Гендерная проблематика

в экономической теории

 Елена Мезенцева

В большинстве развитых стран Запада 60-е годы XX века ознаменовались началом массового выхода женщин на рынок труда. Это обстоятельство поколебало незыблемость традиционных представлений о социальных ролях мужчин и женщин, вы­несло гендерную экономическую проблематику на повестку дня женского движения, и, в конечном счете, оказало определенное влияние на формирование моделей государства всеобщего благо­состояния.

Какие же гендерные проблемы привлекли внимание анали­тиков и политических лидеров в тот период?

Во-первых, выявилась очевидная гендерная асимметрия на рынке труда, выражающаяся в профессиональной сегрегации по признаку пола;

Во-вторых, была обнаружена устойчивая корреляция между долей женщин, занятых в той или иной профессиональной груп­пе, и уровнем средней оплаты труда, то есть выявилась проблема более низкой оценки женского труда в целом;

В-третьих, возник новый «формат» совмещения женщина­ми профессиональных и семейных обязанностей: из частной труд­ности незначительной части женщин это постепенно преврати­лось в проблему большинства женщин, причем на протяжении длительных лет;

В-четвертых, выявилось наличие дискриминации в занятос­ти по признаку пола (как в открытой, так и в косвенной форме);

Наконец, в-пятых, было показано, что выход на рынок труда и экономическая независимость являются факторами, способству­ющими росту числа разводов.

Перечисленные проблемы положения женщин в экономике (а приведенный нами список, конечно же, далеко не полон) были поставлены в политическую повестку дня в 60-70-е годы, на пике второй волны женского движения. Одновременно 60-70-е годы можно считать наиболее плодотворным периодом в плане теоретического осмысления гендерной экономической проблемати­ки. Именно в эти годы были предложены принципиально новые теоретические подходы к анализу домохозяйства, гендерного разде­ления труда, дискриминации в оплате труда и пр., которые позволи­ли вписать гендерную проблематику в основное течение (или «mainstream») современной экономической теории (именно так обычно обозначают неоклассическое направление в экономической науке). Исследования экономистов-неоклассиков дали мощный импульс развитию феминистской критики методологических основ экономической теории и способствовали оживлению дискуссии по поводу положения мужчин и женщин в экономике.

В те же годы гендерная экономическая проблематика на­шла широкое отражение и в работах экономистов марксистского направления, пытавшихся искать ответ на вопрос о причинах угнетения женщин в рамках капиталистической системы.

Несколько позже — уже в 80-90-е годы гендерная пробле­матика начала постепенно осваиваться и представителями ин­ституциональной экономики, которые отталкивались в своих исследованиях от базовых разработок неоклассиков.

В итоге на сегодняшний день гендерная проблематика рас­сматривается экономической наукой с различных методологи­ческих позиций, а выводы зачастую носят противоречащий друг другу характер.

Неоклассическое направление уделяет основное внимание процессам, происходящим внутри домохозяйства (гендерное раз­деление труда внутри семьи, брачное и репродуктивное поведе­ние), исследованию положения женщин на рынке труда (анализ причин и механизмов дискриминации и профессиональной сег­регации по признаку пола).

Марксистское направление исследует гендерную проблемати­ку с точки зрения источников и механизмов гендерного неравен­ства, причин и форм эксплуатации женщин внутри семьи и вне ее.

Наиболее молодое из названных направлений — новая ин­ституциональная экономика — делает основной акцент на изу­чении брачных отношений (понимаемых как контрактные), ана­лизе внутренней структуры семьи (например, участие супругов в совместном производстве «семейных благ»), роли государства в регулировании гендерных отношений и пр.

На стыке этих различных подходов и формируется в насто­ящее время такое научное направление как «гендерная экономика» («economics of gender», «gender economics»). Предмет ее изу­чения в самом общем виде можно определить как исследование источников, масштабов и механизмов проявления экономичес­ких различий между мужчинами и женщинами. Дж. Джакобсен, автор одного из наиболее полных учебников по гендерной экономике, конкретизирует это определение следующим образом: «предметная область гендерной экономики охватывает 3 типа экономических проблем:

теоретические модели, которые включают мужчин и женщин;

эмпирические исследования, направленные на исследование об­щности и различий в положении мужчин и женщин;   . анализ экономической политики, которая различным образом затрагивает каждый из полов»,[1]

1. Постановке гендерных проблем в основных направлениях экономической мысли

Прежде чем перейти к анализу гендерной проблематики в различных направлениях экономической мысли, кратко обозна­чим базовые постулаты основных направлений современной экономической теории.

Неоклассический подход

Неоклассическое направление (которое часто обозначается в литературе как ортодоксальное или «mainstream») берет свое начало в конце XIX века. Экономисты-неоклассики ставили сво­ей задачей сформулировать наиболее общие закономерности раз­вития «чистой экономики» независимо от общественной формы ее организации и выявить условия равновесия экономической системы.

В неоклассическом подходе в центре внимания находится от­дельный индивид, а точнее, некоторая абстрактная модель человеческого поведения, получившая название «homo oeconomicus» или «эко­номический человек». Что же представляет собой «экономический человек»? Его основными характеристиками неоклассики считают:

следование собственным интересам («эгоизм»);

наличие субъективных предпочтений (эти предпочтения не­противоречивы и неизменны);

рациональность, понимаемую как максимизация полезности (это означает, что в любой ситуации выбора он предпочитает вариант,

который в наибольшей степени отвечает его предпочтениям);

ограниченность ресурсов для удовлетворения своих потребнос­тей и, как следствие, необходимость делать выбор.

Таким образом, смысл поведения «экономического челове­ка» состоит в том, чтобы распределить оптимальным образом ограниченные ресурсы между некоторым набором конкурирую­щих целей. В результате подобного расширения предмета эконо­мической науки в сферу ее внимания попали такие нетрадици­онные ранее сюжеты, как брачное поведение, преступность, элек­торальное поведение, образование и пр.

Полезность

Понятие полезности является одним из центральных теоретических понятий неоклассического подхода. Оно было предложено английским философом И. Бентамом. Согласно Бентаму, руководящим психологическим принципом поведе­ния людей является их стремление избежать страданий и увеличить удовольствия или счастье. Экономисты интерпре­тируют эту мысль через понятие полезности, определяя ее как порядок предпочтения индивидом тех или иных благ. Максимизация полезности сводится к выбору потребителем наиболее предпочтительного товарного набора из всех дос­тупных для него. Рационально действующий индивид стре­мится так распределить свои средства на покупку различных благ (при заданных ценах), чтобы максимизировать ожидае­мое удовлетворение (или полезность) от их потребления. При этом он руководствуется своей личной системой предпочте­ний — т. е. его полезность имеет сугубо личностный, субъек­тивный характер.

Неоклассический подход и феминизм. Несмотря на то, что в настоящее время все большее число экономистов феминистс­кой ориентации работает в неоклассической парадигме, фемини­стки подвергают серьезной критике многие базовые постулаты неоклассического подхода, и, в первую очередь, поведенческие ха­рактеристики, заложенные в модель «экономического человека». Речь идет, прежде всего, о таких характеристиках как эгоизм, рациональность, структурированность и неизменность предпоч­тений, максимизирующее поведение. Эти положения оценивают­ся феминистками как андроцентристские (т. е. моделирующие человеческое поведение согласно ценностям «мужского» мира).

Марксизм

В отличие от неоклассического подхода марксизм делает основной акцент не на отношениях, складывающихся в сфере обмена (теория рынков), а на отношениях производства. По Мар­ксу, экономические отношения составляют базис общества, а по­литические, идеологические и прочие структуры — его надстрой­ку. Он исходит из того, что основными субъектами экономичес­кого действия являются общественные классы (социальные группы, различающиеся по своему положению в системе общественного производства), и описывает процесс социально-экономического развития через механизм противостояния («классовой борьбы») двух основных классов — господствующего и подчиненного. От­ношения между основными общественными классами характе­ризуются эксплуатацией, что в условиях капитализма приобре­тает форму присвоения капиталом части неоплаченного труда рабочего класса. Развитие капитализма ведет к поляризации об­щественных классов («закон капиталистического накопления»), что в конечном счете завершается социальной революцией, в ходе которой происходит коренное изменение отношений соб­ственности. Социальный идеал марксизма представлен бесклас­совым обществом («коммунизм», социализм как его первая ста­дия), в котором средства производства находятся в обществен­ной собственности, а следовательно, исчезает материальная база для эксплуатации.

