ГЕНДЕРНЫЙ ПОДХОД К АНАЛИЗУ ТРУДА И ЗАНЯТОСТИ

З. А. Хоткина,

кандидат экономических наук, Институт социально-экономических проблем народонаселения

План лекции

Введение

1. Гендерная асимметрия сокращения занятости и проблемы гендерной дискриминации в сфере труда.

2. Гендерные парадоксы российской статистики безработицы. Незанятость вынужденная и добровольная.

3. Российские домохозяйки: мифы и реальность.

4. Особенности гендерной сегрегации в сфере неформальной занятости.

5. Политика государства в отношении занятости. КЗоТ РФ. Какова альтернатива?

Введение

Генденрный подход к изучению труда и занятости становится неотъемлемой частью экономического анализа по мере того, как теория и практика учета социальных процессов получают возрастающее место в экономических расчетах. Во всемирном обзоре роли женщин в развитии за 1999 г. дано следующее определение этого понятия: «Гендерный подход предполагает учет и оценку возникающих для мужчин и женщин последствий всех планируемых мер, включая законодательство, политику и программы в каждой области и на всех уровнях». При этом подчеркивается, что достижение целей «равенства между мужчинами и женщинами требует пересмотра их роли и реорганизации основных институтов общества - рынка труда, правительства и семьи» (1, с. 10). Документ о необходимости учета гендерного подхода, принятый в 1997 г. Экономическим и Социальным Советом ООН, рассматривается в качестве руководства для всех учреждений ООН. Но более важным является то, что для обеспечения равенства женщин и мужчин предлагается активная преобразующая стратегия по «ре-конструированию» основных институтов общества, а не адаптация женщин и мужчин к ним. По сути дела здесь мы видим как основополагающие идеи гендерной науки о необходимости переструктурирования социальной реальности находят свое продолжение и воплощение в международных документах ООН.

Из числа наиболее важных принципов, на которых основывается генденрный подход к анализу проблем труда и занятости, следует назвать, прежде всего, отрицание биодетерминизма как основы разделения социальных и профессиональных ролей мужчин и женщин и признание взаимосвязи и взаимообусловленности функционирования рыночной (оплачиваемой) и нерыночной (неоплачиваемой) работы женщин и мужчин.

В настоящей лекции мы не будем ограничивать круг рассматриваемых проблем традиционными рамками занятости мужчин и женщин в сфере оплачиваемого труда, а попытаемся взглянуть на актуальные для России проблемы в последней декаде ХХ в. в более широком социальном контексте. Несмотря на условный характер структуры лекции, она позволяет последовательно рассмотреть проблемы занятости, разрабатываемые в рамках гендерного подхода. Включение в лекцию сюжетов о домохозяйках и неформально занятых - это отражение реальных социальных траекторий, по которым в последнем десятилетии ХХ в. прошли многие российские женщины: занятость => безработица => неформальная занятость. Такая траектория социальной мобильности знакома 7,8 млн. женщин (каждой пятой из ранее занятых), которые в течение 90-х гг. потеряли официальную оплачиваемую работу; ее «проходили» многие из 4,1 млн. безработных женщин и 5,4 млн. домохозяек (большинство из которых остаются дома вынужденно). Для значительного числа работников в настоящее время «конечным пунктом трудовой карьеры» является занятость в сфере неформальной (теневой) экономики, где по оценкам специалистов занято от 9 до 12 млн. человек, а наиболее массовые занятия, такие как торговля и надомный труд, - в значительной мере феминизированы.

1. Гендерная асимметрия сокращения занятости и проблемы гендерной дискриминации в сфере труда

Занятость населения в период трансформаций и экономического кризиса всегда сопряжена со многими социальными и экономическими проблемами. Наиболее острыми для современного российского рынка труда являются следующие: нестабильность занятости и угроза безработицы, низкий уровень и задержки заработной платы, неудовлетворительные условия и охрана труда, несоблюдение трудового законодательства в сфере труда. И особенно нарушение трудовых прав работников при приеме и увольнении с работы.

Казалось бы, эти проблемы в равной мере касаются мужчин и женщин. Однако с точки зрения гендерного подхода дискриминация по признаку пола является важнейшей проблемой в сфере занятости. Она не может рассматриваться «как одна из» рядоположенных проблем в этой сфере, поскольку пронизывает все остальные проблемы труда, многократно усиливая их негативное воздействие на тех, кто ей подвергается. Поэтому дискриминация - одно из ключевых понятий в нашем социально-экономическом анализе гендерного неравенства на российском рынке труда. Сквозь призму этого явления и будут рассмотрены основные тенденции занятости.

Приведем определение понятия дискриминации в сфере занятости по признаку пола: «о дискриминации на рынке труда говорят тогда, когда к работникам, обладающим одинаковыми характеристиками по признаку производительности, относятся по-разному из-за того, что они относятся к различным демографическим группам» (2, с. 450).

Гендерные проблемы современного российского рынка труда особенно отчетливо видны при сопоставлении с процессами, происходившими в последние десять лет ХХ в. в развитых странах. Например, в анализируемом периоде в Японии занятость женщин увеличилась на 11%, в США и Франции - на 15%, в Австрии - на 48%, а в Нидерландах - на 64%. У нас за тот же период численность занятых женщин снизилась на 20% (расчет автора по 5, с. 12; 6, с. 34). То есть, в то время, когда в западноевропейских странах занятость женщин росла, в России она - падала. Сокращение занятости женщин произошло и в других странах постсоветского пространства, а также в Болгарии и Венгрии. Как отмечалось в сводном докладе о человеческом развитии Программы развития ООН (ПРООН) за 1999 г. «Один из самых больших шагов назад в переходный период - значительное усиление гендерного неравенства в политической, экономической и социальной сферах. Парадоксально, но возникновение более демократического общества привело не к росту участия женщин в общественной жизни, а к их вытеснению» (3, с. 67).

Переход к рынку в России ознаменовался существенным сокращением общей численности занятого населения. (Для справки следует отметить, что сокращение численности занятых не было связано с демографическими процессами, поскольку абсолютная численность мужчин и женщин в трудоспособном возрасте в этот период не сокращалось, а даже немного (на 2 %) увеличилось(4, с. 30). Причины сокращения занятости общеизвестны и связаны, прежде всего, с рыночными преобразованиями, кризисным состоянием экономики и производства. Остановимся на гендерной составляющей данного процесса.

