Глава 3. Методы исследования женского предпринимательства в мировой и российской практике

 

Женское предпринимательство как ни какой другой социальный феномен при своем изучении нуждается в адекватных исследовательских методах. Чем это обуславливается? Прежде всего, большая заполненность данного явления мифами и стереотипами, которые распространяются и на аналитиков, диктует необходимость, максимально «объективировать» методы и инструментарий исследования. С другой стороны - объективные методы, как правило, строятся на стандартных процедурах, которые не позволяют изучить «принцип данной индивидуальности». Это вынуждает исследователей искать другие методы, дающие возможность описать индивидуалитет данной категории респондентов.

Почему раскрытие «индивидуальных стратегий поведения», ценностных ориентиров, «пространства смыслов» так важно сегодня при изучении лидеров женского предпринимательства?

Ответ и прост, и сложен одновременно. Новые социальные процессы и явления, также как и новые субъекты этой открывшейся реальности, нельзя поместить в исходные нормативные модели, исходя из которых, как правило, строится инструментарий стандартных измерений. Но это не единственная причина.

Весьма важно то, что в настоящее время в России практически нельзя ограничить пространство женского предпринимательства от других сфер бизнеса. Невозможно назвать численность реально действующих фирм в России, возглавляемых женщинами-предпринимателями, или численность промышленных производств, работающих под руководством женщин. И дело не просто в несовершенстве статистики, а в незаинтересованности лиц, делающих российскую экономическую политику, рассматривать женщин как реальных субъектов экономических преобразований.

Все это еще более осложняется, когда речь заходит о российских регионах. Там знание о статистических параметрах данного процесса можно обнаружить разве что в объединениях женского предпринимательства. Где объединения отсутствуют, можно надеяться лишь на информацию, передаваемую «лицом к лицу».

Думаю, что будущие пять лет женского предпринимательства в России не только докажут его право на выживание, но и позволят исследователям и аналитикам перейти от «точечного» метода получения информации о тенденциях и закономерностях становления этого явления к методам, позволяющим отслеживать макроэкономические тенденции в масштабе всей России и сравнивать их с мировыми закономерностями.

Безусловно, произойти это может лишь в том случае, если лидеры женского предпринимательства поверят в целесообразность подобных исследований и их необходимость для себя. Достигнуто это может быть лишь одним путем - за счет повышение авторитетности исследований у аналитиков, постепенного нарастания исследовательского профессионализма и формирования «открытости» российского бизнеса.

Нельзя не признать, что выбор тех или иных способов исследования всегда будет зависеть также от личных предпочтений исследователя и от его «доверия» к тем или иным исследовательским парадигмам.

Поэтому я убеждена - переосмысление принципов и методов исследования женского предпринимательства будет идти тем успешнее, чем большее число исследователей опробуют разнообразные исследовательские приемы и выберут те, которые, на их взгляд, в максимальной степени отвечает специфике предмета исследования и вызывают большее личное доверие.

Принцип многослойности исследовательской парадигмы способен защитить получаемые результаты от эффекта инструментального искажения и субъективности, что является не только академической, а сугубо практической задачей, если российские исследователи хотят успеть за динамикой перемен, происходящих в российском обществе.

Как исследователь я убеждена - не существует «плохих» и «хороших» исследовательских процедур, каждая из них дает свой ракурс видения данного явления, но основная проблема состоит в способности исследователя делать те или иные выводы на основании результатов, полученных с помощью разных методических приемов, «строить» тенденции, лежащие в основе наблюдаемых изменений.

Поэтому профессионализм и компетентность исследователя со временем позволят смягчить требования к жесткой «объективности» исследовательских процедур и дадут возможность применять при изучении социальных явлений так называемый «экспертный подход», который всегда строится на личностно-ориентированном знании эксперта, на его опыте и интуиции.

Сегодня относительно небольшое число исследователей склонно разделить эту позицию (Г.А.Погосян, Л.В.Давыдов и др.), но в дальнейшем их круг будет, видимо, расширяться.

Специфика лидеров женского предпринимательства, высокий интеллектуальный потенциал и потенциал лидерства обуславливают порой их нежелание, а иногда резкий отказ работать в стилистике «закрытых вопросов», тогда как «совместное исследование» в режиме заинтересованного диалога раскрывает новые перспективы как для интервьюера, так и для респондента.

Повышенные требования к точности исследовательских процедур и их компактности в условиях жесткого дефицита времени предполагают предварительный глубокий анализ женского предпринимательства на «качественном уровне», который со временем может переместиться в пространство точных статистических измерений.

 

1. Метод построения индивидуальных и коллективных портретов

 

Метод построения индивидуальных и обобщенных портретов не является специфическим в изучении именно женского предпринимательства. Достаточно широко он используется историками, этнографами, культурологами, социальными антропологами. Как правило, этот метод широко применяется в том случае, если речь идет об уникальном явлении или персоне.

