* * *

О любви, о чужбине, о море, о горе,
О тоске, одиночестве, солнце, луне,
О тюремном окне, и о хоре в соборе,
И о родине, доме, сгоревшем в огне, –
Это всё пережить посчастливилось мне:

Я на русский поэзию переводила,
Чья история жизни была такова.
Перевёл бы её буквоед и придира
Хладнокровно, подряд – за словами слова, –
Смертоносная точность, чья прочность мертва,

Эта прочность – утрата поэтского духа,
Мертвечина, причина её – перевод
Слово в слово, где точная прочность – разруха
Пережитой судьбы!.. Не спасёт кислород,
Всё живое в таком переводе умрёт!..

Я на русский поэзию переводила,
Чья история жизни была такова,
Что убил бы её буквоед и придира,
Не прожив и мгновения там, где жива
Человекость, пройдя сквозь времён жернова.

Это всё пережить посчастливилось мне, –
И когда переводят России историю
На язык мертвечины, которая – вне
Человекости, – я не сдаю территорию
Переводчикам, их русофобской шпане.

Юнна Мориц на Фейсбуке