В 1990-1998 гг. общая численность занятых уменьшилась на 11,7 млн. человек. При этом численность занятых мужчин сократилась на 3,8 млн., а женщин - на 7,8 млн., то есть, образовалась двукратная разница. В результате процессов, происходивших в сфере занятости в 90-х гг., число рабочих мест в официальном секторе экономики для мужчин сократилась примерно на 10,3%, а для женщин - на 20,6%. За этот же период доля женщин в общем числе занятых упала с 50,6 до 47,6 %.

Ликвидация почти 8 миллионов женских рабочих мест в сфере легальной экономики отрицательно сказалась не только на их статусе в обществе, но, деформировала рынок труда и трудовое поведение его агентов: работодателей, работников, безработных. Дискриминация в сфере труда из скрытой превратилась в явную.

Этот вывод был подтвержден нашим исследованием, проведенным в 1993-1994 гг. в Ивановской и Владимирской областях в период наиболее интенсивного высвобождения кадров из промышленности. Анализ заводских списков на высвобождение кадров показал, что вне зависимости от ведомственной подчиненности предприятий в списках были представлены практически только женщины. Их увольняли первыми не только из «женских» отраслей, таких как легкая промышленность и приборостроение, но также и с машиностроительных заводов, где женщины составляли менее половины работающих. Такое массовое первоочередное увольнение женщин, безусловно, являлось дискриминационным.

К этому же периоду относится широкое распространение другого вида дискриминации в сфере занятости, которую в экономике принято называть «дискриминацией на уровне предпочтений», когда работодатели принимали на работу преимущественно мужчин. Примеры объявлений, когда на работу приглашаются только мужчины, нередки и сейчас, но до середины 90-х гг. таких объявлений было намного больше.

После 1995 г. произошло снижение темпов сокращения женской занятости, однако видимость стабилизации уровня занятости женщин, связана не столько с уменьшением дискриминации или упрочением их позиции в сфере труда, сколько с отраслевыми структурными сдвигами. Суть изменений отраслевой структуры, произошедших в середине 90-х гг., состояла в том, что ведущую роль по числу занятых стали играть не отрасли индустриального и аграрного производства (где среди занятых обычно превалировали мужчины), а отрасли инфраструктуры и сферы услуг, где преимущественно были заняты женщины.

Для выявления гендерных особенностей изменений в отраслевой структуре занятости, проанализируем их с двух сторон, выделив условно количественный и качественный аспекты. Первое, что обращает на себя внимание при количественном подходе к анализу межотраслевых изменений численности занятых, это то, что на фоне общей для всей экономики тенденции к снижению численности работающих (как было показано в табл.1), характер кадровых процессов в отдельных отраслях был неоднороден. Наряду с отраслями, где численность занятых в период 19901998 гг. падала, были отрасли, где численность занятых возрастала. Также можно назвать отрасли, где рост или снижение занятости коснулись работников только одного пола. Это позволяет разделить все отрасли экономики, по которым Госкомстат РФ дает сопоставимые данные, на четыре группы в зависимости от основных тенденций изменения численности занятых мужчин и женщин: (1) отрасли, где численность и мужчин и женщин сокращалась; (2) отрасли, в которых численность занятых обоего пола росла; (3) отрасли, где численность занятых мужчин росла, а женщин - падала; (4) отрасли, где происходило сокращение численности мужчин и рост числа занятых женщин.

Прежде всего, обращают на себя внимание две отрасли - промышленность и торговля, изменения занятости в которых имели не только самый массовый, но и разнонаправленный характер. В исследуемом периоде промышленность была отраслью, в которой занятость сокращалась в наиболее крупных масштабах (число женских рабочих мест уменьшилось на 5,5 млн., а мужских - на 3,2 млн.), а торговля - отраслью, где наблюдался наиболее многочисленный прирост занятости мужчин и женщин (увеличение на 2,3 и 1,0 млн. человек соответственно). При этом, как снижение численности в промышленности, так и прирост занятости в торговле, были гендерно асимметричными и складывались явно не в пользу занятости женщин. Для гендерного анализа труда эти отрасли интересны еще и тем, что в 1990 г. промышленность была отраслью, где было сосредоточено наибольшее количество рабочих мест: там трудилось 28,6 % от общего числа работающих женщин и каждый третий из числа занятых мужчин. В 1998 г. на первое место по концентрации женского труда вышла торговля - 18,8% женских рабочих мест. Каждый десятый мужчина (10,7%) теперь также работает в сфере торговли (в 1990г. их там было только 3,2%).

Теперь обратимся к гендерному анализу тенденций занятости в выделенных нами группах отраслей. Отрасли, попавшие в первую группу с сокращающейся численностью занятых, - очень разные. Это промышленность и строительство, транспорт, относящийся к группе инфраструктурных отраслей, наука и научное обслуживание, считающиеся отраслью сферы услуг, а также группа отраслей, которые в статистике обозначены как «другие отрасли», куда входят геологоразведка, информационное обслуживание и др. Такое разнообразие говорит о том, что кризисные процессы затронули разные сферы российской экономики. Как видно из табл. 2, гендерный аспект изменений в отраслях со снижающейся занятостью выразился прежде всего в том, что сокращение занятости женщин было более интенсивным, чем мужчин во всех отраслях кроме транспорта, где численность работников мужчин уменьшилась на 30,6%, а женщин - на 25,4%.

Сокращение численности персонала преимущественно за счет женщин остро отразилось на работающих в промышленности и в науке, где значительная доля женщин была занята квалифицированным и/или интеллектуальным трудом. Первая волна сокращений и безработицы в основном ударила по дипломированным женщинам специалистам и служащим, что серьезно подорвало квалификационный и образовательный потенциал женской рабочей силы в целом, ухудшило ее качество.

Вторая группа отраслей с возрастающей занятостью более однородна по составу. В нее вошли только отрасли, относящиеся к третичному сектору экономики - производство услуг. Традиционно это были отрасли преимущественно женской занятости, но, как видно из табл. 2, в две эти отрасли в анализируемом периоде был колоссальный приток мужских кадров, который по интенсивности превышал рост женской занятости в торговле в 2,3 раза, а в управлении в 3,5 раза. И хотя в здравоохранении увеличение численности занятых женщин на превышало прирост численности мужчин, следует учесть, так сказать, исходные позиции. Прибавка 114 тысяч человек к уже работавшим в здравоохранении трем с половиной миллионам женщин не имела принципиального значения, тогда как увеличение численности мужчин с 741 до 842 тысяч человек оказалось значимым фактом и это отразилось на пропорциях занятости по полу в отрасли, в результате чего доля женщин среди занятых снизилась с 82,5 до 81,1 процентов. Однако нельзя считать, что мужчины «вытеснили» женщин из этих отраслей. Все женские рабочие места сохранились, но в конкурентной борьбе за вновь создаваемые рабочие места женщины явно проигрывали. А потому вывод о гендерных особенностях кадровых процессов в отраслях второй группы может быть следующим: в бурно развивающихся отраслях сферы услуг темпы роста численности мужчин были значительно выше, чем рост численности женских кадров.