Из последних работ, посвященных изучению исторических фигур мирового бизнеса пожалуй, стоит упомянуть работу Джина Ландрама «Тринадцать мужчин, которые изменили мир». Данная монография содержит разносторонний анализ биографий, особенностей социально-психологического профиля, стратегий делового поведения, обеспечивших путь к успеху таких известных гениев бизнеса, кик Вильям Гейтс (Microsoft), Акио Морита (Sony), Фред Смит (Federal Express), Соичиро Хонда (Honda Motors), Том Монаган (Domino's Pizza) и др.

Среди исследований российских историков, попытавшихся описать класс крупных собственников в России в 1914 году, уникальна работа А.Н.Боханова[i]. Смысл ее, как отмечает сам автор, состоит в создании коллективного контурного портрета отечественного предпринимателя на пороге крушения российской империи. Предметом исследования выступили люди, державшие в своих руках главные рычаги экономики страны и олицетворявшие ее деловую элиту, их численность, источники рекрутирования, сеть коммуникаций и т.д.

Проведенное социально-историческое исследование позволило установить ряд важных закономерностей и построить обобщенный «социологический портрет» лидеров российского предпринимательства. Используемый методический прием и полученные с его помощью выводы позволили избавиться от традиционных представлений о крупной буржуазии России как сегменте русского общества, «имеющего единое лицо». Исследование показало отличия купечества, чиновной системы, потомственного дворянства, «благотворителей» и их роли в становлении крупной буржуазии в России. «Применительно к России, - считает А.Н. Боханов, - само понятие «предпринимательские круги» следует скорее воспринимать как историческую метафору, чем определение некоего конкретного, связанного общностью интересов, целей и мировоззрения сообщества. Деловой мир, российский предприниматель оказался заложником исторической ситуации, когда все хотели блага, но никто уже ничего не мог. Судьба монархии и судьба предпринимателя оказались скованными одной цепью»[ii].

В исследовании лидеров женского предпринимательства метод индивидуальных портретов весьма часто используется журналистами, и это не случайно. «Возможность, - как считает Франсуаза Латреду, - на обобщенный специалистами опыт наложить яркие подробности личных биографий, и острые сюжеты деловой жизни женщин не только увлекательны, но и поучительны...»[iii].

Видимо, поэтому Франсуаза Латреду создала портретную галерею «великолепной семерки», которая позволяет увидеть живое лицо женского бизнеса и оценить особый почерк женского менеджмента французских предпринимательниц.

Марлен Россман, президент компании «Россман Грэхэм эсошиейтс», в своей книге[iv] описывает, используя портретный метод, 9 историй прихода женщин в международный бизнес и те пути, благодаря которым они достигли успеха в международной предпринимательской карьере. К подобному приему прибегает также журналистка М. Биллард, описывая восемь портретов женщин, играющих важную роль в фирме, в своей работе «Женщины на пороге занятия высшей управленческой должности в корпорации»[v].

Метод индивидуальных портретов, несмотря на его преимущественное использование историографами и журналистами, имеет для социальной психологии и социологии принципиальное значение. Его применение позволяет избежать «ошибки стандартизации» и вскрыть тенденции развития того или иного явления или процесса «невидимых» при других методах исследования.

В то же время я отдаю себе отчет в том, что использование этого метода не исключает применения других исследовательских приемов. Более того, убеждена, что он может быть продуктивен для тех исследователей, которые в сложном переплетении «персональных различий» способны увидеть и почувствовать нарождающиеся закономерности.

Метод портретов не может быть надежным или ненадежным. Способность самого исследователя обретать сензитивность к подобного рода описаниям реальности позволяет, на мой взгляд, существенно расширить методический потенциал, что не может не отразиться на качестве научных исследований.

Споры о том, какие методы изучения реальности являются более валидными и надежными, и в связи с этим затянувшееся противостояние количественных и качественных методов, представляются скорее теоретической, нежели практической проблемой. Как те, так и другие методы обладают своими недостатками, однако отображение «предмета реальности» как в том, так и в другом случае, имеет свой фокус и не следует отказывать себе в возможности увидеть эту реальность через разные исследовательские процедуры.

Это утверждение вряд ли вызовет у кого-либо несогласие, так как идея плюрализма проникла, видимо, и в науку. Ограничением для ее широкого использования остается узкий профессионализм самих исследователей, которые привыкают видеть «закономерности мира» через привычную систему исследовательских приемов.

Однако я убеждена: развитие социально-психологических исследований невозможно без «принципа сочетания». В среднесрочной перспективе следует ожидать дальнейшего расширения багажа исследовательских процедур и методов их постепенного приближения к природе изучаемого процесса.

 

2. Традиционные социологические и социально-психологические методы: возможности и ограничения

 

Традиционно исследователи при рассмотрении тех или иных процессов считают надежными и имеющими право «на научность» строгие методы статистических измерений, так называемые «формализованные методы». Явление, отображенное в статистических пропорциях, вызывает особое доверие. Оправдана ли данная позиция? Я убеждена, поспешность с которой та или иная закономерность может быть отражена в числовом выражении способна нанести серьезный вред.