Позиции марксизма близки феминисткам по целому ряду оснований. Представительницы социалистического и радикаль­ного феминизма используют марксистский подход для объясне­ния подчиненного положения женщин в условиях капитализма. Радикальные феминистки объясняют гендерное неравенство су­ществованием системы патриархата, то есть такой системы до­минирования, в которой мужчины как группа господствуют над женщинами (аналог антагонистических классов Маркса). Соци­алистические феминистки рассматривают гендерное неравенство как следствие капиталистической системы организации произ­водства, в которой подчиненное положение женщин выступает «побочным продуктом* подчинения труда капиталу. Тем не ме­нее, и те и другие разделяют марксистский идеал бесклассового общества, который трансформируется в этих направлениях фе­минизма в представления о достижении реального социального равенства женщин и мужчин.

 

Институционализм

Институционалисты делают основной акцент на роли эко­номических институтов в экономическом развитии. Экономичес­кие институты понимаются ими как устойчивые системы связей и отношений, закрепленные в социальных нормах, традициях и культуре общества. Именно система экономических институтов в целом (и рынок на правах одного из них) определяют харак­тер и направленность развития общества.

Трансакционные издержки

К. Эрроу определил трансакционные издержки как «зат­раты на управление экономической системой,[2] Рональд Коуз (со ссылкой на К. Далмана) определяет содержание данного понятия следующим образом: трансакционные издержки это «издержки сбора и обработки информации, издержки про­ведения переговоров и принятия решения, издержки контро­ля и юридической защиты выполнения контракта».[3]

Поэтому институционалисты отвергают положение неоклас­сиков об экономике как равновесной системе. Они считают, что экономика развивается в процессе постоянных социальных из­менений и структурных сдвигов, а равновесие возникает лишь как временное исключение из общего правила.

«Концепция человека» в институциональной эконо­мической теории

Институциональная экономическая теория также опи­рается на определенные предпосылки относительно челове­ческого поведения. В числе этих поведенческих предпосылок обычно указывают ограниченную рациональность и оппор­тунизм.

Ограниченная рациональность предполагает, что эко­номические субъекты стремятся действовать «преднамеренно рационально, но в действительности обладают этой способ­ностью лишь в ограниченной степени».[4]

Оппортунистическое поведение понимается как «пре­следование личного интереса с использованием коварства».[5] Оппортунизм включает в себя как явные формы (ложь, во­ровство, мошенничество), так и более тонкие формы обмана (например, сокрытие части информации или предоставление неточной информации).

В противоположность неоклассикам институционалисты считают государственное вмешательство в экономику не только возможным, но и желательным, поскольку рынок не может обес­печить эффективного функционирования экономической системы.

С принципиальной точки зрения позиции институционалистов во многом сходны с рядом положений феминистской тео­рии. В частности, феминистки разделяют тезис институционалистов о том, что за безличным рыночным механизмом стоят оп­ределенные социальные интересы и политические структуры вла­сти. Это    положение позволяет рассматривать гендерное экономическое неравенство не как результат проявления «невидимой руки» рынка, а как следствие определенного социального поряд­ка. Далее, феминистки солидарны с представителями институционализма в их критике неоклассической модели «экономическо­го человека». Наконец, феминисткам близок тезис о необходи­мости государственного вмешательства в экономику, как усло­вии обеспечения реального равенства полов.

2. Частная сфера как объект изучения гендерной экономики

Неоклассический подход

Экономическая концептуализация частной сферы получила наибольшее развитие в рамках неоклассического подхода, несмотря на то, что его представители обратились к этой проблематике сравнительно недавно — только в середине 60-х годов XX века.

Теоретический «прорыв» в этом направлении связан с ис­следованиями одного из главных идеологов «экономического империализма», Нобелевского лауреата Гэри Беккера. Его рабо­ты, посвященные экономике домохозяйства, брачному поведению, дискриминации на рынке труда позволили вывести гендерную проблематику из разряда «маргинальных» тем экономического анализа.

До Г. Беккера семья присутствовала в экономическом ана­лизе преимущественно как субъект потребления, имеющий еди­ную функцию полезности (т. е. общую систему предпочтений, разделяемую всеми ее членами). Таким образом, внутренняя струк­тура семьи и механизмы согласования интересов отдельных ее членов оставались невидимыми для экономистов. Работы Г. Бек­кера поставили анализ домохозяйства на принципиально новую теоретическую основу. И хотя Г. Беккер отнюдь не принадлежит к сторонникам феминизма, его концептуальные разработки в боль­шой степени способствовали проникновению гендерной пробле­матики в микроэкономический анализ.

Ниже мы рассмотрим экономическую интерпретацию брач­ного поведения, предложенную Г. Беккером, а также его концепцию производительной функции домашнего хозяйства.

Производительная функция домашнего хозяйства («но­вая экономика домашнего хозяйства»).[6] Беккеровский анализ домохозяйства опирается на представление о семье как о производственной единице, а также на идею о специфической форме человеческого капитала, создаваемого в ходе брака («семейный капитал»). Г. Беккер предлагает рассматривать семью не как пассивного потребителя рыночных товаров, а как самостоятель­ную производственную единицу, которая выпускает «конечную продукцию* (т. е. те потребительские блага, в которых нуждает­ся семья), используя некоторые ресурсы: товары, покупаемые на рынке и время членов семьи. При этом семья предъявляет спрос не на сами по себе рыночные товары, а на те полезные эффекты, которые могут быть получены с их помощью (например, стираль­ная машина, холодильник и пр.).

Человеческий капитал

Человеческий капитал — понятие, которое было пред­ложено Г. Беккером для обозначения тех вложений, которые ложатся на плечи самого работника при выходе на рынок труда. Изначально в понятие человеческого капитала вклю­чались вложения в образование и профессиональную подго­товку, а также на поиск работы (в том числе трудовую миг­рацию). Применение термина «капитал» объясняется тем, что, по мысли Беккера, перечисленные вложения производятся работником в ожидании того, что в перспективе они прине­сут ему определенную отдачу в виде более высокой зарплаты, лучшей работы и пр. Впоследствии Беккер расширил рамки предложенной им концепции и включил в сферу рассмотре­ния не только профессиональные навыки, но и навыки, фор­мируемые во внерыночной среде (например, в семье).

Одно и то же благо семья может производить с помощью различных технологий — например, стирать вручную, пригла­шать прачку, отдавать белье в стирку и пр. Исходя из каких соображений семья выбирает ту или иную технологию? Этот вы­бор зависит от доходов семьи, от цен на соответствующие факторы производства, и, что самое главное, от времени, которым рас­полагают члены семьи. А ценность времени можно определить по альтернативным издержкам — т. е. по той цене, которую придется заплатить, если домашний труд будет выполняться наемными работниками. Следовательно, решение каждого члена семьи о том, каким образом ему тратить свое время — на работу в домашнем хозяйстве или на работу в рыночном секторе -будет зависеть от соотношения заработков на рынке и альтерна­тивных издержек на производство благ в домашнем хозяйстве.

Поскольку женщины обычно уступают мужчинам в объеме накопленного «рыночного» человеческого капитала, для семьи в целом, как правило, наиболее выгодной является ситуация, ког­да муж работает вне дома, а жена занимается домашним хозяй­ством.

Как видим, полученные выводы мало чем отличаются от традиционного представления о гендерных ролях и просто обо­сновывают это разделение труда динамикой накопления челове­ческого капитала. Вместе с тем, Беккер показывает, что эта ситу­ация не остается неизменной. Чем выше образование и квали­фикация занятых в домашнем хозяйстве, и чем выше уровень их занятости на рынке, тем «дороже» стоит их домашний труд. В современном обществе постоянно повышается средний уро­вень образования населения. Кроме того, все большая доля жен­щин выходит на рынок труда и совмещает домашний труд с работой по найму. Поэтому для современной семьи решение о том, кто из супругов выходит на рынок труда, а кто остается дома, оказывается все менее однозначным. В этом смысле можно говорить о том, что рост занятости женщин вне дома может при­водить к перераспределению функций супругов, а удорожание времени фактически оказывается стимулом для развития времясберегающих «технологий» домашнего труда.