Кадровые процессы, имевшие место в третьей группе отраслей, могут быть охарактеризованы как рост численности мужчин на фоне сокращения женской занятости. Правда, в некоторых отраслях (сельское хозяйство и культура) «вытеснение» женщин-работниц было масштабнее приема мужских кадров, и в результате общая численность занятых в этих отраслях сократилась на 5-10 процентов. Сразу оговоримся, что слова «вытеснение» и «замещение» взяты в кавычки не случайно. Вряд ли можно утверждать, что в отраслях этой группы происходило прямое увольнение женщин и на их место принимали мужчин. Вероятно, этот процесс имел более сложный характер и женщин увольняли с одних рабочих мест, а для мужчин, в большинстве случаев, создавались рабочие места несколько иного рода. Однако при гендерном подходе к анализу важен сам результат динамики отраслевых пропорций занятости по полу - сокращение рабочих мест для женщин и рост мужских рабочих мест в этих отраслях. В такой отрасли как связь процесс «замещения» женских кадров происходил особенно интенсивно. Более половины рабочих мест, которые ранее занимали женщины, оказались занятыми мужчинами.

Наиболее явно процесс гендерного «вытеснения/замещения» проявился в жилищно-коммунальном хозяйстве. Здесь численность вновь принятых мужчин почти втрое (!) превысила число уволенных из отрасли женщин.

Несмотря на скромные масштабы изменений, происходивших в четвертой группе отраслей, она несомненно представляет интерес для гендерного анализа занятости. В контексте общей для российской экономики тенденции опережающего сокращения занятости женщин, появление отраслей, где произошел рост численности женщин на фоне сокращения мужской занятости, весьма любопытен. Что это - случайность или появление новой тенденции в сфере труда? Пока судить трудно, поскольку уж очень малы масштабы роста численности женщин в этих отраслях и сами отрасли, попавшие в данную группу, очень разные. Лесное хозяйство - самая малочисленная отрасль с самым маскулинизированным составом занятых, а образование - напротив, одна из самых больших и самых феминизированных отраслей экономики. За восемь лет из лесного хозяйства ушли 5 тысяч работников-мужчин, а прирост численности женщин составил 6 тысяч человек. Сокращение мужского персонала в образовании было весьма многочисленным - 148 тысяч человек, а прирост женщин скромным - всего 1 тысяча человек. Можно предположить, что в значительной мере это произошло из-за того, что из школьных программ убрали такую дисциплину, как «военная подготовка», преподавателями которой были мужчины. И все же, забегая немного вперед, можно отметить, что есть одна особенность, которая объединяет эти две столь разные отрасли. В этих отраслях самый низкий уровень средней заработной платы, который в анализируемом периоде имел тенденцию к еще большему снижению по сравнению с общероссийскими мерками (для справки: ниже уровень заработной только в сельском хозяйстве, но там, как известно, есть своя специфика, в частности, наличие огородов и скота). И хотя для прояснения феномена изменений в этих отраслях нужны специальные исследования, по-моему, именно состоянием оплаты труда может быть объяснен опережающий рост занятости женщин: мужчины ушли из-за низкой зарплаты, а женщины, имея ограниченные возможности трудоустройства, пришли на низкооплачиваемые рабочие места в этих отраслях.

Подводя итог количественного анализа гендерных особенностей отраслевых изменений занятости в период с 1990 по 1998 гг., можно сделать следующее заключение: при сокращении числа занятых в ряде отраслей темпы снижения женской занятости были опережающими (промышленность, наука), а там где занятость росла, темпы роста их занятости были отстающими (торговля, финансы, управление). Применительно к таким отраслям как ЖКХ, связь, сельское хозяйство и культура можно говорить о «вытеснении» женщин, поскольку сокращение женской занятости происходило на фоне роста мужской занятости в этих отраслях. О росте занятости женщин на фоне сокращения мужской занятости в лесном хозяйстве и образовании пока можно говорить только как о едва наметившейся тенденции из-за скромности ее масштабов.

Для гендерного анализа качественных сдвигов в отраслевой структуре использованы те же исходные данные (табл. 2), но отрасли сгруппированы иначе, а именно, разделены на три группы по критерию занятости по полу. К числу «женских» или «мужских» были отнесены те отрасли, где доля работников соответствующего пола среди занятых превышала две трети. Третью группу составили «смешанные» отрасли, где численность занятых каждого пола находилась в пределе 35-65%.

В соответствии с такой группировкой, в 1990 г. 7 из 14 отраслей российской экономики могли быть названы «женскими»: финансы - 90,0%, здравоохранение - 82,5%, образование - 78,5%, торговля - 79,5%, связь - 71,0%, культура - 70,6% и управление - 66,5% (здесь из анализа исключена позиция «другие отрасли»). «Мужскими» могли считаться только 3 отрасли - лесная, транспорт и строительство, где доля мужчин среди занятых составляла 81,9%, 75,0% и 73,5% соответственно. Относительно сбалансированными по полу занятых или «смешанными» в 1990 г. были 4 отрасли: промышленность, где доля женщин среди занятых составляла 47,8%, сельское хозяйство (39,0%), наука (52,5%) и ЖКХ (51,5%).

Гендерный анализ показывает, что итогом качественных сдвигов в отраслевой структуре в период 1990-1998 гг. было сокращение доли женщин среди занятых в 11 из 14 анализируемых отраслей, а именно - во всех «женских» отраслях (кроме образования), во всех «смешанных» отраслях и в одной из трех «мужских» отраслей (в строительстве). В том числе наблюдалось значительное (на 10-20 процентных пунктов) снижение доли женщин среди занятых в управлении, финансах, в связи и в торговле. Одновременно в самых маскулинизированных в 1990 г. отраслях, таких как лесное хозяйство и транспорт доля женщин среди занятых чуть-чуть возросла (на 2,4 и 1,2 процентных пунктов соответственно). Также произошло увеличение на 2 процентных пункта доли женщин среди занятых в сфере образования, но эта тенденция феминизации и без того высокофеминизированной отрасли может быть оценена как негативное явление концентрации женщин в бюджетной отрасли с низкой оплатой труда.