Уверена - формализованные методы удобны и надежны при «макроподходе» к ситуации, «микроподход» способен сочетать уже более развернутую палитру методов исследования. Видимо нельзя представлять ситуацию таким образом, что формализованные методы всегда способны защитить исследователя от инструментальных искажений. Я склонна разделить позицию С.А. Белановского, который считает[vi]: «Возникновение ошибок и искажений может провоцировать использование формализованных методов. Во-первых, это связано с тем, что применение этих методов ограничивает сферу исследования только теми параметрами, которые сравнительно легко поддаются измерению. Во-вторых, применение формализованных методик обычно не дает возможности получить детальные сведения об объекте и, следовательно, порождает ошибки, связанные с неинформированностью исследователя, либо неадекватностью имеющихся у него представлений. Достоверность и адекватность научных выводов, базирующихся на количественных исследованиях, отнюдь не является гарантированной, поскольку задачей научного исследования является не анализ статистики как таковой, а создание на ее основе модели исследуемого объекта. По видимому, ее создание на базе данных только статистики является невозможным.»

Однако, неправомерно утверждать, что формализованные методы растеряли свою надежность по мере движения России к рынку, при котором резко возросли неопределенность и непредсказуемость оценок массового сознания.

Исследования по изучению женского предпринимательства с использованием формализованных анкетных измерений позволяют через ответы «да - нет» вскрывать важные закономерности становления этого процесса.

К данному типу исследования может быть отнесено, например, исследование Лилии Бабаевой[vii] о роли женщин в становлении и развитии малого бизнеса. Опираясь на формализованный анкетный опрос, в этом исследовании удалось установить некоторые факторы мотивации прихода женщин в бизнес, «желаемую картину развития дела». Проиллюстрирую характер получаемых закономерностей в такого типа исследованиях. Согласно данным, только 27% женщин хотели бы не только управлять предприятием, но и стать его единоличным владельцем. 53% опрошенных женщин не считают это необходимым для себя. Мотивы, по которым женщины не хотят единолично владеть предприятием, распределились следующим образом:

- велика ответственность перед членами трудового коллектива - 44%

- трудно идентифицировать себя с собственником - 27%

- неблагоприятное положение предприятия - 17%

- затруднились с ответом - 12%

Необходимость отражения подобных тенденций для понимания происходящих процессов очевидна, хотя и предполагает дальнейшую углубленную интерпретацию с использованием других методических приемов или статистических расчетов.

Статистически надежные тенденции позволяют увидеть общее направление движения того или иного процесса, чего не может обеспечить ни один из качественных методов, хотя бы потому, что не ставит перед собой задачу массового измерения явления, а ограничивается относительно небольшими выборками. Ценность подобных измерений возрастает в тех случаях, когда важно исследовать динамику процесса, а также решить задачи прогнозного характера.

Важное место в исследовании российских предпринимателей, и в том числе женщин-предпринимателей[viii], занимают широко распространенные наборы ценностного ранжирования по методу Рокича[ix] или вопросника Олпорта-Вернона-Линдсея[x]. В основе этих методов лежит процедура, при которой разным социальным группам, от малоквалифицированных специалистов до лиц, занятых интеллектуальным трудом, предлагаются одинаковые ценностные координаты, где они должны найти «вариант ответа», даже если их собственное ценностное пространство отличается от предлагаемых вариантов. Это существенным образом может влиять на адекватность получаемых результатов, которые, однако, имеют красивый статистический вид и в надежность которых так хочется верить. Магия цифр остается одной из самых сильных магий в современной социологии...

Весьма продуктивным методом исследования российских предпринимателей является широко распространенный в психологии метод ролевых конструктов Дж.Келли[xi], а также вариации метода семантического дифференциала Чарльза Осгуда[xii].

В исследовательском проекте под названием «Предприниматель и благотворительность», который был реализован социологической службой «Мониторинг» под руководством Валерия Яковлевича Нечаева[xiii], именно эти методы, наряду с методом экспертного опроса были использованы, в качестве основных для решения исследовательских задач.

С помощью метода ролевых конструктов Дж. Келли и метода семантического дифференциала авторами исследования выявлялся обобщенный образ предпринимателей. Процедура исследования строилась следующим образом: опрос проводился в два этапа. На первом этапе перед исследователями стояла задача выявить конструкты - черты характера делового человека, как они представлены в сознании респондентов.

По заданным критериям эксперту предлагали подыскать из круга коллег партнера, лично знакомого по деловым отношениям, вполне конкретного человека, и описать черты его характера. Предлагались два персонажа - положительный и отрицательный. Кроме того, исследователи просили указать качества, необходимые для предпринимательства, а также качества, благоприятные и неблагоприятные для делового контакта. На первом этапе исследования было опрошено 50 экспертов. На основе анализа выявленных качеств выделили 12 условных качеств, представляющих три группы характеристик: деловитость, общительность, благотворительность. Подчеркнем, что это не заданные исследователями характеристики, а те, которые выделили эксперты как наиболее значимые, по их представлениям, качества для ведения собственного бизнеса.

