ПОЭЗИЯ ПРОХОДИТ СКВОЗЬ ВСЁ

Моим однокурсником в Литинституте был греческий писатель Мицос Александропулос, участник греческого сопротивления, политэмигрант, красивый, высокий грек, чьё здоровье было сильно подорвано жестокой гражданской войной. Он прекрасно был образован, но плохо знал русский язык, мы все любили его и по мере сил помогали. Больше всех помогли ему силы небесные, они прислали к нему ангела, студентку факультета классической филологии МГУ, она знала греческий, переводила его романы на русский, готовила ему еду, от которой печень болела не так сильно, жить им было негде, кроме комнаты в общежитии Литинститута, откуда ангел в 6 утра мчался на работу, чтобы кормить семью из двух человек, ангела звали Софья Ильинская, ласково – Соня.

Соне Ильинской благодаря, выходили у нас книги греческой поэзии в переводах на русский, она была составителем, комментатором, переводчиком, автором дословных изложений, по которым переводили греков русские поэты, и я в их числе. У меня всегда были оригиналы на греческом – от Сони, подробные изложения – от Сони, старый греческо-русский словарь – от профессора-античника, и я переводила по капле в день прекрасных греческих поэтов – Элитиса, Кавафиса, Рицоса.

А всё началось с того, что греческий прозаик Мицос Александропулос не был убит, как Олесь Бузина, на гражданской войне, получил убежище в нашей стране и очень сильно повлиял на творческую личность Софьи Ильинской. Так поэзия его греческой родины ХХ века вошла в русскую книгопечать, когда наша цензура пропускала в переводах иностранной литературы такие "особенности", которые в русской литературе зарубила бы на корню. Сегодня эта поэзия – Вечное Теперь, и ничто в ней не утратило свежести, никакие высокие технологии не истребили суть происходящего. Истребить можно всё, но – только не суть!

КОНСТАНТИНОС КАВАФИС
Выдающийся греческий поэт.
(1863 – 1933)

ПО МЕРЕ СИЛ

Когда не можешь сделать жизнь такой, как хочешь,
ты попытайся быть способным хоть на это
по мере сил: не унижай ее мельчаньем
в несметном скопище сует, общений, связей,
речей, свиданий, посещений, жестов.

Не унижай преувеличенным значеньем,
и выворачиваньем с ходу наизнанку,
и выставленьем напоказ для любований
в бессмыслице собраний и компаний,
пока она не надоест, как жизнь чужая.

В ЦЕРКВИ

Я церкви Греции люблю – их шестикрьшья, звоны,
обрядовое серебро, светильники, иконы,
лампады, чаши, алтари, огни, амвоны.

И каждый раз, когда вхожу я в греческую церковь
с благоуханьями ее, сияньем, песнопеньем,
с многоголосьем литургий, священников явленьем –
само величье строгий ритм диктует их движеньям,
их жесты свыше им даны, их облаченье свято,
лампад сияньем, жаром свеч убранство их объято, –
и в этот час объят мой дух величьем нашей Византии,
культурой моего народа, великого когда-то.

КРАЙНЕ РЕДКО

Я знаю старика. Он изможден и сгорблен,
утратами пронзен и жизнью изувечен,
проходит неспеша коротким переулком.
Однако, в дом войдя, чтоб тягостную старость
укрыть в своем углу, – он трудится в тиши
над тем, что у него от юности осталось.

И молодежь теперь в его стихи вчиталась.
Его виденья дивные живут
в горящем взоре юных поколений.
И чувственный, здоровый, свежий мозг
и плоть упругую, со стройными чертами,
волнует мир его прекрасных откровений.

ЯННИС РИЦОС
Выдающийся греческий поэт.
(1909 – 1990)

ЗОЛОТОЕ РУНО

Зачем добивались мы золотого руна? Еще одно
       испытание, возможно самое страшное;
Симплегады, убийства; в Мизии отставший Геракл,
и его ослепительный мальчик – Гилас, потонувший в источнике;
кормовое весло сломалось, и другого не будет, и не будет отдыха.
       Колхида, Эет, Медея. Медный бык.
Приворотное зелье и бесполезность борьбы. И Апсирт – по кусочкам
его подбирает отец из моря.
       И это руно –
уже достигнута цель, и свежайший страх: как бы
       смертные или боги у тебя не украли твою добычу;
если держишь руно в руке, его золотая шерсть освещает ночи твои,
если держишь руно на плече, его золотая шерсть
                                           освещает тебя целиком,
ты – мишень и для тех и для этих: никакой возможности
                                                                спрятаться в тень,
чтоб остаться в своем ничтожном углу, обнажиться,
                                               и быть, и существовать.
Но чем была бы наша бедная жизнь без этой золотой
                                                 (как мы говорим) пытки?