В результате межотраслевых сдвигов в занятости к 1998 г. число «женских» отраслей сократилось с 7 до 4, а число «мужских» отраслей пополнилось сельским хозяйством. Число отраслей, где занятость по полу теперь может считаться относительно равномерной, увеличилось с 4 до 6.

Можно ли назвать отмеченные отраслевые структурные сдвиги прогрессивными? Вероятно, да. Если в начале 90-х гг. российскую структуру занятости можно было охарактеризовать как «индустриальную», теперь она более соответствует понятию занятости «постиндустриального» общества, где отрасли рыночной инфраструктуры и сферы услуг развиваются опережающими темпами. «Равновесие» индустриально-аграрного и обслуживающего секторов экономики было достигнуто к 1995 г., а к 1998 г. в третичном секторе занятости уже сконцентрировалось более половины занятого населения - 55,8%, по сравнению с 45,5% в 1990 г. Ускоренное развитие отраслей инфраструктуры и сферы услуг, где женщины по численности традиционно занимали лидирующее положение, способствовало некоторой стабилизации их позиций на российском рынке труда. Хотя, как было показано выше, в конкурентной борьбе за новые дефицитные рабочие места женщины чаще всего проигрывали. Таким образом, социальная «цена» подобных преобразований отраслевой структуры занятости имела явный гендерный аспект. О сохранении дискриминационного характера найма и увольнений в период 1995-1998 гг. свидетельствует то, что в связи со структурными сдвигами, шансы потерять работу у женщин оставались высокими, а занять новые рабочие места - низкими, то есть, по-прежнему, их увольняли первыми и принимали - последними.

Вопрос о дискриминации женщин в оплате труда - один из наиболее острых. В целом по стране (в соответствии с официальной статистикой Госкомстата РФ) в 1998 г. средняя заработная плата женщин составляла 70% от заработной платы мужчин (4, с. 315). Разница в оплате труда в пользу мужчин имела место во всех отраслях и колебалась от 68,9% в промышленности (самое значительное расхождение) до 83 и 83,6 % в образовании и управлении соответственно. Исключение составляла лишь одна отрасль - лесное хозяйство, где средняя заработная плата женщин на 1% превышала аналогичный показатель для мужчин. Однако данные официальной статистики Госкомстата в значительной мере расходятся с данными репрезентативных исследований, проводимых ВЦИОМ, в соответствии с которыми средняя заработная плата женщин составляет не более 50-55% от уровня заработной платы мужчин. Природа расхождения данных этих двух ведомств может быть связана с тем, что Госкомстат, получая сведения о фонде зарплаты от предприятий, затем производит расчет средних показателей (т.е. данные о зарплате являются расчетной величиной), а ВЦИОМ имеет дело с «реальными» данными, полученными от респондентов в ходе мониторинга (массовых социологических опросов). Кроме того, Госкомстат не охватывает малые предприятия, а ВЦИОМ их включает в выборку.

В качестве основных факторов, влияющих на неравенство в оплате труда в экономической теории принято считать возраст, образование, профессию, время и опыт работы. Но, как показывают расчеты зарубежных специалистов (данные российской статистики, к сожалению, неполны и не позволяют произвести подобные расчеты), даже после устранения (методом нормирования) различий во всех этих показателях, разница в оплате труда в пользу мужчин остается. В связи с этим «необъяснимые» различия возникают вследствие дискриминирующего поведения работодателей, которые могут платить женщинам меньше, чем мужчинам, обладающим теми же характеристиками с точки зрения производительности» (2, с. 450). Такой вид дискриминации на рынке труда получил название текущей дискриминацией.

Подтверждением наличия текущей дискриминации на современном российском рынке труда являются различия в оплате труда мужчин и женщин, работающих в одинаковых профессиях. Например, зарплата бортпроводников мужчин составляла 2340 руб., а бортпроводниц - 1916 руб., то есть 82% от уровня средней зарплаты коллег мужчин. Хотя есть и обратные примеры, когда женщины кочегары производственных печей и штукатуры получают зарплату на 4-5% большую, чем мужчины, работающие по этим же специальностям. Но это, как говориться, исключение, которое подтверждает правило, поскольку в целом в промышленности и строительстве заработки женщин на 20-30% ниже мужских.

Сопоставление отраслевых изменений пропорций занятости по полу с тенденциями в уровне заработной платы в этих отраслях позволяет сделать следующий вывод: в исследуемом периоде в отраслях с повышающимся уровнем заработной платы, мужчины активно и успешно конкурировали за рабочие места с женщинами, вследствие чего кадровый состав этих отраслей «маскулинизировался». Там, где зарплата имела тенденцию к понижению, такой конкуренции не было, и женская занятость росла.

Гендерное неравенство в сфере оплачиваемой занятости имеет столь широкое распространение, что в одной лекции невозможно охарактеризовать все эти проблемы. Но в заключение раздела хотелось бы обратить ваше внимание еще на один аспект, связанный с возникновением и развитием частного бизнеса. Среди работодателей и работающих не по найму доля женщин в два-три раза ниже, чем мужчин и составляет 35% и 38% соответственно. Список профессий для женщин в частном секторе очень узок: секретарь-референт, продавец в частном магазине, операционист в банке, уборщица. И хотя оплата труда на вспомогательных должностях в частном бизнесе выше, чем в государственном секторе экономики, эти виды деятельности часто связаны с новыми формами дискриминации и эксплуатации женщин, против которых пока не выработаны правовые и социально-экономические регуляторы. В целом же, можно констатировать, что бурно развивавшийся в 90-е гг. частный бизнес в значительной мере стал маскулинизированной сферой занятости, что ограничивает равенство возможностей для женщин в этом секторе экономики (5, с. 235).