На втором этапе опроса экспертам предлагались эти качества для оценки уже методом семантического дифференциала. Экспертам предлагалось оценить трех персонажей (под ними подразумевались также конкретные люди) по критериям: преуспевающий предприниматель, я сам и ненадежный партнер. В итоге авторы получили социально-психологические портреты предпринимателей, оцениваемые по 7-балльной шкале. В своем анализе полученных результатов авторы отмечают: «Судя по полученным данным, современные предприниматели «не страдают от скромности». Собственная самооценка предпринимателей и оценка, даваемая успешным предпринимателям, в большинстве случаев тождественны. По большинству качеств (обязательности, порядочности, скромности, благодарности, немеркантильности, щедрости) - оценка, даваемая предпринимателями себе, превышает оценки преуспевающего предпринимателя»[xiv].

Не оценивая и не анализируя Выделенные авторами качества, характерные для успешных и ненадежных предпринимателей - это я сделаю позже, при обсуждении эмпирических материалов в сопоставлении с результатами приводимого исследования - мне хотелось бы обратить внимание на следующее. Несмотря на проделанные процедуры, снижающие эффект инструментального искажения, авторам не удалось «оградить» полученные личностные параметры от косвенного влияния названия темы исследования «Предприниматель и благотворительность», которая, видимо, была представлена в инструкции при заполнении анкеты. Ничем другим объяснить столь высокий вес такого качества, как благотворительность, которая выше деловитости в самооценке экспертов, нельзя. Это еще раз подтверждает тот факт, что при исследовании личностных характеристик тех или иных групп на получаемые результаты может влиять такое количество факторов, что разглядеть их за стройной чередой цифровых параметров бывает весьма сложно. Мне не хотелось бы утверждать, что все измерения, производимые при помощи даже утонченных исследовательских процедур с опорой на количественные показатели, всегда имеют какие-либо погрешности, но нельзя не признать, что расширение данных, полученных с помощью количественных процедур, качественными методиками позволило бы значительно уменьшить потенциал возможных исследовательских ошибок.

 

3. Биографические методы

 

История применения биографического метода в социологических и социально-психологических исследованиях имеет почти вековую историю.

Одними из первых биографический метод в своих работах использовали родоначальники эмпирического изучения ценностей Уильям Томас и Флориан Знанецкий[xv]. В книге этих авторов «Польский крестьянин в Европе и Америке»[xvi] описываются результаты эмпирического исследования ценностей у польских крестьян, ранее живших в Польше и эмигрировавших в Америку. Объектом исследования авторы избрали личные документы: письма, дневники, автобиографии.

Практически одновременно с Уильямом Томасом и Флорианом Знанецким Шарлоттой Бюлер в Венском университете психологии была выполнена большая работа, также построенная на использовании биографического метода. Ее книга «Жизненный путь личности как психологическая проблема»[xvii], в которой на основе больших эмпирических исследований сформулированы основные этапы жизненного пути личности, предложены методы анализа биографического материала, даны способы количественной обработки биографических данных, и поныне является классическим трудом для психологов-биографистов.

В 1918 году вышла интересная работа русского ученого Н.А. Рыбникова, которая так и называлась «Биографический метод»[xviii].

Более поздние исследователи, представители так называемой гуманистической психологии А. Маслоу, В. Франкл, К. Роджерс, Г. Олпорт в своих работах по изучению ценностей также широко использовали биографический метод в той или иной его разновидности.

В настоящее время биографический метод все чаще используется российскими социологами. Большую роль в «возвращении» биографического метода в поле научных методов сыграли работы В.Семеновой, Е. Мещеркиной[xix], А. Вардомацкого[xx], Е. Здравомысловой[xxi].

Во введении к сборнику «Биографический метод» Е. Мещеркина таким образом объясняет значимость этого метода для социологических исследований: «Появление в отечественной социологии интереса к биографическому методу далеко не случайно. Этому способствовали как изменения собственно в социологической науке, так и явления более общего социального плана. Парадигмальный сдвиг к гуманистической актуализации, по словам К. Пламмера, тройного фокуса социологии: биографии, истории и структуры, а также растущая неудовлетворенность исследователями поверхностностью массовых социологических опросов, кроме того быстро меняющийся социальный контекст в России - спровоцировали обращение к новым методам изучения поведения и сознания, которые принципиально открыты; индуктивно, на основе исследовательской практики, приходят к осмысленным выводам и критериям. В центре внимания одного из таких методов биографического исследования - субъективный опыт, поведение, действия человека. В этом смысле биографическое исследование - это широкая тематизация субъективности.

Кроме того, обращение к биографиям как к методу сбора социально значимой информации является отражением определенных исторических изменений в социальной жизни... В противовес представлениям о «конце индивидуума» другие социологи утверждают, что процесс индивидуализации сегодня продолжается и охватывает даже те группы (например, женщин), которые ранее стояли на его обочине. В результате многочисленных дискуссий стало ясно: концентрация на субъективности не разрушает социологической перспективы».

