ПРАВО НА ШАНС

Шанс (фр.) – изначально разновидность игры в кости, возможность выигрыша и проигрыша, победы и поражения.

   Бедственное положение многих людей зависит от их безотвественной доброты, разлагающей наглых типов, чудовищ пафосной подлости, пожирающих дары благодетелей. И за этот разврат людоедский, безусловно, ответственна не черная неблагодарность пожирателей плодов доброты, а сама доброта, безответственно бескорыстная, безразмерная в чистоте своих помыслов. Скажу со всей беспощадностью, что поговорка «добро не остается безнаказанным» вызывает, конечно, улыбку наивного изумления, а зря!.. В высшей степени справедливая поговорка, и обжалованию не подлежит, не надейтесь. Лучше следите за припадками, за приступами своей безответственной доброты и всячески предотвращайте обострения, вспышки, лихорадочный колотун, не доводя организм до таких болезненных состояний. Закаляйтесь в проруби, в бане хлещитесь веником, бегайте по горам и вулканам, летайте на воздушных шарах и ни в коем случае не приземляйтесь, если вы не готовы сказать «Брысь!» и погасить ядоварку своей безответственной, самоубийственной доброты. В противном случае вы свихнетесь от жутких чудес и повеситесь на чудесной веревке своей всемирной отзывчивости!..

   Лично я из такой петли успела вовремя вытащить одну красавицу прошлого века, птичку французского Сопротивления, уцелевшую после всех лагерей и ссылок. Она постоянно кого-то спасала благодаря своему знаменитому и безупречно чистому, светлому имени, которое помогало порой в самых катастрофических ситуациях. Многие, но далеко не все, были достойны такой чудодейственной помощи, такого сказочно доблестного участия в судьбах, сильно хромающих прямо в пропасть забвения. Но эта красавица-птичка, с которой в парижских кофейнях дружили все нищие гении (на ветках ее московских стен висели рисунки Модильяни и Пикассо), верила свято, что она осталась в живых и душа ее уцелела в кошмарах века, чтобы каждому дать право на шанс.

   Право на шанс явилось в тот вечер с авоськой стихов, было оно в виде толстой бабищи лет тридцати, альбиноски с поросячьими глазками, полными слезной мольбы: живу одиноко, с малым дитем, со старенькой мамой, с больной бабушкой, с пьяницей-дедушкой, нигде не печатают, никуда не принимают, провинция, нет работы, не на что опереться, хочу отравиться, кастрюлька-ядоварка всегда при мне, помогите, дайте рекомендацию, напишите рецензию, предисловие к моей публикации, соберите подписи в защиту моей книги, не то дитя мое малое останется круглым сиротой. И хорошо бы еще достать хоть немного приличной одежды, обуви, нет у нас там ничего, а у вас тут есть всё и Шанель номер пять.

   Стишки у ней были так себе. Просьбы у ней были наглые. И лично я бы сказала ей: «Брысь!..» Но я ведь была в гостях, не забывайте, у безответственной доброты, к которой приехало поездом право на шанс, и вмиг сочинилась у них пьеса героического спасения от всех бед с невероятными планами на блистательные победы в отечественном и международном масштабе.

   Все идеально сошлось в одной упоительной точке: сила влияния, опыт возможностей и наглость потребностей. А что? Ничего особенного! Именно так начинали многие корифеи, да и вели себя еще отвратительней, что впоследствии сильно украсило их легенды.

   Безответственная доброта написала рекомендацию, петицию, предисловие, аннотацию, рецензию, комментарий, собрала чудесные подписи в защиту, а также немало прелестной одежды и обуви на всю семейную группировку той прохвостки по имени Право на Шанс, которая принимала дары с высокомерием бедной родственницы, временно утратившей королевский трон.

   И вся эта пьеса спасения восхитительным образом игралась из года в год, лет пятнадцать, пока в один жасминовый летний день почтальон не вложил письмо в почтовый ящик безответственной доброты: «Вы, такая-сякая, мерзавка, пьете кофе с миндальными там пирожными, а мои стихи с Вашей рекомендацией вышли в престижном издании с двумя опечатками. Теперь я должна из-за Вас отравиться, моя кастрюлька-ядоварка всегда при мне! Вы думаете, что Вам это с рук сойдет, потому что я – из провинции? Не надейтесь! Теперь я здесь нарасхват, и Ваши рекомендации, предисловия мне – до феньки, у меня вышла книга в твердой обложке».