2. Гендерные парадоксы российской статистики безработицы. Незанятость вынужденная и добровольная

Неработающее население в экономике труда принято разделять как минимум на две большие группы - на безработных и незанятых. По определению Международной организации труда (МОТ), безработные - это «граждане, которые хотят работать, ищут работу и готовы к ней приступить». Безработные вместе с занятыми составляют часть населения, которая обеспечивает в рассматриваемый период предложение рабочей силы на рынке труда, поэтому и те и другие относятся к категории экономически активного населения. Лица, которые в данный отрезок времени не считаются занятыми или безработными, составляют экономически неактивное население. Предполагается, что они не претендуют на рабочие места. Для гендерного анализа представляет интерес не только соотношение мужчин и женщин в этих группах населения, но также причины и факторы социальной мобильности, ведущие к подобному соотношению.

В России существует два различных источника информации о состоянии безработицы: (1) данные о безработных, зарегистрированных в органах государственной службы занятости, которые представляются Министерством труда и социального развития РФ; (2) данные, собираемые и рассчитываемые статистическими органами в соответствии со стандартами (МОТ). Тем, кто знаком с российской статистикой безработицы, известно, что хотя данные обоих этих ведомств являются официальными, но в разные годы они количественно различались в 2-4 раза (!). Например, в 1998 г. количество безработных, зафиксированных статистикой по методике МОТ, составило 8,9 млн. человек, а зарегистрированных в органах государственной службы занятости только - 2,1 млн. человек. Из них лишь 1,9 были официально признаны безработными (4, с. 126). Не все безработные, ищущие работу, регистрируются в службе занятости, и не всех, кто хотел бы иметь официальный статус безработного и получать помощь в трудоустройстве и пособие по безработице, там регистрируют. Добровольный отказ от регистрации в службе занятости чаще всего связан с тем, что работники предпочитают самостоятельно, через знакомых или частные агентства по трудоустройству искать новые рабочие места. Так чаще поступают мужчины, которые уверены, что на них есть спрос на рынке труда. Женщины, зная, что работодатели их «не жалуют» и им будет трудно найти работу самостоятельно, охотнее прибегают к помощи работников службы занятости. Поэтому среди зарегистрированных безработных доля женщин всегда была высокой и в 1992-1998 она колебалась от 63 до 72 процентов.

Представленная в табл. 3 статистика безработицы, собранная и рассчитанная в соответствии со стандартами МОТ, имеет иной гендерный характер. Выше было показано, что в 90-е гг. как в целом по стране, так и в отдельных отраслях, среди теряющих работу, большинство составляли женщины. А теперь мы видим, что среди безработных все эти года преобладали мужчины (!). Из этого можно сделать заключение (так в большинстве случаев и делается), что проблема мужской, а не женской безработицы является в России более острой и актуальной. На этом основании все дебаты о женской безработице и дискриминации женщин в сфере занятости в научных изданиях и в прессе были практически прекращены.

Однако из сопоставления статистики занятости и безработицы невольно возникают вопросы: почему мужчины составляют большинство среди безработных, а в результате процессов, происходящих на рынке труда, работу теряют в основном женщины? Кому и зачем нужна такая статистика безработицы, которая не выявляет, а затемняет и запутывает проблемы на российском рынке труда? Эти парадоксы нельзя объяснить, если рассматривать только количественную сторону процессов. Гендерный подход, учитывающий сущность и социальные последствия происходящего, позволяет сделать ряд выводов.

Первый. Между мужской и женской безработицей в России имеются не только количественные, но и важные качественные различия: большинство мужчин безработных достаточно быстро находят новую работу, в то время как основная масса женщин, вытесненных из общественного производства, теряет работу на долгое время. Этот вывод был сделан нами в середине 90-х (6, с. 62), а два года спустя к такому же выводу пришли другие авторы, далекие от гендерных исследований и изучавшие инвестиции в человеческий капитал. Было отмечено, что среди женщин наблюдается «значительный отток в категорию экономически неактивного населения, а относительно высокий уровень безработицы среди мужчин обусловлен высокой вероятностью их перехода из категории занятых в категорию безработных» (7, с. 39), то есть мужская безработица носит временный характер, а женская - означает выход за рамки официального рынка труда.

Второй. Рынок труда формируется не только, и даже не столько предложением рабочей силы, сколько спросом на нее. Как было показано в первом разделе лекции, спрос на рабочую силу женщин в 90-х гг. был пониженным: их «охотно» увольняли, но неохотно брали на новые рабочие места. Правильнее сказать, что спрос, предъявляемый российскими работодателями на женскую рабочую силу, был не столько низким, сколько дискриминационным по своему характеру. Значительная часть женщин, «выдавленных» из состава занятых и не нашедших спроса на рынке труда, вынуждена была перейти в категорию экономически неактивного населения. Следовательно, переход женщин из категории экономически активного населения в число экономически неактивного в большинстве случаев не был добровольным, а явился следствием дискриминации на официальном рынке труда.

3. Российские домохозяйки: мифы и реальность

Вывод о вынужденном характере выхода женщин за рамки рынка труда подтверждается статистикой. По данным обследования населения по проблемам занятости, проведенного Госкомстатом в августе 1999 г., в России насчитывается более 5 миллионов домохозяек (5267 тыс. человек). Из них чуть больше трети (35,1%), оставались дома добровольно, то есть действительно не хотели работать вне дома. Остальные три с половиной миллиона женщин хотя и числились в домохозяйках, но хотели бы работать. Из них более полмиллиона (649 тыс. чел) уже отчаялись найти работу. (3, с. 48). Интересной и поучительной представляется динамика численности добровольных и вынужденных домохозяек. Так, в 1997 г. их общая численность была практически такой же как и в 1999 г. - 5137 тыс. человек, а доля не желавших работать вне дома была даже чуть больше половины - 55,5% (4, с. 12). В 1999 г. соотношение добровольных и вынужденных домохозяек стало 1:3. Что же повлияло на изменение их умонастроения и на отношение к домашнему труду? Нет ли здесь, кроме чисто экономических трудностей (кризис 1998 г.) разочарования, вызванного «примеркой» на себя этой роли, давшей негативный опыт? Вот мнения специалистов: «Число сторонников идеи «естественного предназначения женщин», связанной с реализацией себя только в семейной сфере, постоянно падает: с 54% в 1990 г. до 36% в 1994 г. Во-первых, существуют материальные ограничения - «невозможность прожить на одну зарплату мужа». Во-вторых, сказывается, негативный опыт реализации этой идеи, обретенный теми женщинами, которые потеряли работу» (8, с. 137).