Позицию, высказанную Е. Мещеркиной, поддерживает Е. Здравомыслова. В своей статье «Коллективная биография современных российских феминисток» она следующим образом характеризует ценность биографического метода для социологических исследований: «История жизни представляется мне адекватным методом изучения участия в общественных движениях и коллективных действиях вообще. На мой взгляд, этот метод позволяет исследователю изучить не только мотивацию участия в движении, но и выделить те социализационные факторы, которые способствовали формированию идентичности российских феминисток. Биографический метод является новым для изучения общественных движений в России...»[xxii].

Использование биографического метода предполагает несколько моделей его реализации. Было бы ошибкой думать, что данный методический прием не предполагает особых исследовательских процедур, которые максимально учитывают индивидуальные характеристики обследуемых групп.

Биографический метод может быть реализован с помощью личных документов или в форме биографического интервью, как в исследовании Елены Здравомысловой, которая дает интересное описание последовательности используемых процедур[xxiii]: «Проведение биографических интервью предполагает руководство повествованием со стороны исследователя. В данном случае нами использовалась процедура, содержащая следующую последовательность шагов. Первоначально каждой респондентке была изложена цель проекта - изучение биографий современных феминисток.

Затем была сформулирована задача («расскажите, пожалуйста, о себе») и определено общее время беседы (не менее полутора часов). В ответ излагалась и записывалась автобиография, то есть авторское повествование о собственной жизни, или нарратив. В процессе рассказа интервьюер-исследователь задавала уточняющие вопросы, связанные с разными этапами первичной и вторичной социализации. По завершении повествования интервьюер обращалась к тем периодам жизненного цикла и тем обстоятельствам образа жизни, которые рассказчица упустила».

Приводимое описание техники использования биографического интервью как метода исследования наглядно иллюстрирует многообразие возможностей, содержащееся в нем для исследования личности и целых групп. В то же время надо помнить о тех ограничениях, на которые не раз указывали противники использования данного метода в социологии[xxiv].

Андрей Вардомацкий разработал для «ценностных» исследований разновидность биографического метода, так называемый аксиобиографический метод, ориентированный на выявление жизненных ценностей, т.е. тех ценностей, «которые определяют жизненный путь человека на достаточно больших отрезках биографии, и представляют собой стратегические детерминанты поведения личности, как во времени так и в ценностном пространстве»[xxv].

Аксиобиографическая методика представляет собой полуструктурированное интервью. Его гибкость и неформализованность дают возможность преодолеть ограничения, характерные для формализованных методик, применявшихся, например, в упоминавшихся ранее работах Рокича, Олпорта, Вернона, Линдсея, где даются одинаковые наборы ценностей для разных социальных групп. Аксиобиографическая методика в противовес названным позволяет выделить, систему ценностных координат, адекватную конкретной социальной группе, и ее осуществление предполагает небольшую выборку (до 30 человек). Исследование, как правило, происходит на наиболее талантливых, элитных, склонных отражать свою социальную среду представителях данной группы, которые легче вербализуют специфику жизненных ценностей своих групп.

В основе данного метода - постепенное выявление ценностей высокого уровня обобщения и составление списка ценностей в индивидуализированных формулировках, для которого затем используется процедура синонимизации, или сведения групп схожих индивидуальных формулировок к стандартизированным, которые впоследствии используются для измерений на репрезентативной выборке. Сжатие «ценностного ряда» может происходить и по частоте встречаемости той или иной ценности.

«Аксиобиографическая методика, - пишет А. Вардомацкий, - это своего рода «удочка», позволяющая вытянуть находящуюся позади биографического события ценностную подоплеку»[xxvi].

Непрямой характер ценностного измерения делает эту методику, наряду с методами свободных ассоциаций, неоконченных предложений, одной из перспективных методик изучения «внутреннего личностного пространства».

Известными ограничениями для широкого распространения данной методики в научной практике служит, с одной стороны, ее высокая трудоемкость и требуемый высокий уровень профессионализма исследователя, с другой - высокая степень исследовательской субъективности. Однако ни то, ни другое ограничение не могут умалить возможностей, которые открывает данный метод для исследования личностной структуры, освобождая сложный мир ценностей от избытка стандартизированных процедур, в ряде случаев только создающих иллюзию научности.

Более активное проникновение в социологию смешанных методических приемов позволит, на мой взгляд, обогатить ее исследовательский банк данных новыми результатами, более соответствующими природе той реальности, в которой они существуют и развиваются.

 

4. Методы интервью: фигура интервьюера и оптимальные модели интервью

 

Методы мягкого интервью все настойчивее проникают в практику социологических и социально-психологических исследований. Особую роль как исследовательский инструментарий техника мягкого интервью приобретает в условиях, когда интервьюер и опрашиваемый принадлежат к различным «психологическим мирам», обладают различной ментальностью, что значительно сужает возможность стандартных методов, которые предполагают опору на заранее отработанный стандарт ответов.

Методы мягкого интервью появились в исследовательской практике в России на рубеже 1980-90-х годов. В последнее пятилетие ими начинает пользоваться все большее число аналитиков и исследователей.

