перейти к другой теме. Все мы, участницы женского движения, создательницы женского журнала, были готовы перенести очень многое ради этого дела. В самый разгар нашей работы, когда у нас становилось все больше авторов и читателей, наша работа была грубо оборвана. Мы оказались в совершенно новом для нас мире, в мире чужом и непонятном, Может быть, как те лягушки, которые в банку с молоком попали, или как та девочка из сказки, которую в колодец прыгнуть заставили. Но лягушка, как известно, трепыхалась в банке с молоком не зря, и попавшая в колодец девочка тоже не зря потратила время, проведенное ею на том свете. И я хотела бы сказать хотя бы несколько слов о том, что мне в этом, условно говоря, колодце удалось найти.
С течением лет, начав больше понимать западную жизнь, интересы тамошних женщин, я обнаружила нечто совершенно неожиданное для себя, нечто такое, что полностью перевернуло все мое мировосприятие, способ мышления, способ подхода к миру. Это было связано с тем, что мне удалось прочесть некоторые книги, которые в том мире читают буквально "все культурные люди", а здесь о них даже и не слышали. Это книги, рассказывающие о том периоде истории, который был до патриархата. Условно его приходится называть матриархатом, хотя само по себе это название неточное.
Благодаря этим книгам я поняла, что-то, что угнетает меня и, наверное, большинство людей, как женщин, так и мужчин, - это не только и не столько социальные условия жизни. Как говорил Христос: бойся не тех, кто убивает тело, а душу убить не может. Вот я и хочу сказать о том, что убивает нашу душу самыми подспудными, подколодными и тайными способами, так, что мы этого даже не замечаем. Это - способ видения мира, то, как мы подходим к жизни, через какую призму ее рассматриваем. У Хайде Геттнер Абендрот есть замечательные слова о том мировосприятии, которое существовало до тех пор, пока не "победила недобрая логика тезы и антитезы", о мировосприятии до-патриархальном. Все мы привыкли мыслить на языке разрубленного мышления, на языке раскола, на языке, грубо говоря, инь и янь, - где женское начало, конечно, темное, ночное и более или менее опасное и злое, а мужское, естественно, - светлое, логическое и т.д. даже само покушение на эту твердыню, на фундамент нашего мышления удивляет (если не вызывает агрессию). Во оказалось, что было время, когда мир не был внутри себя враждебным самому себе, когда женщины и мужчины не были враждебно противопоставлены друг другу, так же, как не были врагами и другие противоположности, такие, как день и ночь, черное и белое, душа и тело, - и т.д. Я поняла, сколько зла Земле и всем нам принесло именно это противопоставление, и какое невиданное освобождение приносит человеку одна только попытка жить в мире, свободном от расщепления, от вечного раскола.
Это открытие - не нечто такое, что никак не связано с мировой культурой. Наоборот: многие поэты и писатели писали на эту тему и даже пишут до сих пор, - но только сами не зная, о чем пишут, как бы проговариваясь. (...) Можно очень много говорить и писать о матриархальном мировоззрении и в русской литературе: у Достоевского, Платонова, Мандельштама и Распутина, не говоря уже о Соловьеве. Любопытно, что литературоведы, замечавшие и у Платонова, и у Мандельштама их нежелание отрывать "все от всех", слиянность духовного и материального, живого и мертвого, и прочих противоположностей в их произведениях, приписывали это их национальному мировосприятию. Так, критик Васильев писал, что эти черты свойственны Платонову из-за его русского восприятия, а Струве ту же самую черту, обнаруженную им у Мандельштама, относит за счет еврейского происхождения этого поэта. На самом же деле причины тут не национальные, а исторические: и Платонову, и Мандельштаму, как и Шиллеру и многим другим, диктовала богиня, происходящая из другого, не патриархального времени.
Открытие этого способа мышления было, пожалуй, самым важным, что я вынесла из пребывания в этом "колодце": я как бы получила в руки клубочек, который привел меня в такой мир, о существовании которого я даже и не догадывалась до тех пор, даже и надеяться не могла, что он существует.
А вы такое слышали?
Начальник подчиненному:
- Василий Сергеевич, помогите девушке раздеться, только не до конца. Ха-ха-ха!
|