В 1999 г. специалисты Региональной общественной организации «АННА» (Ассоциация - Нет Насилию) провели анализ полутора тысяч анкет, заполненных на основании звонков на телефоны доверия по поводу домашнего насилия. В обследовании отмечалось, что социальный статус женщин, обратившихся за помощью в кризисные центры 40 городов РФ и СНГ, был следующим: 41% - работающие женщины, 28% - домохозяйки (причем, многие женщины отмечали, что хотели бы устроиться на работу, но муж категорически запрещает жене работать), 24% - безработные и 7% - пенсионерки. Как видим, более половины жертв домашнего насилия - это домохозяйки и безработные женщины! (9).

Данные госстатистики о вынужденном характере женской незанятости отчетливо корреспондируются с результатами нашего обследования, проведенного в 1997 г. в городе Рыбинске, где женщины, назвавшие себя в анкетах как домохозяйки, ничем не отличались от безработных (10, с. 126). Таким образом, российские домохозяйки в подавляющем большинстве это те же самые безработные, которым нужна работа. Но по разным соображениям, а иногда просто из отчаяния, они относят себя к категории домохозяек, а не безработных. Каковы эти соображения и как они формируются, догадаться нетрудно. Женщины подвергаются двойному прессингу - экономическому и идеологическому. Под экономическим прессингом мы здесь понимаем дискриминацию, которая выдавливает их из сферы труда, а под идеологическим - общественное мнение и СМИ, насквозь пронизанные патриархатными гендерными стереотипами, которые убеждают, что быть домохозяйкой для женщины даже почетно. Маркировать же себя безработной психологически намного труднее.

Однако «игра в слова» домохозяйка/безработная не такая уж безобидная. Если три с половиной миллиона женщин назвали себя во время официального обследования домохозяйками, что за этим последует? Вероятно, разработка разного рода мер социальной и трудовой политики. При разработке этих мер будут учтены интересы «экономически активного населения», в состав которого входят и занятые и безработные. В социальных программах по развитию рабочих мест и инфраструктуры будут, например, учтены интересы работающих женщин, которым нужны места для детей в детских садах и оздоровительных лагерях, будет в них уделено внимание потребности безработных в рабочих местах, а вот проблемы и нужды «домохозяек» ни в одном из подобного рода документов отражены не будут. Зачем им детсады и рабочие места, если они «сидят» дома?

Попытаемся подытожить проблемы, которые возникают вокруг домашнего труда женщин. В связи с тем, что домашний труд женщин по воспроизводству человека и обслуживанию семьи не оплачивается, он не попадает в национальные счета и не учитывается при расчетах ВНП. Это порождает серьезную экономическую проблему, связанную с недоучетом трудового вклада женщин в общественно-экономическое развитие страны. Затем проблема недоучета роли женщин в трудовой сфере, которая все еще понимается как сфера оплачиваемого труда, порождает проблему социально-экономическую, связанную с восприятием женщин как неполноценных и второстепенных работников на рынке труда. Хотя сегодняшняя риторика в отношении незанятых женщин иная: их всячески восхваляют за то, что они наконец-то обрели свое «истинное предназначение», стали «настоящими женщинами». На деле, а не на словах, это выливается в пренебрежительное отношение, а нередко связано также с домашним насилием против «сидящих на шее иждивенок». Но и на этом проблемы с женщинами, которые, если судить по рекламе, должны быть счастливыми домохозяйками, не имеющими других забот кроме борьбы со ржавчиной и отбеливания мужниных рубашек - не заканчиваются. В связи с невключением нужд и запросов женщин, вынуждено остающихся дома, в программы социальной и трудовой направленности, возникает политическая проблема, когда ограниченные государственные ресурсы направляются на решение проблем лишь неполного круга женщин, а остальные средства перераспределяются в пользу других категорий населения. Как видим, пока 3,5 млн. российских женщин вынуждено «сидят» дома, пробле-мы - экономические, политические и социальные вокруг них растут и множатся как снежный ком.

4. Особенности гендерной сегрегации в сфере неформальной занятости

Две группы объетивных, но противоречивых факторов оказывают наиболее сильное влияние на труд женщин в современном российском обществе - с одной стороны, дискриминация в области занятости выталкивает их за рамки рынка труда, а с другой, падение уровня жизни объективно требует их вклада в семейный бюджет, поскольку подавляющее число семей с детьми не может прожить на одну зарплату. В этих условиях женщины избирают различные стратегии выживания, среди которых для жительниц больших городов наиболее типичными являются дополнительные приработки, а для тех, кто живет в небольших городах - работа на огородах и дачных участках. Однако в последние годы наиболее массовый характер получила стратегия выживания, связанная с работой в неформальном секторе экономики, как единственная возможность реализовать свое право на труд и иметь оплачиваемую занятость.

Гендерный анализ занятости и процессов на рынке труда, предпринятый в первом и втором разделах лекции, был основан преимущественно на данных официальной российской статистики. Но наиболее ярко выраженной спецификой современного российского рынка труда, является преобладание латентных процессов над открытыми. Развивается феномен не только скрытой безработицы, но и скрытой занятости, которая практически не контролируется государством и не учитывается статистикой. В то же время, согласно результатам опросов, лица, учитываемые государственной статистикой как незанятые в экономике (домохозяйки, безработные, учащиеся, пенсионеры), в действительности нередко имеют неформальную работу, приносящую доход. По разным и очень приблизительным оценкам в неформальном секторе в настоящее время занято от 10 до 25 млн. человек (11). В том числе, около 7,5 млн. человек, или 10% экономически активного населения, не имеют другой работы и этот вид деятельности является для них единственным источником доходов, а остальные совмещают работу в формальном и неформальном секторах экономики.

Многообразие форм и видов занятости в неформальной экономике, а также их погруженность в широкий социальный и культурный контекст, не позволяют выработать единых определений и методологических подходов к изучению данного феномена. Для целей исследования гендерных аспектов неформальной экономики наиболее приемлемым представляется официальное определение неформальной деятельности, используемое Международной организацией труда (МОТ): «Профессиональная деятельность как основная, так и вторичная занятость... приносящая доход и осуществляемая на постоянной основе вне легальных, регулируемых, контрактных обязательств» (12, с. 376) В определение МОТ не включены формы деятельности, являющиеся частью криминальной экономики, содержание которых подпадает под уголовно наказуемые. В этом заключается существенное отличие понятия «неформальная экономика», принятого в международной экономической науке, от понятия «теневой экономики», используемого российской статистикой, где криминальные виды деятельности, такие как наркобизнес, контрабанда, хищения, рэкет и т.п. рассматриваются наравне с полулегальной неформальной занятостью «обычных» граждан.