Выбор партнера на брачных рынках. При анализе брач­ного поведения Г. Беккер опирается на два теоретических осно­вания: представление о брачном рынке как механизме согласо­вания спроса и предложения, и концепцию человеческого капи­тала, объясняющую процесс сохранения или расторжения данно­го брачного союза.

Начнем с анализа брачного рынка и происходящих на нем процессов. По Г. Беккеру, брак может рассматриваться как про­цесс «сортировки» мужчин и женщин для создания малых партнерств. Подобная «сортировка» осуществляется брачным рын­ком, который оценивает всех его участников, присваивая им свое­образную «цену» (или вмененный доход). Эта цена отражает ожидания участников рынка относительно способности того или иного индивида производить определенные семейные блага, к числу которых Беккер относит такие, как дети, престиж, уважение и зависть со стороны окружающих, здоровье, альтруизм и чувствен­ные удовольствия.[7]

Как же функционирует брачный рынок? Г. Беккер показы­вает, что на этом специфическом рынке действуют две базовые модели: выбор партнера по принципу сходства (основная мо­дель) и по принципу различия.[8] Другими словами, в большинстве случаев «высококачественные» мужчины стремятся выбрать в качестве спутницы жизни столь же «высококачественных» жен­щин и наоборот,[9]

Выбор в пользу партнера (партнерши) равного качества яв­ляется оптимальным в том случае, когда данные качества явля­ются взаимодополняющими (т. е. взаимно усиливают друг дру­га). Напротив, выбор по различию происходит, когда качества являются взаимозаменяющими (высокий уровень данного каче­ства у одного из партнеров компенсирует его недостаток у друго­го партнера). В качестве примера качества, приводящего к выбо­ру по различию, Беккер приводит ставки заработной платы муж­чин и женщин. По его мнению, оптимальным в этом случае является выбор по различию, когда высокооплачиваемые мужчи­ны выбирают в качестве жен низкооплачиваемых женщин, и наоборот. В этом случае наиболее эффективным образом могут быть использованы выгоды от разделения труда между партне­рами, поскольку дешевое время одного из партнеров использует­ся на создание нерыночных благ, в то время как высокооплачи­ваемый партнер максимизирует доход в рыночной сфере. При­мером качества, подталкивающего к выбору по принципу сход­ства (т. е. взаимодополняющего качества) Беккер считает фак­тор образования. Это подтверждается и эмпирическими данны­ми: уровень разводимости оказывается выше в том случае, когда в брак вступают люди, имеющие разный образовательный уровень.

Исходя из этой модели приданое и выкуп за невест можно рассматривать как способ приблизить к равновесному реальное разделение между супругами «продукции», произведенной в бра­ке. Выкуп за невесту утверждается в тех сообществах, где имеет место превышение численности мужчин относительно численно­сти женщин, распространенность многоженства, наследование по мужской линии, а приданое — там, где численность женщин превышает численность мужчин, распространена моногамия и пр.

Развод с точки зрения неоклассического подхода. В ка­ких случаях он происходит, и каким образом распределяются издержки, связанные с расторжением брака? Беккер полагает, что созданный за годы брака семейный капитал сохраняет свою ценность только в рамках данного брака, и значительно обесце­нивается в случае развода.[10] Поэтому разводы наиболее вероят­ны в первые годы брака, когда размеры семейного капитала еще невелики. Чем дольше супруги (партнеры) живут вместе, тем меньше выгоды, связанные с разводом, поскольку новый брак не сможет скомпенсировать утраченный семейный капитал.

Процесс накопления различных видов капитала имеет чет­ко выраженную гендерную асимметрию. Беккер подчеркивает, что основные инвестиции женщин связаны с «выращиванием детей», в то время как основные инвестиции мужчин — с накоплением рыночного капитала (т. е. тех характеристик, которые повышают их производительность в рыночных видах деятельности). Таким образом, выбор по различию приводит к четкой специа­лизации каждого пола в накоплении человеческого капитала определенного типа. В этом случае развод означает для мужчин потерю их доли «семейного» капитала, а для женщин — утрату своей доли рыночного капитала. На практике это можно проил­люстрировать тем, что мужчины вынуждены покупать на рынке те бытовые услуги, которые раньше они получали от жен, и реже видят своих детей, в то время как женщины сталкиваются с падением уровня доходов. В развитых странах рост занятости женщин приводит к снижению экономической зависимости от мужа, что снижает издержки, связанные с разводом. Именно этим обстоятельством многие экономисты объясняют рост количества разводов, инициированных женщинами. Несмотря на то, что сам Беккер отнюдь не является сторонником феминизма, главный вывод, к которому подталкивает его анализ брачного поведения, совершенно соответствует гендерно симметричной логике: от­каз мужчин и женщин от «узкой специализации» в накоплении человеческого капитала, так же, как и развитие мер семейной политики со стороны государства, выступают способами сни­жения для представителей обоих полов издержек, связанных с разводом.

Феминистская критика неоклассического подхода к ана­лизу брачных отношений. Основным пунктом критики высту­пает скрытый андроцентризм многих посылок и выводов Беккера, несмотря на внешнюю гендерную нейтральность его рассуж­дений. Действительно, в основе этого подхода лежит андроцентристская посылка об изолированном субъекте, озабоченном ис­ключительно собственными интересами и эмоционально не свя­занным с другими людьми. Это предполагает, что сфера рыноч­ных отношений полностью свободна от проявлений симпатии, альтруизма, чувства солидарности.[11]

В рамках феминистской парадигмы серьезному сомнению подвергается также тезис о том, что в рыночной сфере доминиру­ют отношения эгоизма, в то время как семья является «цар­ством альтруизма». Ведь тогда придется сделать следующий логический шаг и признать, что семья максимизирует единую функцию полезности, совокупный доход равномерно распределя­ется между ее членами, а конфликты на экономической почве невозможны. А это, как показывают данные социологии, психо­логии, истории (да и повседневная практика абсолютного боль­шинства людей), весьма далеко от действительности. В этом пун­кте феминистки вступают в серьезную полемику с неоклассика­ми, которые утверждают, что существует единая причина того, что на рынке преобладает эгоистическое поведение, а в семье альтруистическое – и в том, и в другом случае этим достигается наибольшая эффективность.

Вместе с тем, несмотря на серьезные концептуальные рас­хождения, с конца 80-х годов наметилось встречное движение представителей неоклассического подхода и исследователей фе­министской ориентации, что дает основания надеяться на ста­новление пограничной области знания.

Марксизм

В работах исследователей марксистской ориентации про­блематика семьи и домашнего хозяйства, как правило, носит под­чиненный характер, либо прочно увязывается с ситуацией в пуб­личной сфере (конкретно — на рынке труда). Тем не менее, и в рамках марксистского направления были предприняты интерес­ные попытки экономической концептуализации частной сферы. Один из наиболее интересных подходов был предложен француз­ской радикальной феминистской Кристин Дельфи, разработав­шей концепцию «семейного способа производства».[12]

Концепция «семейного способа производства». Дельфи утверждает, что жены-домохозяйки составляют один обществен­ный класс, а их мужья — другой. При этом домохозяйки пред­ставляют собой производительный класс, включенный в домаш­ний труд, в то время как мужья — это непроизводительный класс, присваивающий результаты труда своих жен. Эти классы существуют в рамках патриархатного способа производства ана­логично тому, как существуют общественные классы в рамках общественного способа производства, предложенного Марксом.

По мысли Дельфи, эксплуатация женщин не связана с тем, какую именно работу они выполняют в домашнем хозяйстве, эта эксплуатация проистекает уже из самого факта, что работа жен­щин происходит в доме. Выход за пределы домашнего мира осу­ществляется исключительно мужчинами, а женщины, оставаясь в пределах дома, фактически становятся неоплачиваемыми ра­ботниками своих мужей и объектом эксплуатации.

Итак, с точки зрения этой концепции, основной источник эксплуатации женщин коренится в семье, а капитализм есть лишь дополнение к этой первичной эксплуатации. Все женщи­ны составляют единый эксплуатируемый и угнетаемый класс в рамках семейного способа производства, а в роли эксплуататоров выступают все мужчины.

Концепция Дельфи была подвергнута критике за то, что она слишком широко раздвигает рамки марксистских понятий класса и способа производства.[13] Критики Дельфи утверждали, что жен­щин нельзя объединить в один класс, поскольку между предста­вительницами различных социальных слоев и классов существу­ют слишком значительные различия.