«В обществах, где развитие социо-ментальных систем идет плавно и без разрывов, где их множество не так велико, погрешность несовпадений, может быть не так велика... В наше время, когда поколения, отличающиеся на 6 лет, говорят на разных языках, когда идет ломка ценностей, недирективные методы приобретают особую актуальность...» - отмечает в своей работе Мария Васильева[xxvii].

Мягкое интервью имеет преимущество перед количественными, или жесткими методами в деликатной ситуации неструктурированного понятийного пространства исследования. Исследователь, работающий с мягкими интервью, встречает много сложностей, например, с репрезентативностью, но, по крайней мере, не рискует попасть в положение социолога, задающего миролюбивому холостяку вопрос: «Вы перестали бить свою жену по утрам?», давая при этом лишь два варианта ответа «Да» и «Нет»...

Одними из первых исследователей, настойчиво вводивших метод интервью в практику социологических и социально-экономических исследований, были Г.А.Погосян, С.А. Белановский. Именно Г.А.Погосян одним из первых в СССР предложил рассматривать метод интервью как особый вид общения и подверг его экспериментальному изучению. Проведенное исследование позволило сделать автору однозначный вывод: «Распространенное в современной западной социологии, и в особенности социальной психологии, недоверчивое отношение к данным, полученным при помощи интервью, и стремление к так называемому «объективированию» методов сбора информации путем отказа от использования интервью, за счет применения методов скрытого наблюдения и отказа от вербальных свидетельств опрашиваемых, не имеет под собой серьезного методологического обоснования и продиктовано, в сущности, характерным для «эмпирической социологии» тяготением к естественнонаучной методологии, к прямому переносу ее методов и техник в область социального познания...»[xxviii]. С.А. Белановский одним из первых, в свою очередь, использовал метод углубленных и детальных бесед для изучения промышленных предприятий и министерств[xxix]. Проведя значительное количество производственных интервью, С.А. Белановский убежден: «Публикация полных текстов свободных интервью и исследований, проведенных на их основе, окажет влияние на научное и общественное сознание, уточняя и углубляя понимание обществом социально-экономических проблем. Во-вторых, социологизация мышления и овладение навыками интервьюирования является важным направлением повышения квалификации многих должностных лиц практических работников. И, наконец, активное использование свободного интервью резко повышает компетентность самого исследователя, позволяя ему решать поставленные перед ним задачи на высоком уровне и в сжатые сроки...»[xxx].

Возможности так называемого интерактивного интервью, при котором интервьюер и респондент вовлечены в активную межличностную коммуникацию, серьезно и глубоко обсуждаются в работах сотрудников Московского гендерного центра.

Наиболее точно, на мой взгляд, возможности качественных и количественных методов в социологии переосмыслила и выразила Марина Малышева: «Вопрос о предпочтительности методологий количественной или качественной - на самом деле является вопросом о предпочтительности социологии. Если Вы работаете в русле объективизма, то Вам совершенно неизбежно придется пользоваться традиционным пониманием репрезентативности и валидности данных. Если же сфера Ваших интересов - культурно-аналитическая социология, восходящая своими истоками к философии Риккерта, Виндельбандта, Дильтея, Зиммеля. Вебера, то надежность и достоверность данных здесь предстанет в совершенно отличном виде, и репрезентативность будет иметь другое измерение... Ввиду разделения социологии границы приложения количественных и качественных методов приобрели совершенно четкие очертания. Поэтому, когда говорят о "необъективности" (нерепрезентативности) данных, полученных из глубинного интервьюирования определенной группы людей, имеют в виду необъективность объективистского толка - то есть несоответствие какому-то общепринятому (усредненному) представлению о чем-либо или некоему среднестатистическому положению индивидов в социуме[xxxi]».

И далее она же отмечает: «В период стабилизации экономики и идеологии государства, когда его социальная структура и основные регулирующие коллективные идеи весьма устойчивы, определение любого рода «средней» величины (материальной или идеальной) вполне достижимо, однако в периоды социальных трансформаций само понятие средней становится плохо уловимым. Если обратиться к любому «человеку с улицы», то весьма ничтожна вероятность того, что он скажет: «Я думаю так же, как и другие», или «мои доходы такие же, как и у большинства русских людей». Невозможно сослаться и на общепринятые способы свободного времяпрепровождения, на сходные каналы получения образования и т.д. Активно формируются локальные городские субкультуры и сохраняется внегородская культура, где жизнь протекает по своим правилам, неподдающимся априорной схеме социального аналитика...».

Позитивно метод интервью использовался учеными в культурологических исследованиях.[xxxii]

Из известных исследований 90-х годов, проведенных с использованием метода глубинного интервью в России, можно назвать исследование элитных групп России, осуществленное в 1994-1996 годах под руководством члена-корреспондента РАН К.И. Микульского, «Россия от настоящего к будущему»[xxxiii], где была опробована специальная техника ведения глубинного интервью, которая применена мною, в модифицированном варианте, в данном исследовании. Безусловно, в этой связи нельзя не упомянуть исследования элиты российского предпринимательства, предпринятые Центром политических технологий под руководством Игоря Бунина[xxxiv].