Как показывают наши исследования, именно здесь, хотя и не всегда, но в большинстве случаев, проходит гендерная граница между теми видами и формами неформальной занятости, в которые вовлечены женщины и мужчины. Если для первых - это преимущественно работа по найму на «хозяев», как реализация стратегии выживания, то для вторых это способ извлечения нелегального или полулегального дохода.

В последние пять лет специалисты отмечают устойчивую тенденцию перетока рабочей силы, высвобожденной из официального сектора занятости, в сферу теневой экономики. Особенно это характерно для занятости женщин, которых дискиминация и жесткая конкуренция за рабочие места буквально «выдавила» из офисов и производственных помещений на улицу: в ларьки, на рынки, в подземные переходы, на панель. Можно говорить, что занятость в теневой экономике стала своеобразной «женской» нишей на современном рынке труда. Причины и факторы роста числа занятых в неформальной экономике в нашей стране аналогичны процессам в других странах: сокращение рабочих мест в официальном секторе из-за кризиса экономики и рост миграционных процессов. Но российский неформальный сектор имеет и кардинальное отличие, связанное, прежде всего, с тем, что как в развитых, так и в развивающихся странах в этот сектор вовлечены в основном малограмотные и безграмотные работники, а наши «неформалы» нередко высокообразованы. Особенно это относится к женщинам, потерявшим работу в официальном секторе экономики, среди которых по данным нашего исследования многие имели среднее и даже высшее образование (бывшие инженеры, конторские служащие, учителя, медсестры, воспитатели из детских садов и т.п.).

Наши исследования в Москве и Рыбинске показали значительную гендерную асимметрию и поляризацию неформального сектора (13, с. 221). На одном полюсе находятся занятые с очень высоким уровнем нелегальных, а нередко и криминальных доходов. В подавляющем большинстве - это мужчины и для них неформальная занятость нередко является или прикрытием криминальной деятельности (например, торговля наркотиками «замаскированная» под рыночную торговлю овощами), или этапом для перехода в более крупный бизнес. На другом полюсе - бедняки, безработные, мигранты-нелегалы, люмпены. Между этими полюсами находится основная часть занятых в неформальном секторе, дифференцированная как по степени тесноты связи с этим сектором, так и по уровню квалификации, доходов и т.п.

Наиболее типичными формами неформальной деятельности являются уличная торговля, услуги по строительству, ремонту, пошиву, частный извоз, репетиторство, частные уроки, уборка квартир, приготовление пищи, присмотр за детьми, больными и престарелыми и др. При этом, если речь идет о занятости в высокооплачиваемых видах деятельности, таких как ремонт квартир и автомобилей или частный извоз, то здесь среди занятых преобладают мужчины. Репетиторство, частные уроки, переводы, пошив одежды и т.п. могут быть отнесены к категории среднеоплачиваемой деятельности, где расценки за услуги сильно варьируют в зависимости от уровня квалификации человека и регионального разброса цен на тот или иной вид услуг. В этой группе самозанятых большинство составляют женщины. Но наиболее широко женский труд используется там, где речь идет о работе за гроши по найму «на хозяина». Как в официальном, так и в неформальном секторах экономики женщины находятся на дне пирамиды занятости.

Специалисты во всем мире неоднозначно оценивают роль и значение неформального сектора для экономики. С одной стороны, очевидна положительная роль нефомального сектора в решении проблем занятости и доходов населения, расширении рынка товаров и услуг, создании базы для развития малого бизнеса. Но, одновременно, неформальный сектор порождает ряд острых социальных проблем и, прежде всего, он создает дополнительные условия для криминализации экономики. Кроме того, в неформальном секторе не соблюдаются ни трудовые, ни финансовые законы РФ, отсутствуют социальные гарантии и контроль качества предоставляемых товаров и услуг. О соблюдении даже элементарных прав человека в этой сфере занятости говорить не приходится. В случае с женщинами, типичной для этой полулегальной, полукриминальной сферы занятости является не только трудовая, но также сексуальная эксплуатация. Занятые в неформальной экономике нередко утрачивают квалификацию, профессионально и морально деградируют. Наконец, государство недополучает значительную часть средств в результате укрывания доходов от налогообложения.

И все же, неформальная занятость на современном этапе выполняет важную роль механизма саморегулирования экономики. Поэтому, несмотря на негативные явления, связанные с развитием неформального сектора, запретительные меры по отношению к нему себя не оправдывают. Вероятно, правильнее было бы попытаться локализовать масштабы неформального сектора и направить его развитие в цивилизованное русло, найти возможности защитить права занятых там наемных работников, в том числе женщин.

5. Политика государства в сфере занятости. КзоТ РФ. Какова альтернатива?

В предыдущих разделах лекции рынок труда анализировался со стороны спроса и предложения рабочей силы, где в роли субъектов трудовых отношений выступали работники и работодатели. Но есть еще и третий субъект рынка труда - государство, главной функцией которого является установление правил регулирования интересов партнеров и противостоящих на рынке сил, то есть работников и работодателей. И если при социализме считалось, что государство, которое было к тому же единственным «работодателем», должно регулировать и контролировать все процессы распределения и перераспределения трудовых ресурсов на всех уровнях, то идея «неоклассиков» состояла в том, что трудовые процессы могут и должны регулироваться сами, без вмешательства государства. Главным механизмом такого регулирования является конкуренция. Истина, как всегда, находится где-то между этими крайними позициями. Государственный механизм регулирования рынка труда включает, как минимум, следующие аспекты: во-первых, создание системы законов и правовых актов, то есть регулирование рынка правовыми методами; во-вторых, использование экономических мер (финансовой, кредитной, инвестиционной и налоговой политики), направленных на создание необходимых условий для развития производительных сил, малого и среднего бизнеса, реализацию мер по созданию и сохранению рабочих мест; в-третьих, организацию профессиональной подготовки, переподготовки и повышения квалификации кадров.

Но перейдем от теорий к анализу практики нашей повседневной жизни. Мы живем в обществе переходного периода, где государство уже практически сложило с себя полномочия по регулированию социально-экономических процессов, а рыночные механизмы еще никак не заработают в полную силу. Создается впечатление, что после того как в результате экономического кризиса объем производства сократился более чем вдвое, а обвальной безработицы, которую ожидали и прогнозировали, не последовало, политики потеряли интерес к проблемам занятости и процессам в социально-трудовой сфере. (14, с. 3). Ярким примером тому служит печальная история с Кодексом Законов о Труде (КЗоТ), который вот уже скоро десять лет никак не могут принять, хотя в Госдуму РФ было представлено девять различных вариантов этого закона, призванного регулировать, наиболее важную сферу жизнедеятельности общества.