Другой пункт критики состоял в том, что концепция Дель­фи позволяет дать теоретическое объяснение только для некото­рой части женщин, а именно тех, которые являются домохозяй­ками. К. Дельфи пытается обойти эту методологическую труд­ность, утверждая, что все женщины рассчитывают быть домохо­зяйками, и поэтому можно рассматривать их так, как если бы они ими действительно были. Однако этот аргумент входит в противоречие в эмпирическими данными, показывающими, что в развитых странах постоянно снижается доля женщин, которые являются исключительно домохозяйками.

Семья как способ минимизации издержек на воспроизвод­ство рабочей силы. Проблематика семьи разрабатывалась не только сторонниками радикального феминизма. Представитель­ницы марксистского феминизма также рассматривают семью как главный источник женского подчинения, однако выстраивают иную логику рассуждений. Семью, по их мнению, следует анали­зировать как следствие потребности капитала в использовании домашнего труда женщин.[14]

В рамках этого подхода семья рассматривается как креди­тующая капитал, за счет того, что именно в рамках семьи наибо­лее эффективным (в экономическом смысле) способом обеспечи­вается ежедневное обслуживание работающих на рынке членов семьи (питание, чистая одежда и пр.), а также воспроизводство новых поколений работников. Поскольку женщины-домохозяй­ки не получают заработной платы, а имеют некоторое содержа­ние со стороны их работающих супругов, то подобная модель минимизирует издержки на обеспечение нормального функцио­нирования рабочей силы. В результате капитал получает выго­ду от неравного разделения труда по полу внутри семьи.

Основная критика этой концепции была связана с тем, что ее сторонники слишком сосредоточены на анализе капиталисти­ческой системы и зачастую не могут объяснить суть и проис­хождение гендерного неравенства в до и посткапиталистичес­ких обществах. Сведение этой проблемы исключительно к ка­питализму представляется слишком узким подходом, игнориру­ющим существование независимой динамики гендерных отно­шений.

Институционализм

Представители институциональной экономики обратились к изучению гендерной проблематики в первой половине 80-х годов, стимулом к чему послужили классические работы Г. Беккера (в частности, «новая экономика домохозяйства»). До насто­ящего времени проблематика семьи и брака продолжает оста­ваться фактически единственным гендерным сюжетом в рамках институционализма. Основной акцент институционалисты де­лают на анализе институциональной структуры домохозяйства, оставляя собственно гендерную составляющую жизнедеятельно­сти семьи на периферии своих рассуждений.

Институционалисты существенно расширяют рамки «новой экономики домохозяйства», подчеркивая значимость внутренней структуры семьи. Семья рассматривается ими как особый ин­ститут, как управляющая структура, выполняющая две основные функции: она, во-первых, способствует адаптации ее членов к изменениям внешней среды (за счет гибкости в принятии реше­ний), и, во-вторых, защищает каждого из партнеров от эгоисти­ческой эксплуатации со стороны другого партнера. Благодаря этим функциям семья обеспечивает стабильную среду для жиз­ни и воспитания детей.[15]

Семья как институт, способствующий снижению трансакционных издержек. Институционалисты рассматрива­ют семью как институт, способствующий снижению трансакци­онных издержек (в частности, за счет эффекта кооперации между членами семьи). Вместе с тем, размер семьи оказывает неодноз­начное влияние на величину трансакционных издержек. С од­ной стороны, большие домохозяйства способствуют снижению издержек за счет кооперации; с другой — в рамках большой семьи нередко бывает сложнее достигнуть соглашения, что повы­шает величину трансакционных издержек.

Рассматривая экономический смысл заключения брака, институционалисты обратили внимание на особую форму сниже­ния трансакционных издержек, связанную с предупреждением оппортунистического поведения. Возможность подобного пове­дения возникает в том случае, когда сложно оценить реальный вклад каждой из сторон в совместно производимые «семейные блага* (например, затраты ресурсов и времени на ребенка со сто­роны каждого из супругов после развода). Результатом оппорту­нистического поведения является снижение реального вклада каждого из партнеров в те семейные блага, которые производят­ся совместно. Предупреждение оппортунистического поведения связано с определенными издержками, которые принято назы­вать издержками контроля («monitoring costs»). Таким обра­зом, экономический смысл заключения брака может быть опи­сан через снижение издержек контроля, поскольку совместное проживание создает «прозрачность» семейной среды и удержи­вает партнеров от оппортунистического поведения.

Семья как институт, способствующий снижению рис­ков. С точки зрения институционального подхода семья высту­пает и как институт, способствующий (в общем случае) сниже­нию рисков за счет оптимизации внутрисемейного потребления вследствие объединения ресурсов. Например, в случае потери ра­боты одним из членов семьи ему не грозит остаться без средств к существованию, если в семье есть другие работающие. Кроме того, объединяя ресурсы, члены семьи получают возможность более эффективно распределить свои инвестиции, что также снижает уровень риска.

Вместе с тем, в ряде случаев эффект проживания в семье может не только снижать риски, но и повышать их. Так, человек, проживающий в семье, с большей вероятностью может пойти на рискованное поведение, нежели в том случае, если бы он жил один. Эту проблему обычно обозначают как проблему «мораль­ного риска» («moral hazard»). Например, человек может позво­лить себе нерационально тратить деньги, рассчитывая на то, что возможные убытки будут скомпенсированы другими (в терминах «морального риска» прекрасно описывается, например, класси­ческая для российского социума ситуация мужского бытового пьянства и алкоголизма).

Брак как имплицитный контракт. Рассматривая брак как контракт, институционалисты подчеркивают имплицитную или «отношенческую» (relational) природу этого контракта. Это означает, что брак (как и любой имплицитный контракт) гораз­до сильнее зависит, с одной стороны, от уровня доверия между сторонами, а с другой — от юридических правил и институтов, которые занимаются их толкованием. В свою очередь, это усили­вает роль государства, религии и обычая, и одновременно снижа­ет роль договаривающихся сторон.

Контракт - это устное либо письменное соглашение между экономическими агентами по поводу купли-продажи (либо иного способа обмена) материальных или нематери­альных благ (услуг, прав, продуктов интеллектуальной соб­ственности).

А. Макнейл[16] выделяет три основные юридические фор­мы контрактов:

Классические контракты полностью игнорируют лю­бые взаимоотношения между сторонами, кроме тех, которые оговорены непосредственно в контракте. Неоклассические контракты включают управляющую структуру и часто предусматривают выполнение третьей стороной функции арбит­ра для уменьшения риска, связанного с невыполнением кон­тракта. Имплицитные или «отношенческие» (relational) контракты имеют долговременный характер и учитывают не столько формальное соглашение сторон, сколько весь опыт взаимодействия сторон, накопленный за время их отноше­ний. Примерами имплицитного контракта являются, в част­ности, коллективные и индивидуальные трудовые договоры.

Л. Вайтцман[17] акцентирует контрактную природу брака, подчеркивая, что частные брачные контракты должны рассмат­риваться не по особым правилам, а точно так же, как и любые другие юридически закрепленные соглашения. Сегодня же, по ее мнению, семейные отношения, особенно вступление в брак, не яв­ляются предметом свободного заключения контракта; они есть нечто большее — определенный статус или отношение, и этим обосновывается необходимость их регулирования со стороны го­сударства. Именно государство налагает ограничения на условия как вступления в брак, так и развода. Поэтому брак и семья могут рассматриваться как экономические институты, ставящие женщину в подчиненное положение.[18]

Другие авторы предлагают рассматривать брак как своего рода «кооперативную игру» , ^[19] Предполагается, что предпочтения супругов не совпадают, а спорные вопросы разрешаются ими на основе переговоров. Множество исходов этих переговоров (как, впрочем, и конкретный выбор) зависит от величины выгоды или ущерба (в терминах полезности), которая будет получена каж­дым из участников в случае провала переговоров.

В заключение отметим, что большинство подходов, предло­женных институционалистами, пока еще далеки от неокласси­ческих концепций по степени своей методологической прорабо­танности и формализации. Сами институционалисты объясняют этот факт тем, что в их построениях большую роль играют так называемые ненаблюдаемые переменные, что существенно зат­рудняет эконометрическое моделирование.

