БАНКЕТ ЗАПРЕТОВ

Однажды, лет сорок тому назад, звякнула мне в телефон незнакомка: "Я из Парижа, проездом, через два часа должна быть на аэродроме, нам с Вами надо встретиться срочно!" "Срочно я не могу, у меня болеет ребёнок, маленький, очень высокая температура!" "Ничего, мы с Вами встретимся срочно, такси уже у подъезда, мне сказали, что Вы здесь самый порядочный человек, от нашей встречи зависит жизнь многих людей!"

И она повесила трубку, даже не спросив мой адрес, но приехала через полчаса, откуда-то мой адрес у неё был, – и в двери вошла рыжая, кудрявая, молодая, очень беременная тётка, беременность её выглядела огромной. Она деловито оглядела комнату, потрогала узкий диванчик, проверяя его на прочность, и вывалила на этот диванчик свою беременность, которая была большой дорожной сумкой, набитой вещами и книгами. Оказалось, что летит она из Парижа в туристической группе и должна была передать эту кладь "инакомыслящим", но пока она летела, их арестовали, поэтому я должна передать эту сумку "инакомыслящим", которых ещё не арестовали, – и она оставила мне номер их "инакомыслящего" телефона.

В сумке были детские вещи, одежда, фломастеры, книги Берберовой и других замечательных писателей, которые жили за рубежом и которых тогда у нас не издавали. Ночью, работая, включила я западную радиостанцию и узнала, что арестованы те, кому я должна передать эту парижскую кладь. Но для "самого порядочного" человека нет ничего невозможного. Написала я письмецо моему тогдашнему другу, очень весёлому писателю-памфлетисту, очень сильно "инакомыслящему", у которого был отключён телефон. Зачем отключать телефон, если его надо прослушивать? Все знали, что этот писатель уезжает за границу. Интересно, как его прослушивали без телефона?.. Нет более интересной страны, чем наша, я всегда это знала и знаю, а знание – сила, в отличие от силы, которая далека от знания.

Моё письмо отнесли памфлетисту, и он ответил, что мне позвонят и придут за кладью. Позвонил и пришёл высокий, крепкий, молодой человек с бородой и тележкой на колёсиках. Он очень деловито переворошил сумку с вещами, выкинул оттуда книги и сказал: "Этого нам не надо, для нас это опасно". Я очень обрадовалась, что прекрасные книги остаются у меня на какое-то время, и потом прочли эти книги все мои друзья – врачи, инженеры, педагоги, дети, учёные, химики, физики, математики, – человек 500, учитывая, что каждый из них давал эти книги своим друзьям. Было ли мне страшно? Ничуть! Я никогда не занималась "инакомыслием" за деньги, никогда не сокращала дистанцию с этой средой, зная, что там – рассадник стукачей, доносчиков и провокаторов.

Прошло много лет после того, как мне оставили те "опасные" книги. Однажды у ворот одного из литературных музеев встречается мне человек, которому они принадлежат. Иду ему навстречу, а он от меня за деревьями прячется. А я иду к нему туда, за деревья, и он говорит: "Да, не совсем это красиво, но книги эти мне не нужны, лучше бы они тогда деньги прислали". Время стояло совсем безопасное, банкет запретов кончился, и многие "инакомыслящие" взяли власть в разных местах и за разные места, в основном эти места разные были заразные!.. Одни – в советники пошли, другие – в политтехнологи, третьи – в перепиську истории, литературы, науки, запад им аплодировал, они аплодировали западу во время бомбёжек Сербии. Всё их "инакомыслие", вся их "правозащитность" превратились в восхищение западом и в отвращение к России, в издевательское презрение к людям России.

А моё "инакомыслие", поэма в защиту Сербии от варварских бомбёжек, которые уничтожили Международное право, привели этих борцов за свободу слова в жуткое бешенство, и устроили они свой банкет запретов, банкет своих запретов на мою свободу слова, на свободу моего слова. Обожаю уточнения!

И теперь этот банкет запретов заказывает сам себе интервью: "А что вы думаете о стихах Юнны Мориц, которые она пишет в последние годы? Вам не кажется, что это – деменция, альцгеймер, маразм и что надо ей намылить верёвку и дать пистолет, чтобы она повесилась и застрелилась? Ведь абсолютно всё, что она пишет – ужасно, её покинул ум и талант, просто кошмар!" И со всех сторон упитанный, благополучный, обласканный государством "памфлетист" с прежде отключённым телефоном и друзьями, которые боялись книг и прятались за деревьями, бормочет нечто жульническое о том, что поэт не должен быть на стороне государства, своего, разумеется!.. А вот быть на стороне чужого государства – это талантливо и умнО!

Такое коммерчески очень выгодное "инакомыслие", с прибылью со всех сторон, а также с воплями "Не надо вмешиваться в политику!" В их политику вмешиваться не надо! Надо не вмешиваться в их политику! Обожаю рефрены, повторы, уточнения. Сейчас банкет их запретов. Самоё время сонетов.

СОНЕТЫ

I

Изобразив презрения гримасу,
Он призывает нас в политику не лезть,
Поскольку влез в неё, как в собственную кассу,
Творя памфлетов политическую жесть.

Но стала жесть подобна мягкому матрасу
И превратилась в политическую лесть,
Когда насилия критическую массу
Мы видим всюду, где заказчик лести есть!..

Войска заказчика работают кроваво,
Бомбить и грабить – хоть кого! – имеют право.
Не лезть в политику советует знаток,

Который влез в неё, как в собственную прибыль!..
Живя в России, предрекает нам погибель
Хихикающей подлости поток.

II

Хихикающей подлости поток,
Он сорок лет назад смешил до колик
В стране, где бред запретов был жесток,
И тайно Библию из Польши вёз католик.

Во-всю стучал запретов молоток,
И был запрет на сочиненья в столик:
Оттуда пил запретности глоток
Читатель – как свободы алкоголик!

Однако юмор политических памфлетов
Питается банкетами запретов,
Банкет запретов – для памфлетов райский сад.

Когда банкет запретов прекращается,
Запретный смех в гримасу превращается,
Россию требуя отправить прямо в ад!

III

Россию требуя отправить прямо в ад,
Он ждёт, когда заказчики памфлетов,
Белград перебомбившие, Багдад,
Задушат нас удавками запретов.

Он ждёт, когда погибельный распад
Случится!.. Он число своих портретов
С презрительной усмешкой будет рад
Увидеть в комитетах всех секретов!

А нам советует в политику не лезть,
Поскольку влез в неё, как в собственную кассу,
Дерьмо заказчика сумев лопатой есть,

Но обожрался!.. Для него плохая весть –
Дерьмо заказчика не лезет в рот Донбассу,
Хотя элита жрёт дерьма такого – массу!

IV

Хотя элита жрёт дерьма такого – массу!
Дерьмом заказчика полна её чудесность, –
Не к ней заказчик рвётся, а к Донбассу,
Известность чья и местность – не одессность!

Донбасс гораздо ближе к экстра-классу,
Не свойственна Донбассу бессловесность,
И никогда он не подобен прибамбасу, –
В Донбассе есть крутая полновесность!

К нему заказчики, слепые и глухие,
Хотят прорваться на волне стихии,
Но у Донбасса нет стихии никакой:

Стихия – там, где жгут живьём, где порт морской…
А если рифмы эти вам – плохие,
Так ведь пишу не рифмы, а стихи я.