Есть немало концептуальных различий, по которым разнятся варианты «правительственного», «профсоюзного» и других вариантов КЗоТ, но есть и то, что их все объединяет - это отношение к труду женщин. Практически во всех вариантах КЗоТ этот раздел содержит запреты на профессии и отдельные виды работ для женщин. И это при том, что наша страна двадцать лет назад (!) ратифицировала Конвенцию ООН «О ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин», где понятие дискриминации означает «любое различие, исключение или ограничение по признаку пола, которое направлено на ослабление прав человека в экономической... области». В 1997 г. была ратифицирована Конвенция МОТ № 156 «О равном обращении и равных возможностях для трудящихся мужчин и женщин: трудящихся с семейными обязанностями», которая устанавливает международные стандарты реального равноправия полов в условиях рыночной экономики.

Любые исключения, а тем более запреты, ограничивающие возможности женщин в сфере труда, противоречат ст. 37 Конституции РФ, букве и духу международных договоров и Конвенций. После их ратификации они являются включенными в правовую систему РФ и в соответствии со ст. 15 Конституции РФ получают приоритет по отношению к нормам национального законодательства. Развитие международного трудового права шло по пути отказа от патерналистских и запретительных мер в отношении труда женщин, поскольку такого рода политика: а) вводит двойной стандарт для работников мужчин и женщин, когда только мужчинам дано право самим принимать решение о выборе работы; б) рассматривает женщин как недееспособных граждан, которые не в состоянии самостоятельно принять решение о выборе работы и поэтому этот вопрос за них решает государство; в) является дискриминационной в отношении мужчин; г) не стимулируют работодателей к улучшению условий труда.

Исключение составляют только меры по охране материнства, которые согласно ст. 4 Женской Конвенции ООН 1979 г. не считаются дискриминационными. Однако эти меры не должны рассматриваться как «льготы», как это трактуется в проектах российского КЗоТ, а как создание возможностей для работающих женщин для реализации их репродуктивных прав.

Практика показала, что одни из запретов КЗоТ в России никогда не соблюдались, например, запрет на работу женщин в ночную смену, другие - постоянно нарушались (нормы подъема и переноски тяжестей), но в условиях усиленной конкуренции за рабочие места запретительные меры становятся опасным орудием манипулирования и усиления эксплуатации на рынке труда. Но главное - альтернативой запрещенным для женщин работам в официальной сфере занятости является труд в неформальном секторе, где вообще не действуют никакие законы и гарантии занятости. Современная политика занятости должна строится не на устаревших патерналистских и запретительных мерах, а на принципах антидискриминационного законодательства, гарантирующего равные права и равные возможности для мужчин и женщин во всех сферах жизнедеятельности, в том числе и в сфере труда и занятости.

Литература

1. Мировой обзор по вопросу о роли женщин в развитии. Нью-Йорк, ООН, 1999. С. 10.

2. Эренберг Р., Смит Р. Современная экономика труда. Теория и государственная политика. Пер. с англ. под ред Колосовой Р., Разумовой Т., Рощина С. М.: МГУ, 1996.

3. Вопросы экономики. 2000. № 3.

4. Труд и занятость в России 1999. . М.: Госкомстат России, 1999.

5. Женщины в СССР. 1989 год. М.: Госкомстат СССР, 1989

6. Женщины и мужчины России. М.: Госкомстат России, 1999

7. Журженко Т. Женская занятость в условиях переходной экономики: адаптация к рынку или маргинализация? // Femina Postsovetica. Украинские женщины в переходный период: от социальных движений к политике. (Ред. И. Жеребкиной). Харьков: ХЦГИ, 1999.

8. Хоткина З. А. Гендерная асимметрия в сфере занятости. Материалы Первой Российской летней школы по женским и гендерным исследованиям. «Валдай-96», Ред. Ворониной О. и Хоткиной З.). М.: МЦГИ, 1996. С. 60-64.

9. Нестерова Д., Сабирьянова К. Инвестиции в человеческий капитал в переходный период в России. Научный доклад РПЭИ, № 99/04. М., 1998.

10. Калабихина И. Факторы домохозяйства и занятость женщин //Экономика домашних хозяйств. М.: ИСЭПН, 1997.

11. Потатпова Е. Насилие в семье: определение проблемы и пути решения. Рукопись статьи для журнала «Народонаселение».

12. Хоткина З. А. Проблемы соблюдения прав человека в зеркале общественного мнения жителей Рыбинска // Права женщин в России: исследование реальной практики их соблюдения и массового сознания. Т. 1, М.: МЦГИ, 1998. С. 107-128.

13. Синдяшкина Е. Семья и проблемы рынка труда: занятость в неформальной экономике. Электронной версия статьи в Интернет, август 1999.

14. Шанин Т. Неформальная экономика. М.: Логос, 1999.

15. Хоткина З. Женщина на рынке труда и просто на рынке // Права женщин в России: исследование реальной практики их соблюдения и массового сознания. М.: МЦГИ, 1998. Т. 1. С. 217-234.

16. Скрытая безработица: феномен, анализ, последствия. Ред. Волги-на Н. А., Дудникова С. В. М., 1998.

литература ДЛЯ ДополнительнОГО ЧТЕНИЯ

17. Хрестоматия к курсу «Основы гендерных исследований». М.: МЦГИ, 2000.

18. Ржаницына Л. С., Хоткина З. А., Груздева Е. Б. Женщина на рынке труда / Общественные науки и современность. М., 1992. № 3.

19. Хоткина З. А. Новые тенденции женской занятости. Женщины и социальная политика (гендерный аспект). Под ред. Хоткиной З. А. М.: ИСЭПН РАН, 1992.

20. Римашевская Н. М., Хоткина З. А. Гендерные аспекты безработицы: анализ современных тенденций и перспектив. Социальная защита в период перехода к рыночной экономике. М.: Экономическая академия, 1993.

21. Ни работы, ни справедливости. Доклад международной комиссии по наблюдению за правами человека Human Rights Watch. М., 1995; Washington, N.Y., 1996 (на английском языке).