Наряду с названными, можно вспомнить работы, выполненные с помощью метода глубинных интервью в Центре независимых социальных исследований Санкт-Петербурга такими исследователями, как Е. Здравомыслова, А.Темкина, С. Чуйкина, Ю. Зеликова[xxxv].

Среди семи новых тем и исследовательских проектов Центра гендерных исследований (Москва) пять базируются на качественных методах, в том числе на методах интервью[xxxvi]: «Патриархальная культура и российская политика: перспективы для женщин» (Т. Клименкова), «Гендерная идентификация женщин в межпоколенческой ретроспективе», «Гендер и политика: механизмы продвижения женщин на пост лидера» (В.Константинова), «История жизни пожилых женщин в России» (А. Посадская) и др.

Достаточно широко методы качественного анализа представлены в работах Института социологии РАН и других научных центров. Здесь можно назвать такие проекты, как: «Век социальной мобильности в России» (В.Семенова, ИС РАН), «Элита брежневской формации» (О. Крыштановская, ИС РАН), «Биографическое исследование социальной истории Сибири» (М. Рожанский, Иркутский государственный университет) и др.

Данные исследования, на мой взгляд, выявили широту возможностей мягкого и биографического интервью для изучения женского лидерства, участия женщин в ключевых социальных процессах.

Особенности применения интервью в изучении современных социальных процессов были обсуждены на серии семинаров «Возможности использования качественной методологии в гендерных исследованиях», проводившихся в Московском Центре гендерных исследований под руководством Марины Малышевой в 1996-1997 годах. В материалах семинаров содержатся интересные интерпретации и новые подходы к модели интервью, предложенные Энн Оукли и получившие название концепции интерактивного интервьюирования[xxxvii].

Как справедливо замечает Энн Оукли, существует разрыв между книжными рецептами относительно техники интервью и опытом реального интервьюирования, который приобрела автор в процессе своих многочисленных исследований. Подробный анализ концепции интерактивного интервьюирования Энн Оукли дает в своей работе Валентина Константинова.

Как отмечает автор, интервью как метод исследования может быть подразделено на два типа: механистическое и недирективное, или психоаналитическое интервью.

Парадигма интервью в социальных исследованиях, излагаемых в учебнике, как правило, подчеркивает: а) его статус как механического инструмента сбора данных; б) его функцию как специализированной формы разговора, при котором один человек задает вопросы, а другой отвечает; в) характеристику интервьюируемых как пассивных индивидов; г) ограничение функции интервьюеров постановкой вопросов и установление их роли в качестве лиц, стимулирующих сухие короткие ответы.

Второй вид типологизации интервьюеров в методологической литературе - это интервьюер-психоаналитик. Отношения между интервьюером и интервьюируемым иерархичны, и положение эксперта, которое занимает интервьюер, позволяет ему успешно провести интервью. Наиболее важным в этом упражнении является использование недирективных методов и попытки стимулировать свободную ассоциацию идей, которые помогают обнаружить истину, которую стремится получить исследователь.

Фактически термин «недирективное интервью» берет свое происхождение из языка психотерапии и несет в себе логику предельного обезличивания интервьюера, как считает C.Selltiz[xxxviii]. Функция недирективного интервью - служить катализатором для всеобъемлющего выражения чувств субъекта и его убеждений.

Оба типа интервью - психоаналитический и механический - и вся парадигма представления «правильного интервью» в учебниках по методологии соответствуют скорее маскулинной социальной и социологической модели, чем феминной. Например, парадигма «правильного» интервью строится на таких ценностях, как объективность, отчужденность, иерархия, которые превалируют над более индивидуализированными ориентациями людей. Следовательно, ошибки плохого интервьюирования включают субъективизм, вовлеченность, «фикцию» равенства интервьюера и респондента и неадекватное использование способов, которые несопоставимы со статистической точки зрения.

Эта полярность в определении «пригодного» и «непригодного» интервью, по мнению Валентины Константиновой, является классическим проявлением гендерного стереотипа, воспроизводящегося в бесчисленных исследованиях, имеющих место в современных индустриальных цивилизациях. С этой позицией трудно не согласиться.

Несмотря на активную поддержку одних исследователей и научное недоверие других, метод интервью, на мой взгляд, получит в дальнейшем еще более широкое распространение, хотя бы потому, что исследования, проведенные с его использованием, «открыты» для большего числа лиц, нежели исследования, выполненные в сложном «статистическом языке». В силу того, что социология и социальная психология во все большей степени работают «на заказчика», который заинтересован в «социологическом видении» ситуации, но предпочитает аналитические материалы, которые он сам может экспертировать на «соответствие реальности», метод интервью получает реальные преимущества перед другими методами хотя бы потому, что он дает для подобных оценок самый адекватный материал.

Таким образом, доминирование требования «объективности», поддающейся количественной верификации, характерное для «советской традиции» социальных наук, постепенно сменяется доверием к качественным методам в социальных и социально-психологических исследованиях.

Но одна существенная проблема, несмотря на оптимизм будущих возможностей, все же остается - фигура интервьюера и используемые им модели интервью. Так называемый «эффект интервьюера», впервые осознанный исследователями достаточно давно[xxxix], был и остается в данном типе исследований ключевым.