3. Публичная сфера как объект изучения гендерной экономики

В рамках гендерного подхода публичная сфера чаще всего рассматривается экономистами через призму отношений, склады­вающихся на рынке труда. Этот аспект гендерных отношений находит отражение как в рамках неоклассического подхода, так и в работах экономистов марксистской ориентации. Что касает­ся институционалистов, то они не могут пока похвастаться в этом плане особыми достижениями.

И неоклассики, и марксисты по сути дела пытаются теоре­тически объяснить одни и те же эмпирические закономерности: причины и механизмы гендерной профессиональной сегрегации, причины неравенства в заработках между мужчинами и женщи­нами, источники подчиненного положения женщин на рынке тру­да. Однако, несмотря на схожесть самих рассматриваемых про­блем, их интерпретации существенно различаются.

Гендерная сегрегация в занятости

Под гендерной сегрегацией (или профессиональной сег­регацией по признаку пола) понимается устойчивая генден­ция трудоустройства мужчин и женщин по строго определен­ным профессиям, отраслям и должностным позициям. Раз­личают две составляющие профессиональной сегрегации: го­ризонтальную и вертикальную. Под горизонтальной профес­сиональной сегрегацией понимают неравномерное распреде­ление мужчин и женщин по отраслям экономики и профес­сиям, под вертикальной - неравномерное распределение по позициям должностной иерархии.

          Неоклассический подход

В рамках неоклассического подхода причины гендерного неравенства в сфере занятости объясняются, главным образом, исходя из теорий человеческого капитала, дискриминации на рынке труда и сегментации рынка труда,

Профессиональная сегрегация в занятости по признаку пола. Уровень гендерной сегрегации непосредственно связан с оплатой труда работников различных профессий. Многочислен­ные исследования позволили выявить ряд важных эмпиричес­ких закономерностей:

•     существует отрицательная корреляция между долей женщин и средним недельным заработком по данной профессии; ины­ми словами, чем выше доля женщин в данной профессиональ­ной группе, тем ниже средний уровень оплаты труда;

•     соотношение заработной платы мужчин и женщин положи­тельно коррелирует с долей женщин. Это означает, что во всех
профессиональных группах мужчины в среднем зарабатывают больше, чем женщины, хотя различия в заработках меньше в тех профессиональных группах, где преобладают женщины.

•     «мужские» сферы занятости представлены в основном самыми престижными и новыми профессиями, в время как «женские» профессии обычно связаны с традиционными профессиями сфе­ры услуг (медсестры, учителя начальной и средней школы).

Чем же неоклассики объясняют тот эмпирический факт, что, выходя на рынок труда, женщины попадают в наименее оп­лачиваемые и малопрестижные профессии? Логика их рассужде­ний может быть в основном сведена к следующим аргументам:

1.                   Решение о выходе на рынок труда принимается индиви­дом/семьей как рациональное решение исходя из специфики «гендерных режимов» инвестиций в человеческий капитал[20] и скла­дывающего внутрисемейного разделения труда.[21]

           2.Гендерная специфика вложений в человеческий капитал состоит в том, что соответствующие

инвестиции мужчин связаны с той частью человеческого капитала, которая повышает произ­водительность на рынке труда, а основные инвестиции женщин - с «нерыночной» частью человеческого капитала, повышаю­
щей производительность труда в домашнем хозяйстве.

            3.Специализация каждого из полов на том или ином типе человеческого капитала связана как с биологическими (деторож­дение), так и с социальными факторами (дискриминация на рын­ке труда). Достаточно даже небольших исходных различий, что­бы подтолкнуть каждый из полов к специализации в накопле­нии человеческого капитала определенного типа.

            4.Подобная специализация является оптимальным реше­нием для семьи в целом, поскольку каждый из полов специали­зируется в том виде деятельности, где он обладает сравнитель­ным преимуществом, что обеспечивает более высокую произво­дительность в соответствующей сфере деятельности (для жен­щин - в домашнем хозяйстве, для мужчин - на рынке). Та­ким образом, экономически рациональной стратегией семьи вцелом будет вариант, когда муж работает в рыночном секторе, а жена - в домашнем хозяйстве.

            5.Выход женщин на рынок труда означает для них вступ­ление в область, где они уступают другим участникам рынка (т. е. мужчинам) в масштабах накопленного человеческого капи­тала. Это обстоятельство находит свое выражение в более низ­ких ставках оплаты труда женщин.

            6.Основными причинами различий в оплате труда женщин являются более низкая величина«рыночного» человеческого капитала, дискриминация, компенсационные различия в заработ­ках (отражающие тяжесть, вредность, непривлекательность
работ).

Неоклассическая интерпретация проблем гендерной сегре­гации в занятости через различия в режимах инвестирования в человеческий капитал встретила критическую реакцию со сторо­ны исследователей феминистской ориентации. Основные крити­ческие замечания были связаны с тем, что среди «женских* про­фессий можно обнаружить достаточное количество таких, кото­рые требуют высокой квалификации, однако имеют низкий со­циальный статус, и поэтому оплачиваются ниже сопоставимых по квалификации «мужских» профессий.[22] Кроме того, вызывает сомнение и сам тезис об экономической эффективности тендер­ного разделения труда внутри семьи, и, соответственно, на рынке труда. Это положение становится все более спорным по мере того, как снижается среднее количество детей в семье и развива­ются времясберегающие технологии домашнего труда.[23] Нако­нец, с точки зрения институционалистов, вывод неоклассиков о рациональности и оптимальности гендерного разделения труда в семье отнюдь не является бесспорным, поскольку в этом случае повышается степень риска для семьи в целом в случае потери работы мужем.

Дискриминация в занятости по признаку пола. Как уже было сказано выше, дискриминация в занятости рассматривает­ся неоклассиками как один из важнейших социальных факто­ров, объясняющих существование гендерной сегрегации на рын­ке труда.

Дискриминация в занятости

Статья 1 Конвенции ООН о ликвидации всех форм дис­криминации в отношении женщин определяет дискримина­цию как «...любое разграничение, изоляцию или запрет, осно­ванные на половых различиях, которые имеют своим резуль­татом или целью ограничить или аннулировать признание, соблюдение или реализацию человеческих прав и фундамен­тальных свобод женщин в политической, экономической, со­циальной, культурной, гражданской или любой другой сфе­ре, независимо от семейного положения, на основе равнопра­вия мужчин и женщин».

Различают несколько форм дискриминации в занятости: в оплате труда; при найме на работу;

при сокращении персонала;

при продвижении в должности;

в повышении квалификации.

В рамках неоклассического направления предложено три основных подхода для объяснения феномена дискриминации:

1) дискриминация как следствие предпочтений (дискрими­нация женщин со стороны работодателя, потребителя либо кол­лег по работе);

2)   статистическая дискриминация, основанная на «статис­тическом предубеждении» работодателей, распространяющих на отдельных женщин свойства и характеристики, которые они счи­тают присущими всем представительницам данного пола;

3)   дискриминация, обусловленная монопольной структурой рынка труда.

Дискриминация как следствие предпочтений. Дискримина­ция со стороны работодателя в основных своих чертах была так­же рассмотрена Г. Беккером.[24] Он предположил, что часть работо­дателей имеет склонность к дискриминации, т. е. предубеждение против найма на работу тех или иных демографических или этни­ческих групп работников. Работодатель готов платить за свои «убеж­дения» , предлагая повышенную зарплату тем группам работникам, которые ему симпатичны. Чем больше работодатель склонен к дискриминации по признаку пола, тем больше будут различия в заработной плате мужчин и женщин на его фирме.

Дискриминация со стороны потребителя обычно возника­ет в тех сферах занятости, где высока частота и интенсивность контактов с потребителем, который предпочитает быть обслу­женным, например, женщинами или белыми. Если женщины пы­таются найти работу по тем профессиям или должностям, где они являются объектом дискриминации со стороны потребите­лей, то им приходится соглашаться на более низкую заработную плату, поскольку при равных условиях фирмы будут нанимать мужскую рабочую силу. Этот вид дискриминации рассматривает­ся как главная причина профессиональной сегрегации по при­знаку пола.