ОБРАЗЦЫ

Чтобы мы никогда не забыли, сказал он, золотые уроки, те уроки
искусства греков. Небесное всегда вплотную с повседневным.
Наряду с человеком, животным и вещью – браслет
на запястье богини нагой; цветок, ниоткуда
упавший на землю. Вспомните, что за прекрасные зрелища
на наших глиняных вазах: боги с птицами и животными,
здесь и лира, и молоток, яблоко, ящик, клещи;
ах, и эти стихи, где бог, счастливо свой труд окончив,
мехи их огня достает, собирает по одному инструменты
в серебряный свой сундук; потом вытирает губкой
лицо, мускулистую шею, руки, свою волосатую грудь.
Такой аккуратный, чистый, он выходит вечером, опираясь
на плечи юношей, целиком золотых; плоды его творчества –
они обладают и силой, и мыслью, и речью; выходит на улицу
самый величественный, хромой бог, бог, живущий своим трудом.

ОРФЕЮ

Этим летом под созвездием Лиры мы сидели
       в задумчивости.
Что с того, что Аида и Персефоу ты околдовал
       своей песней,
и вернули тебе Эвридику? Ты сам разуверился в силе
       своей
и обернулся, чтобы убедиться, и в царстве теней она
       опять потерялась
под серебристыми тополями. И, сгорбленный от
       неисполнимого, ты возгласил на лире
одиночество как свою последнюю истину. Этого тебе
       никогда не простили
ни боги, ни люди. Тело твое растерзали Менады
       на берегах
бездонного Эвра. Только лира твоя и твоя голова
по воле течения суши достигли.
       Так в чем оправдание песни твоей?
Разве минутный (и мнимый) союз мрака и света?
Или разве что Музы повесили бедную лиру твою
                                                            среди звёзд?

Под этим созвездием нынешним летом мы сидели
                                                           в задумчивости.

ОДИССЕАС ЭЛИТИС
Выдающийся греческий поэт.
Пикассо и Матисс иллюстрировали книги Элитиса.
(1911 – 1996)

ГРАНАТОВОЕ СУМАСШЕДШЕЕ ДЕРЕВЦЕ

Не в этих ли белых дворах, где южный ветер пылит
И в каменных арках скулит – скажите, не здесь ли
                          гранатовое сумасшедшее деревце,
Которое так на свету трепещет и рассыпает свой смех плодоносный…
С капризами ветра и лепетом ветра, – скажите, не здесь ли
                          гранатовое сумасшедшее деревце,
Которое искры зари рассыпает над свежей листвой,
Разжигая вселенские краски с ликующей дрожью?

Не на равнинах ли этих, где просыпаются девочек голые стайки
И золотистыми пальцами клевер срывают малиновый, –
Не здесь ли оно, блуждающее в пространстве младенческих
                                           снов, – скажите, не здесь ли
                          гранатовое сумасшедшее деревце,
Которое беззаботно бросает свой свет в их сырые корзины,
Рассыпает журчанье их детских имен, – скажите, –
Не здесь ли гранатовое сумасшедшее деревце,
                          которое борется с пасмурной бездной мира?
В сердце дня, который от бешеной ревности распускает семь
                                                                              видов крыльев,
Заграждая вечное солнце тысячью толстых призм,
Ослепительных, жгучих призм, – скажите, не здесь ли
                          гранатовое сумасшедшее деревце,
Ухватившее гриву, сто раз подстегнутую на диком лету,
И не хнычущее, не унывающее, – скажите, не здесь ли
                          гранатовое сумасшедшее деревце,
Которое криком гранатовым возвещает восход надежды?
Скажите, не здесь ли гранатовое сумасшедшее деревце,
                          которое вдаль посылает приветы,
Помахивая платочками листьев из свежего пламени,
Мope, способное миру родить тысячу два корабля,
Волны, способные совершить тысячу две попытки,
Чтобы льнуть к берегам, неведомо пахнущим, – скажите,
                                                                            не здесь ли
                          гранатовое сумасшедшее деревце,
Которое снасти трещать заставляет в прозрачном утреннем воздухе?
Высоко, с голубою гроздью, загорающейся для праздника,
С гроздью, полной опасности, гордости, – скажите, не здесь ли
                          гранатовое сумасшедшее деревце,
Которое светом своим в ненастье пронзает злого, черного духа,
И шафранный воротник молодого дня простирает из края в край,
Воротник, обильно расшитый песнями, – скажите, не здесь ли
                          гранатовое сумасшедшее деревце,
Которое так торопливо расстегивает золотые шелка ароматного дня?

В нижней юбке первоапрелья и в цикадах зрелого августа, –
Скажите мне, та, что злится, резвится и сводит с ума,
Стряхивая с угрозы черные брызги гнева,
И запуская за пазуху солнцу всех поющих, пьянящих птиц, –
Скажите мне, та, что перья на вещей груди раздвигает,
На вещей груди сновидений наших глубоких, – не она ли
                          гранатовое сумасшедшее деревце?

Перевод – Юнна Мориц

Культурные связи, мосты и влияния – общее место в речёвках, докладах, предисловиях, послесловиях деятелей "общественных мероприятий", постоянно меняющих взгляды в зависимости от – целей и средств политики всех властей. Но в человеческой бытности, в человеческом личном опыте – культурные связи исторически кровопролитны, битвенны, бритвенны и молитвенны, мосты сжигаются и опять воздвигаются, а влияния ходят крамольно сквозь толстые стены, как ходят школьники в "Гарри Поттере", в книге, автор которой лично и в самом бедственном положении проходит сквозь всё.

30.05.16.

Юнна Мориц на Фейсбуке