Реакция лиц, использующих этот методический прием, на «эффект интервьюера», носила, как правило, взаимоисключающий характер. Одни пытались ограничить роли и функции интервьюера[xl], другие, наоборот, стремились найти модели эффективного использования данного способа исследования.

«Совершенствование метода интервью, - считает Г.А. Погосян, - должно заключаться не в ограничении роли и функции интервьюера, а в более полном использовании возможностей, которые открывает двухсторонний контакт Интервьюер, в этом случае, может использоваться не только для сбора основных сведений о предмете исследования, но и для получения дополнительной информации относительно поведения респондентов»[xli] В частности, в своем экспериментальном исследовании, касающемся возможности использования интервьюера одновременно и как эксперта-информатора, автором достаточно убедительна показана целесообразность и надежность подобной стратегии

Однако, доказательство права присутствия интервьюера как значимой фигуры исследования не отрицает проблемы качества получаемой в интервью информации, в зависимости от компетентности и «уровня мотивационной включенности интервьюера» в исследование, от стиля интервьюирования.

Разными исследователями были проведены сходные эксперименты по выявлению влияния стиля интервью на поведение респондентов[xlii]. В частности, в исследованиях Хенсон с соавторами[xliii] были выделены, как противоположные, «профессиональный» стиль интервьюирования и «межличностный», или «интерперсональный» стиль. Согласно данным, полученным этими исследователями, респонденты были в большей степени удовлетворены общением в межличностном стиле и давали более полную информацию в своих высказываниях, хотя точность этих сообщений не была значительно выше той, которая была получена при проведении интервью в «профессиональном» стиле. Также в других, более поздних исследованиях[xliv], было показано, что респонденты, опрошенные в «социо-эмоциональном» стиле, давали большее количество адекватной информации в прямых ответах на вопросы, по сравнению с «формальным» стилем.

Несмотря на попытку экспериментальными техниками выявить условия оптимального протекания интервью, исследователями, на мой взгляд, не ставится такая важная проблема, как функциональная позиция интервьюера в исследовании. Не вызывает сомнения тот факт, что сочетание позиции автора исследования и разработчика его основных концептуальных положений с позицией интервьюера, реализующего этот замысел, является наиболее предпочтительным вариантом, при условии, что концептуалист и интерпретатор владеют техникой интервью в той мере, в какой это не мешает реализовывать основные цели исследования. Как бы тщательно не разрабатывались модели интервью, они не в состоянии охватить всей реальности исследования и учесть заранее психологическую специфику будущих респондентов. Поэтому возможность динамичной смены стратегии ведения интервью, исходя из особенностей респондента, возможно осуществить в том случае, если интервьюер сочетает в одном лице концептуалиста, аналитика и интерпретатора. «Подвижный» характер интервью, максимальная ориентация на психологические особенности респондента, отказ от использования заранее сконструированных схем «во что бы то ни стало» позволяют превратить интервью в процесс взаимного творчества, где ни одна из сторон не ощущает себя объектом исследовательского процесса. Что особенно важно - в случае несовпадения исходных гипотез с материалом, получаемым в процессе интервью, разработчик может «испробовать» другие варианты вопросов, максимально отвечающие природе наблюдаемых явлений.

«Настраивающееся» интервью, безусловно, нельзя реализовать в том случае, если интервьюер выполняет чужой замысел, каким бы искусным он ни был. Те же рассуждения можно применить и к позиции «интерпретатора результатов». Если эти позиции совмещены, фигура интерпретатора на какое-то время может руководить фигурой интервьюера, превращая его из мастера получения информации в лицо, проверяющее свои будущие аналитические гипотезы.

Множественность профессиональных позиций, с которых может вести интервью такой комплексный интервьюер, повышает надежность получаемой информации, с одной стороны, с другой - расширяет возможность интерпретации получаемых результатов. Интервьюер в ходе интервью способен оценить адекватность будущих интерпретаций и скорректировать их по ходу, в случае убедительности и непредвзятости респондента.

Мой собственный опыт исследования элиты российского предпринимательства неоднократно убеждал в том, что исходные представления, с которыми входишь в исследование, и те представления, которые формируются в его ходе, могут существенно отличаться.

Может быть, поэтому в настоящее время использование метода мягкого интервью для изучения «становящихся» процессов в России, к которым безусловно относится лидерство женщин-предпринимателей, дает более надежные результаты, при условии сочетания ряда исследовательских позиций в одном лице, что, безусловно, ставит проблему «нового профессионализма» для социологов и социальных психологов.

Однако, кто бы не использовал технику мягкого интервью как методику качественного анализа того или иного явления, очевидно одно - мягкое интервью всегда предполагает компромисс между целями и задачами исследователя и теми смыслами и значениями, которые важны для респондента.

Найти общее «пространство значимости», совпадающее для участников диалога, представляет собой сложную эвристическую задачу, основанную на необходимости заново с каждым из респондентов искать адекватные принципы получения необходимой экспертной информации.