Дискриминация со стороны работника возникает, когда некоторые группы работников не желают вступать в трудовые отношения с представителями иного пола (например, мужчины отказываются поступать на работу, где их непосредственным начальником будет женщина, либо вообще в те фирмы, где жен­щины заняты на престижных должностях). Если фирма заинте­ресована в привлечении работников-мужчин, имеющих гендер­ные предубеждения, то она будет вынуждена вводить дифферен­цированные по полу ставки оплаты труда и фактически платить мужчинам дополнительную премию за «половую принадлеж­ность».

Во всех трех случаях наиболее спорным является вопрос о том, почему фирмы, проводящие дискриминацию на уровне пред­почтений, со временем не разоряются, если они вынуждены пере­плачивать своим работникам? Наиболее общим объяснением, которое дает в этом случае неоклассический подход, является то, что дискриминирующие фирмы перекладывают часть своих издержек на других участников рынка. Так, в случае дискрими­нации со стороны работодателя и со стороны потребителя издер­жки перекладываются либо на государство, либо на клиентов. В случае дискриминации со стороны работников основное объясне­ние связано с тем, что лояльность и стабильная производитель­ность работников стоят дороже, чем небольшая доплата к зара­ботной плате мужчинам.

С точки зрения экономистов феминистской ориентации, со­вершенно недостаточно просто констатировать существование гендерных предпочтений в занятости. Более важной задачей является поиск источников этих предпочтений и прогноз их изменения на перспективу. Экономисты-феминистки П. Инглэнд и А. Браун[25] использовали психоаналитическую теорию Нэнси Чодоров для объяснения гендерной дискриминации в занятости. Согласно подходу Чодоров, изначально дети обоего пола ощуща­ют родство с матерью, однако в ходе социализации у мальчиков происходит преодоление этого родства. Мужская идентичность формируется через преодоление зависимости от матери, через уход в «мужское» публичное пространство, которое противостоит «жен­скому» домашнему миру. Освоение женщинами публичного про­странства (в частности, выход на рынок труда) расценивается мужчинами как угроза их гендерной идентичности и вызывает активное противодействие, которое может принимать и форму дискриминации по полу.

Статистическая дискриминация. Суть этого типа диск­риминации состоит в том, что, нанимая работников, работодатель пытается угадать вероятную производительность кандидатов на должность по некоторым косвенным признакам (образование, опыт, возраст, пол, результаты тестов, рекомендаций с прошлого места работы и пр.). Если работодатель считает, что женщины — худшие работники, чем мужчины, то он будет систематически отдавать предпочтение мужчинам независимо от индивидуаль­ных профессиональных и семейных характеристик конкретного кандидата. В этом случае поведение работодателя может расце­ниваться как в определенной степени рациональное — хотя он и рискует неверно оценить трудовой потенциал части работни­ков, одновременно он минимизирует трансакционные издержки, связанные с получением достоверной информации о конкрет­ном кандидате на должность.

Альтернативная гипотеза о причинах, лежащих в основе статистической дискриминации, была предложена Паулой Инглэнд (дискриминация, связанная с неверными оценками). Она предположила, что люди могут ошибочно преувеличивать разни­цу между средними способностями мужчин и женщин и, таким образом, оценивать работу последних недостаточно высоко.[26] Хотя эта точка зрения и не является общепринятой среди экономис­тов-феминисток (она противоречит постулату о рациональности поведения, поскольку предполагает, что люди делают система­тические ошибки), существует ряд эмпирических свидетельств того, что эта гипотеза заслуживает более внимательного рассмот­рения. Ф. Вулли, ссылаясь на результаты многочисленных эмпи­рических исследований, показывает, в частности, что при модели­ровании ситуации найма работодатели чаще делают выбор в пользу кандидатов-мужчин, нежели кандидатов-женщин, даже если и те и другие имеют равные формальные характеристики (обра­зование, квалификация, стаж и пр.)- Статьи, написанные женщи­нами, имеют больше шансов быть опубликованными, если редак­тору неизвестен пол автора. Аналогичным образом поступают и эксперты-искусствоведы — они выставляют более высокие оцен­ки тем картинам, авторство которых приписывается женщинам.[27]

Дискриминация, вызванная монопольной структурой рынка труда. Этот теоретический подход принципиально от­личается от двух вышеописанных, поскольку исходит из поло­жения о том, что рынок труда не является конкурентным, на нем действуют монопольные силы, а пол или раса выступают критериями для разделения рабочей силы на группы, не конку­рирующие между собой.

Одной из наиболее известных концепций в рамках этого подхода является концепция двойственного рынка труда («dual labor market»), согласно которой на рынке труда существуют два принципиально различных сектора занятости: первичный и вто­ричный. В первичном секторе сконцентрированы «хорошие» ра­бочие места — с высокой зарплатой, стабильной занятостью, хорошими условиями труда и наличием перспектив продвиже­ния. Вторичный сектор, напротив, объединяет рабочие места с низким уровнем оплаты труда, нестабильной занятостью, отсут­ствием перспектив служебного роста и пр. В первичном секторе сосредоточены в основном белые мужчины, в то время как во вторичном заняты преимущественно женщины и представители национальных и расовых меньшинств.[28]

Как показывают эмпирические данные, инвестиции в чело­веческий капитал дают адекватную отдачу только в первичном секторе: здесь прослеживается устойчивая корреляция между образованием и квалификацией, с одной стороны, и зарплатой, с другой.[29] Во вторичном секторе инвестиции в человеческий капи­тал оказываются нерентабельными: здесь зарплата не зависит от образования и квалификации (например, ставка уборщицы не ме­няется в зависимости от имеющегося у нее образования).

Согласно теории двойственного рынка труда, трудовая мо­бильность между секторами ограничена, вследствие чего разли­чия между ними не сглаживаются. Как же представители нео­классического направления объясняют существование двухсекторной модели? С их точки зрения это связано с различиями в величине издержек контроля за разными категориями работни­ков.[30] Другими словами, фирмы используют такие стимулы как высокая зарплата и должностной рост, только если они рассчи­тывают на долгосрочные отношения с работниками. Поскольку женщины имеют иную модель занятости, чем мужчины (они чаще покидают сферу занятости в связи с рождением детей), то рабо­тодатели не рассматривают их как надежных работников. В ре­зультате женщины оказались постепенно вытесненными во вто­ричный сектор занятости[31] (заметим в скобках, что подобное объяснение совершенно не годится для национальных мень­шинств).

Критические замечания в адрес этой концепции связаны с тем, что она является излишне схематичной и фактически не объясняет причин разделения рынка труда на первичный и вто­ричный. Впоследствии эта концепция получила более углублен­ное развитие в работах социологов, изучавших процесс сегмента­ции рынка труда.

Марксизм

В марксистской литературе гендерная проблематика пуб­личной сферы получила очень широкое развитие. Марксизм и феминизм марксистского толка объясняют гендерное неравен­ство на рынке труда исходя из капиталистических обществен­ных отношений. Женщины рассматриваются как подчиненная и маргинальная категория работников, а повышенный уровень их эксплуатации создает дополнительные выгоды для работодате­лей. Мы рассмотрим следующие основные подходы, разработан­ные в рамках этой проблематики:

•     концепцию трудового процесса, предложенную Браверманом;

•     концепцию циклической резервной армии труда;

•     марксистскую теорию сегментации рынка труда;

Концепция трудового процесса. Эта концепция была сфор­мулирована Браверманом в работе Труд и монополистический капитализм (1974).[32] Автор предложил общую концепцию раз­вития капитализма, в которую включил и анализ гендерных от­ношений. В аргументации Бравермана можно выделить два ос­новных положения:

1)   в условиях современного монополистического капитализма происходит постоянное снижение квалификационных требова­ний на большинстве рабочих мест вследствие стремления капи­талистов увеличить прибыли за счет наемных работников (эко­номия при найме, упрощение контроля за трудовым процессом и
пр.). Основную часть из этих менее квалифицированных работзанимают женщины.

2)   происходит снижение объема домашнего труда и времени на его выполнение, поскольку семья покупает на рынке многие товары, которые раньше она производила сама. В результате жен­ская рабочая сила высвобождается для оплачиваемой занятости.

Следствием этих двух параллельных процессов является рост уровня занятости женщин (замещающих низкоквалифици­рованные рабочие места) и одновременное снижение уровня за­нятости мужчин (вытесняемых с квалифицированных работ). В перспективе следует ожидать сближения уровней занятости муж­чин и женщин.