   Мимо прошел Данте, сказал: «Жесть!» Но тут же раздался тревожный звонок Эдгара По: «Надо ехать! Подозрительно молчит телефон у безответственной доброты».

   И мы помчались!.. Вышибли дверь. А за дверью во мгле коридора она, красавица-птичка, вышибла табуретку и повисла на бельевой веревке – за миг до того!.. Мы ей сделали реанимацию, понимая прекрасно, что «скорая помощь» не успеет, а если успеет – так запрячет потом в дурдом, как водится в таких случаях. У меня, к счастью, был с собой кислород из Булонского леса.

   Очнувшись, она не обливалась никакими слезами, которые в массе освежают сердце и очищают мозги, а достала из аптечки мерзавчик водки, три граненых стопки, и мы этот мерзавчик на троих раздавили с Эдгаром По в ритме тоста «За нас с вами, и хрен с ними!»

   Но как только мы выпили это чудотворное, мистическое средство, – звонит Право на Шанс из малахитовой шкатулки, из алмазной глубинки: «Привет! – говорит деловито. – Это я, Право на Шанс. Мы тут посоветовались с музыкально-художественной и литературно-философской общественностью и пришли к выводу, что вы там должны организовать срочную публикацию своих извинений с моим портретом за опечатки, допущенные в моем творчестве. А я пришлю вам для супа грибы сушеные в посылке и серебряную солонку моей троюродной прабабушки дворянских кровей. Но сперва должна появиться ваша публикация с извинениями».

   Телефонную трубку снял Эдгар По, был он слегка глуховат и все время спрашивал: «Что? Что вы сказали? Вы можете повторить это по слогам? А по буквам повторить это можете? Зачем вы так громко кричите? Вы можете повторить это шепотом? Почему я говорю мужским голосом? А каким еще голосом должен говорить Эдгар По? Женским? Что? Я давным-давно умер? Кто вам это сказал? Вы шутите? Нет? Вы верите сплетням из печатных источников? Как я мог давным-давно умереть, если с вами сейчас разговариваю? Что? Не означает ли это, что и вы давным-давно умерли? Нет? Вы можете повторить все это шепотом по слогам и по буквам? Почему я задаю вам только вопросы и не даю никаких ответов? Неужели вы никогда не встречали говорящих одними вопросами? Вы ничего не знаете о классике вопросительной речи?

   Что? Вы совсем не владеете вопросительным языком? А каким тогда языком вы владеете? Вы можете повторить это шепотом по слогам и по буквам со всеми знаками препинания? Что вы сказали?

   А кто же еще по этому телефону мог ответить на ваш звонок, кроме Эдгара По? Вы не слышите мой ответ? Вы разве не слышите мой ответ – «Nevermore!»??? Вы не слышите разве мой ответ – «Никогда!»??? Что? Вы не умеете слышать ответы в вопросах?

   Кто вас так развратил? Что? Вам плохо? А кому хорошо?..»

   Тут раздался чудовищный треск на линии, телефонная трубка сама повесилась, а Эдгар По схватил кусочек сыра и улетел в окно, превратясь в известную всем птицу.

   С тех пор я свободно владею дюжиной вопросительных языков, европейской, азиатской и африканской вопросительной речью.

   Говорить и петь иногда обожаю одними вопросами, вместо ушей рисую вопросительный знак – да услышит имеющий уши!

   А к той безответственной доброте не подпускаю теперь на пушечный выстрел наглое, подлое и бесстыжее право на шанс.

   Кто это право на шанс так чудовищно развратил? Она, такая-сякая мерзавка! Она, доброта, безответственно безразмерная, самоубийственная и беззащитная в чистоте своих помыслов, – повторяю вам по слогам и по буквам.

   Этот рассказ посвящается Светлой Тени темного прошлого.

содержание