Оба основных положения Бравермана имеют уязвимые мес­та. Многие исследователи отмечали, что тенденция к снижению квалификации не является неизбежной, поскольку передача функ­ций контроля за трудовым процессом от работников к менед­жерам не является универсальной стратегией всех работодателей.[33] Далее: многолетняя статистика бюджетов времени не под­тверждает вывод о снижении времени, затрачиваемого женщина­ми в домашнем хозяйстве. Тем не менее, в пользу доводов Бравермана отчасти говорят такие факты, как снижение доли жен­щин-домохозяек, и более низкие затраты времени на домашнюю работу среди работающих женщин по сравнению с домохозяйками.

Концепция резервной армии труда. Эта концепция опира­ется на положения Маркса о постоянном существовании резерв­ной армии труда в условиях капитализма. По Марксу, функция резерва труда состоит в том, чтобы препятствовать успешному торгу между работниками и работодателями по поводу условий занятости и заработной платы. Вероника Бичи применила марк­систскую теорию к женщинам, утверждая, что они представляют собой гибкий резерв рабочей силы, который может войти в оп­лачиваемую занятость в случае экономического подъема и роста спроса на труд.[34] В периоды экономического спада женщины по­кидают сферу оплачиваемой занятости и вновь возвращаются к роли домашних хозяек (в наибольшей степени это касается замужних женщин). Классическим примером подобной дина­мики является вовлечение женщин в сферу занятости в периоды военного времени.

В адрес этой концепции были высказаны критические заме­чания как теоретического, так и эмпирического характера. Во-первых, в этой концепции имеется некоторое внутреннее проти­воречие: если труд женщин оплачивается дешевле, то с точки зрения работодателей было бы выгоднее в период экономическо­го подъема оставлять на работе именно женщин. Во-вторых, эм­пирические данные далеко не всегда подтверждают выводы этой концепции. Например, в период Великой Депрессии в США доля женщин, потерявших работу, не превышала долю мужчин. Ана­логичным образом обстояло дело и в период экономического кризиса середины 70-х годов, затронувшего все развитые страны.

Некоторые исследователи пытались примирить теорию с эти­ми эмпирическими данными. Так, Р. Милкман утверждает, что эффект резервной армии труда в значительной степени пере­крывается эффектом профессиональной сегрегации по признаку пола. Она показывает, что в США в период Великой Депрессии 30-х годов наиболее масштабные сокращения численности заня­тых отмечались именно в «мужских» отраслях и профессиях, в то время как женские профессии (главным образом сфера услуг) в меньшей степени пострадали от экономического кризиса. Та­ким образом, профессиональная сегрегация послужила для жен­щин своеобразной защитой от безработицы.[35]

Вместе с тем, аргументы Милкман оставляют без ответа глав­ный вопрос: почему мужчины, потерявшие работу, не вытеснили женщин с их рабочих мест? Логика рассуждений Милкман пред­полагает, что для объяснения гендерных отношений в сфере за­нятости ключевым является понятие профессиональной сегре­гации, а не концепция резервной армии труда. Однако сторонни­ки концепции резервной армии труда не включают этот вопрос в свой анализ.

Марксистская теория сегментированного рынка труда. Вышеописанные марксистские концепции неоднократно крити­ковались за то, что, концентрируя внимание на отношениях меж­ду трудом и капиталом в сфере производства, они оставляют вне поля зрения отношения обмена. Эта критика подтолкнула неко­торых исследователей к включению в марксистский подход идеи сегментации рынка труда. В работах Эдварде, Гордон, Райх ут­верждается, что сегментация рынка труда может быть интерпре­тирована как результат борьбы между трудом и капиталом,[36] Работодатели осуществляют политику сегментации (разделения на группы) рабочего класса в целях осуществления стратегии «разделяй и властвуй», что препятствует объединению пролета­риата и его эффективной коллективной борьбе против наступления капитала. В качестве оснований для разделения работни­ков на группы работодатели используются такие «естественные» признаки, как этническая принадлежность или пол.

Критика этой концепции была связана с двумя моментами;

Во-первых, остается без ответа ключевой вопрос о том, от­куда берутся эти «естественные» разделения;

Во-вторых, предложенная некоторыми авторами периодиза­ция, согласно которой этническая и гендерная сегментация от­носятся к периоду после 20-х годов XX века, не соответствует действительности, поскольку и та и другая формы сегментации рынка труда существовали задолго до этого. Как показали X. Хартманн и С. Мидлтон, гендерная сегрегация сферы занятости, безусловно, предшествует капитализму, а следовательно, капита­лизм никак нельзя признать ее первопричиной.[37] И хотя сама идея включить вопрос о сегментации рынка труда в марксистс­кий анализ, безусловно, заслуживает внимания, объяснение того, почему же сегментация принимает именно гендерную форму, яв­ляется не слишком убедительным.

Завершая обзор марксистских концепций, подчеркнем, что сама попытка включить гендерное измерение в общий контекст отношений между трудом и капиталом, безусловно, интересна. Однако все описанные выше концепции имеют общее уязвимое место: они явно переоценивают роль капиталистических трудо­вых отношений и недооценивают значимость гендерных отно­шений, не считая последние самостоятельным источником нера­венства.

4. Взаимосвязь частной и публичной сферы с позиций гендерной экономики

Большинство исследователей, рассматривающих экономичес­кие аспекты гендерных отношений, в той или иной форме затра­гивают и вопрос о взаимосвязи частной и публичной сферы. В частности, в рамках неоклассического подхода эта проблема под­нимается при анализе гендерного разделения труда внутри до­машнего хозяйства и принятия решения о выход на рынок тру­да, при анализе обратной связи между дискриминацией в заня­тости и выбором в пользу рыночных или нерыночных видов деятельности и пр. В работах марксистской парадигмы эта вза­имосвязь прослеживается и в концепции Бравермана, и в кон­цепции резервной армии труда, и во многих других.

Однако в наиболее законченной форме эта взаимосвязь по­лучила отражение в теории двойственных систем (dual-system theory), наиболее полно воплощающей синтез марксистских и феминистских идей, с одной стороны, и синтез в анализе частной и публичной сферы, с другой. Наиболее известные версии дан­ной теории были предложены, в частности, Хайди Хартманн и Айрис Янг. Теории двойственных систем рассматривают капита­лизм и патриархат как независимые структуры угнетения, суть которых объясняется исходя из марксистской теории капита­лизма и феминистской теории патриархата.

Одной из наиболее известных представительниц этого на­правления является Хайди Хартманн, автор знаменитой работы «Неудачный брак марксизма и феминизма: в поисках более про­грессивного союза» ,[38] По мнению X. Хартманн, основы подчинен­ного положения женщин следует искать в гендерном разделении труда. Экономическая система капитализма развивается исходя из логики процесса капиталистического накопления. Вследствие этого производство ориентировано на рыночный обмен, а не на использование производимых благ. Капиталистическое общество не может дать адекватную оценку тем благам, которые не выстав­ляются на рынок для обмена (в частности, всем тем благам, кото­рые создаются неоплаченным домашним трудом женщин). В итоге труд женщин в условиях капиталистического общества считается второстепенным и социально незначимым,

Существование капитализма функционально связано с су­ществованием патриархата. X. Хартманн определяет патриар­хат как систему социальных отношений, в рамках которой меж­ду мужчинами устанавливаются иерархические отношения и солидарность, позволяющие им осуществлять контроль над жен­щинами.[39]

Патриархат, таким образом, есть система угнетения жен­щин мужчинами, основанная на контроле мужчин за репродук­тивной функцией, сексуальным поведением и работой женщин. X. Хартманн подчеркивает, что патриархатная система суще­ствовала задолго до капитализма. Благодаря патриархату муж­чины освоили технологии эффективного контроля над женщи­нами в частной сфере, а впоследствии перенесли эти технологии и в публичную сферу, где мужской контроль над трудом жен­щин осуществляется через систему социальных институтов.

Капитализм, основанный на логике рынка и свободной кон­куренции, предполагает вовлечение женщин и детей в состав рабочей силы. Поэтому теоретически он должен был бы создать угрозу патриархатному контролю и власти мужчин над женщи­нами. Однако на практике в условиях капитализма женщины продолжают оставаться маргиналами на рынке труда. Хартманн объясняет этот парадокс не только структурными и историчес­кими факторами, но и логикой гендерных отношений в услови­ях капитализма. Мужчины-капиталисты утверждают свою власть через механизм сегментации рынка труда, что препятствует объе­динению рабочих. А мужчины-рабочие поддерживают систему патриархатного контроля, обеспечивая себе привилегированное положение за счет поддержания системы профессиональной сег­регации в занятости. Таким образом, в условиях капитализма эксплуатация женщин построена на своеобразном соглашении между мужчинами и капиталистами — и те и другие получают от этого выгоду.

Хотя системы патриархата и капитализма тесно связаны между собой, ведущая роль принадлежит капитализму. Вместе с тем, патриархат несет важную функциональную нагрузку по от­ношению к капитализму, помогая раскалывать рабочий класс по признаку пола на две противостоящие друг другу группы.

Важный вывод Хартманн состоит в том, что в современном обществе патриархатный порядок непрерывно воспроизводится капиталистической системой с помощью определенного соци­ального механизма.[40] Ключевым моментом этого социального механизма является гендерная сегрегация в занятости, которая является главным рычагом мужского контроля над женщина­ми во всех сферах общества. Благодаря освоенным технологиям доминирования мужчины вытесняют женщин с лучших рабочих мест. Это создает основу для экономической зависимости жен­щины в семье. Имея высокие заработки, мужчины вступают в брак на более выгодных условиях, заставляя женщин выпол­нять всю домашнюю работу и ухаживать за детьми в обмен на материальное содержание. Женщины не могут отказаться от выполнения этой работы, поскольку экономически зависят от мужчин. Загруженность женщин домашними делами еще более ухудшает их перспективы на рынке труда, поскольку получение высокооплачиваемой работы требуют хорошего образования и высокой квалификации. В итоге образуется порочный круг, уси­ливающий экономическую зависимость женщин от мужчин, с одной стороны, и масштабы их домашней эксплуатации, с другой.

Критика концепции Хартманн касалась двух основных мо­ментов. Во-первых, подчеркивалось, что эта концепция фактичес­ки игнорирует наличие противоречий между капитализмом и патриархатом и описывает эти две системы как внутренне со­гласованные. Во-вторых, подход Хартманн критиковался за слиш­ком упрощенную интерпретацию профессиональной сегрегации, которую она фактически сводит к вытеснению женщин мужчи­нами с лучших рабочих мест. Между тем, явление профессио­нальной сегрегации имеет гораздо более сложный и многомер­ный характер.

Если X. Хартманн рассматривает капитализм и патриар­хат как две независимые системы, имеющие собственную дина­мику, то другие авторы рассматривают эти два феномена как подсистемы единой системы — патриархатного капитализма. Подобный подход развивается, в частности, Айрис Янг.

По мнению Янг, взаимосвязь патриархата и капитализма является настолько тесной, что невозможно определить, какая из этих двух структур является первичной. Система патриархата во все времена проявляет себя в форме гендерного экономическо­го неравенства, хотя его конкретные формы имеют свою истори­ческую специфику. В условиях капитализма подобными прояв­лениями являются маргинализация женщин на рынке труда и их вытеснение на наихудшие рабочие места, дискриминация по признаку пола (при найме, увольнении, продвижении в должнос­ти, оплате труда и пр.), неоплаченный домашний труд.[41]

Янг прослеживает историческую динамику в развитии гендерного разделения труда и делает вывод о снижении статуса женщин при переходе к капитализму. Основной причиной этого выступает разделение частной и публичной сфер, семьи и произ­водства, что разрывает семейное экономическое партнерство меж­ду полами.

Отсюда Янг делает вывод о том, что анализ в терминах разделения труда в большей степени отвечает задачам феминист­ской интерпретации, нежели классовый анализ. Если классо­вый анализ концентрирует внимание на отношениях между клас­сами, то подход с позиций разделения труда делает акцент на более тонких аспектах социальной стратификации и позволяет описать положение женщин в терминах «правил игры», структу­рирующих отношения в сфере занятости. В этом отношении под­ход Янг в некоторой степени сходен с институциональным под­ходом.

5. Заключение. Возможности гендерной экономики как самостоятельной экономической дисциплины

Завершая анализ основных теоретических подходов к про­блеме гендерного экономических различий, сформулируем неко­торые выводы:

В настоящее время гендерные экономические различия ис­следуются, главным образом, в рамках двух методологических парадигм экономической теории; неоклассической и марксистс­кой. Благодаря новаторским работам Г. Беккера и его последо­вателей проблематика домохозяйства и гендера перестала счи­таться маргинальной сферой экономического анализа. Вместе с тем, неоклассический подход продолжает оставаться объектом серьезной феминистской критики. Исследовательницы-фемини­стки подчеркивают, что неоклассическая парадигма построена на чисто андроцентристских посылках об изолированном индивиде, озабоченном собственными интересами и эмоционально не свя­занном с другими людьми. За этим стоит идея о том, что сфера рыночных отношений полностью свободна от проявлений сим­патии, альтруизма, чувства солидарности.[42]

Далее, феминистки подвергают серьезному сомнению тезис о том, что рыночные отношения строятся на эгоизме, в то время как в частной сфере (семье) господствует альтруизм. Неокласси­ческая интерпретация этого различия состоит в том, что и в том и в другом случае выбор модели поведения объясняется единой причиной - большей эффективностью (выгодностью) подобно­го поведения. Феминистки высказывают по этому поводу спра­ведливые возражения. Они подчеркивают, что тезис о господстве альтруизма в семье не выдерживает эмпирической проверки: если он справедлив, то придется признать, что семья максимизирует единую функцию полезности, совокупный доход равномерно рас­пределяется между ее членами, а конфликты на экономической почве невозможны. А это весьма далеко от действительности. Кроме того, неясным остается вопрос о том, каковы сравнительные издержки и выгоды мужчин и женщин, связанные с этими моделями поведения. Кому -мужчинам или женщинам - бо­лее выгодно быть «рыночными эгоистами» и «семейными альт­руистами»?

Наконец, при рассмотрении ситуации в публичной сфере (конкретно - на рынке труда) феминистки подчеркивают, что принципиальное значение для ликвидации дискриминации по полу имеет изменение системы предпочтений и отказ от преду­беждений в отношении тех или иных групп работников. Однако в рамках неоклассического подхода эта проблема остается нере­шенной, поскольку неоклассики неизменно исходят из тезиса об устойчивости предпочтений.

Ответная критика в адрес феминисток марксистской ориен­тации со стороны представителей «mainstream» ведется не столь активно, однако это не следует понимать как отсутствие содер­жательных аргументов. Дело, скорее, в том, что в современной экономической науке экономическая доктрина марксизма вос­принимается как откровенно маргинальное направление, пред­ставляющее интерес скорее для историков экономической мыс­ли. (Отметим в скобках, что этого нельзя сказать о марксизме как социальной доктрине - после кратковременного забвения в 80-е годы он вновь обрел привлекательность в глазах левых интеллектуалов и части социологов развитых стран Запада).

Во второй половине 80-х годов экономисты-феминистки активно обратились к исследованию конкретных проблем поло­жения женщин в экономике с позиций неоклассического и ин­ституционального подходов. Это направление исследований, пре­имущественно тяготеющее к позициям либерального феминиз­ма, иногда обозначают как феминистский экономический эмпи­ризм. Не отказываясь от критического отношения к методологи­ческим постулатам неоклассики, исследователи этого направле­ния осваивают и расширяют возможности неоклассики и институционализма в анализе гендерной проблематики. Их работы демонстрируют масштабы неиспользованных возможностей со­временной экономической науки и наглядно показывают, что Гендерная проблематика может с успехом исследоваться не только в рамках марксистской экономической парадигмы.

Немалые перспективы в этом плане связаны с развитием Идей Г. Беккера (являющегося ведущим идеологом «экономи­ческого империализма»), позволяющих включить в экономический анализ самые разнообразные явления благодаря расшири­тельному толкованию предмета экономической науки. Другим направлением, возможности которого пока еще далеко не освое­ны экономистами-феминистками, является новая институциональ­ная экономика, делающая содержательный акцент на роли эко­номических и социальных институтов и важности учета норм при анализе экономического поведения. Поэтому наиболее важ­ной и перспективной задачей на пути становления гендерной экономики как самостоятельной экономической дисциплины является синтез теоретических разработок экономической на­уки и последних достижений гендерной теории.